Уйти по воде - Федорова Нина Николаевна (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Сами собой отпали сомнения в «да» или «нет» – вопрос казался глупым: в реальности, которой она так боялась, они с Костиком совпали не хуже, чем в виртуальности – даже лучше, потому что все здесь было полнее, ярче, все было по-настоящему. С каждой встречей Катя убеждалась в этом, с каждым телефонным разговором, который затягивался далеко за полночь, и виртуальность уже была не нужна – Катя больше не сидела в Интернете по ночам Правда, теперь ее никогда не было дома по выходным: несмотря на мороз, она бежала на свидания, возвращалась поздно, принося с собой иногда цветы и всегда – счастливую улыбку.
III
Родители не могли не заметить всех этих перемен, потребовали объяснений – Катя все честно рассказала и про Интернет, и про встречи, родители, кажется, были рады, хотя и настороженно немного расспрашивали, где Костик учится и чем занимается; впрочем, что они думали на самом деле, Катя точно не знала: сейчас она плохо воспринимала действительность, плохо соображала, не замечала никого и ничего, ни родителей, ни брата и сестру, ни подруг, ни учебу – потому что Костик поил ее любовью.
Она просто не верила, что все это возможно – чтобы ее вот так любили, чтобы ее – ее! – называли самой красивой, самой умной, самой лучшей на свете, и это ведь было совершенно искренне, она это ясно видела – он правда так считал! Он держал ее за руку, он дарил ей цветы и шоколадки, он как-то необыкновенно ласково звал ее Катюхой, он смотрел на нее так, что внутри все обрывалось, и казалось – сон, просто сон, и в то же время ликующее сердце подкатывало к горлу – нет, это правда, правда, правда!
Они гуляли по парку, бродили без цели по заснеженным улицам, отогревались потом в уютном подвальном кафе, отпивая маленькими глотками ароматный глинтвейн, смеялись над чем-то до слез, вечером Костик провожал Катю на метро домой, грел почему-то всегда теплыми руками ее замерзшие руки, уверенно подхватывал ее, когда она теряла равновесие в качающемся вагоне, возле ее подъезда они прощались – чтобы потом еще два раза поговорить по телефону: первый раз быстро – когда Костик позвонит сказать, что добрался до дома, и второй раз уже долго и основательно – перед сном.
Внутри у Костика как будто работала солнечная батарейка – он буквально излучал тепло, оно, казалось, наполняло все пространство возле него, странное, необъяснимое тепло – никогда раньше Катя такого не ощущала Только возле него она стала понимать, что раньше всегда жила на взводе, всегда нервно напряжена, хотя внешне этого не было заметно – но возле Костика вечное ее напряжение отпускало, она смотрела на него с восхищением и обожанием, просто не веря, что все это – ей
Она не успевала, торопилась пробовать все это, совершенно новое для нее, о чем раньше читала только в книгах, и понимала – ни одна книга, по крайней мере из тех, которые она когда-либо читала, не могла передать ей, той, прежней Кате, что такое – по-настоящему чувствовать любовь.
Оказалось, что любовь – это не сон, не морок, не вечное страдание, лишающее сил, напротив – любовь дает жизнь, и силы, и свободу; она смеясь вспоминала Олега – да ведь он был картонный, ненастоящий, он ведь нарисованный был, она же сама его и раскрасила, как бумажную куклу, которой в детстве рисовала платья, и как можно было это принимать за любовь?
Как можно было столько лет жить в нарисованном мире, и довольствоваться им, и бояться шагнуть в настоящий мир, считать себя недостойной и только представлять себе это все, сочинять в воображении романы и населять их героями, когда оно – все это счастье – может быть на самом деле, может принадлежать ей, может быть вот с ней, а вовсе не с какой-то идеальной девушкой, красавицей и героиней, а с ней, обычной, земной, неидеальной, ее, оказывается, тоже могут любить, да не как в книгах, а в сотню, в миллион раз лучше, чудесней, прекрасней, чем в самой замечательной книге.
Ночью, если не удавалось заснуть от переполняющего ее счастья, она лежала без сна до рассвета, думая: «Я его люблю», – улыбаясь этим мыслям, и когда ей приходило в голову, сколько еще всего радостного и прекрасного впереди, чего они еще не успели и что ждет их за горизонтом, она даже не могла оставаться в постели, вскакивала, бежала к окну, смотрела вверх, в бесконечность неба, прижимаясь лбом к холодному стеклу, думала: ни с чем не сравнимое это чудо и счастье – любовь
IV
На Светлой седмице Катя опять пошла туда, на последний – это она уже чувствовала – разговор
Разговор был неизбежен, он назрел давно: Катя не была у отца Митрофана почти год – с лета На службы она еще иногда ходила – не каждое воскресенье и только в храм возле дома, но все это было, скорее, для мамы, чтобы не возникало вопросов, чтобы мама не поняла ее кризиса, опустошения, чтобы хотя бы внешне все оставалось, как прежде
С января она в храме не была вообще – все выходные проводила с Костиком, Святки, Масленица, Великий пост пролетели для нее незаметно, в один миг, она жила бы так и дальше, больше всего она мечтала, чтобы всегда все оставалось так, как есть, но внутри ее грызло болезненное чувство вины: она вела себя неправильно, грешно, вместо служб – гуляла, тем более гуляла с нецерковным и даже хуже – с некрещеным мальчиком.
Родители тоже стали проявлять все больше беспокойства, они всё чаще расспрашивали про Костика, интересовались, как продвигается дело с его воцерковлением Катя что-то мямлила в ответ, уходила от прямого разговора, потому что дело с воцерковлением вообще-то никак не продвигалось. Конечно, она понимала: надо как-то узаконить то, что с ней происходит, поэтому рассказывала Костику по чуть-чуть, что ходит в храм, верит в Бога – он отнесся к этому спокойно, и батюшки раздражения у него, в отличие от многих нецерковных людей, не вызывали. Но зачем нужна Церковь – он не понимал, Катя делала попытки объяснить, но быстро умолкала: в собственных словах ей начинали слышаться фальшивые нотки И она боялась признаться себе в самом страшном – на самом деле ей вовсе не хотелось, чтобы Костик становился православным. Ей казалось, что приход в Церковь неизбежно его изменит, она больше всего не хотела, чтобы он менялся, становился «православным мальчиком», она слишком хорошо помнила, как меняет людей неофитство, а Костик так нравился ей таким, каким он был, – веселым, свободным, легким И тут он вдруг тоже начнет вычитывать правила, ходить на исповедь, читать Святых Отцов, уличать Катю в мелких грешках и отступлениях, поучать и занудствовать, отрастит бороду и соберет волосы в сальный тощий хвостик? При всей фантастичности этой картины перспектива таких перемен Катю совсем не вдохновляла Нет уж, пусть лучше все остается, как есть
Но оставить все, как есть, не получалось Постоянно, каждую минуту она думала о том, что не давало спокойно дышать, висело, как камень на шее, – надо пойти к отцу Митрофану Дело зашло слишком далеко, так что действительно пора уже рассказывать всё – это всё становилось больше и страшнее и стремительно росло как снежный ком Она слишком заигралась в свое бунтарство, это «понарошку» вдруг стало реальностью, и теперь Катя почти ушла из Церкви и сейчас стояла у последней черты.
Но идти к отцу Митрофану было слишком страшно, она понимала, чувствовала – приговор отца Митрофана будет суровым, а если он попросит привести Костика на беседу? К тому же сразу начались бы пересуды приходских знакомых, она даже мысленно видела уже вездесущую Юлию Львовну, которая, поджав губы, оглядывает ее и Костика – вот, и Катя невера привела, кто бы мог подумать, из такой хорошей семьи девочка, а туда же, может, вообще забеременела уже, а то были случаи, знаем мы их, нецерковных Кроме Юлии Львовны была еще Лидия Петровна, и тетя Наташа, впрочем, тетя Наташа уже была в курсе, что Катя встречается с «невером» – мама, конечно, рассказала; были еще и другие приходские, всем им было дело до Кати, как, впрочем, и до остальной выросшей на их глазах «молодежи». Больше всего ей не хотелось этих взглядов и расспросов, не хотелось, чтобы это чувствовал Костик, чтобы он видел весь этот ее специфический мир, да и как вообще можно было примирить два совершенно разных мира – Костика и приход? Нет, она не хотела сейчас в этом разбираться, не хотела никаких разговоров с отцом Митрофаном, она просто хотела сейчас пить, и пить, и пить любовь, и чтобы на это время все от нее отстали – ? ?? ??????? ????? (и черная земля пьет, древнегр.). В конце концов, на водопое даже дикие звери не нападают друг на друга, есть вообще такой неписаный закон.
