О Жизни Преизбыточествующей - Арсеньев Николай Сергеевич (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Сначала впечатление как будто странное. Эстетически эти стихи захватывают вас; более того — они захватывают вас и религиозно, глубоко религиозно. В них чувствуется музыка томления:
La musica callada Безмолвная музыка,
La soledad sonora Полное звуков уединение,
La cena que recrea у enamora! Трапеза, которая обновляет и исполняет любви!
(Cantico espiritual).
Музыка — вернее драма томления и искания и все превозмогающая радость прикосновения к тому, что единственно верно и подлинно и преизбыточествует, и исполнено истинной красоты и может поэтому удовлетворить тоску души: к Божественному.
Образы «Песни Песней», но с еще более подчеркнутой струей тоски и томления, которая не только пронизывает всю драму искания Возлюбленного, но и все картины природы, дышущие какой–то потусторонней, мистической устремленностью.
Какой–то иной мир, более богатый и цветущий, чем знакомый нам, более полновесный, и полнозвучный, и вместе с тем, более загадочный, встает перед нами, исполненный неясных шептаний и зовов и напоминаний о преизбыточествующей Божественной Полноте.
Y todos cuantos, vagan, И все, кто только встречаются мне
De ti me van mil gracias refiriendo Говорят мне о бесчисленных потоках
Y todos mas me llagan, Твоей благодати
Y dejame muriendo И все они только еще больше меня
ранят,
Un no se que que quedan balbucendo. И то, что они неясно лепечут, заставляет
меня умирать от томления.
Все, что есть в мире прекрасного, захватывающего, умиляющего и умиряющего душу, есть отображение Возлюбленного, есть напоминание о Нем:
«Мой Возлюбленный, это — горы», читаем дальше в том же «Cantico espiritual».
Так обращается Возлюбленный ко всей твари:
A las aves ligeras, Обращаюсь к вам, легкокрылые
Leones, ciervos, gamos saltadores, птицы,
Montes, valles, riberas, Львы, олени, скачущие серны,
Aguas, aires, ardores Горы, долины и реки,
Y miedos de las noches veladores. Воды, ветры и порывы зноя,
Рог las amenas liras Заклинаю вас сладостным звуком
Y canto de sirenas os conjuro, лир
Que cesen vuestras iras. И пением сирен —
Y no toqueis al muro, Да утихнет вся ваша ярость,
Porque la esposa duerma mas seguro. He прикасайтесь к стене, Чтобы сон Супруги не был нарушен !
Супруга обращается к своему Возлюбленному с такими словами: «Давай услаждаться, о Возлюбленный, и пойдем созерцать Твою красоту — туда к горе и к холму, где вытекает чистый источник, уйдем поглубже в чащу леса…» Это — образ Невыразимого, встречи души с ее Царем и Владыкой.
И далее :
El aspirar del aire, Трепет ветерка,
El canto de la dulce filomena, Пение сладостного соловья,
El soto у su donaire Роща и ее очарование,
En la noche serena В ясную ночь суть пламя,
Son llama que consume у noda репа. Которое сжигает и не причиняет боли.
Но все это, так сказать, вырвано из своего контекста. Дело не в красотах природы, не в красоте вообще, а в том Последнем, Основном и Величайшем, что превосходит всякую красоту, ибо Оно само есть источник всякой красоты и всякой жизни.
Я повторяю : трепет Невыразимого пробегает через мистическую поэзию Juan de la Cruz. В этом ее – смысл и ее религиозное оправдание; она как бы уязвляет душу, дает почувствовать — хотя бы смутно, хотя бы издали — то, что невыразимо словами.
Для Juan de la Cruz характерен образ «темной ночи души » (la noche oscura del alma) : должны замолкнуть все чувства, все страсти, все стремления к душевным и даже духовным услаждениям — душа должна предстать как бы обнажен ной от всего тарного, в темноте и смирении пред лицом Божим.
En una noche oscura В темную ночь
Con ansia de amores inflamada Пылая жаром любви
— Oh dichosa ventura ! — — О счастье, о удача ! —
Sali sin ser notada, Я вышла из дому, незамеченной,
Estando уа mi casa sosegada. Когда мой дом был объят уже покоем.
Ночь души! Душа чувствует себя такой малой, такой ничтожной, такой ничего не стоющей, лишенной всего, даже своего вьющего достояния — ощущения божественной близости. Она оставлена, или мнит себя оставленной; отмирают в ней ее эгоистическая самоустремленность, все ее своекорыстие, даже своекорыстные устремления к духовным радостям. Она иссохла как земля безводная, и смиряется в молчании и темноте неведения, под высокую руку Того, кто ее смиряет, она ждет и терпит, и смиряется и уповает. Это все, что ей остается: уповать в смирении неведения и оставленности. В своем комментарии к стихам своим о Темной Ночи так пишет Juan de la Cruz: «В этих двух первых строфах изображается плод двоякого очищения духовного: чувственного и духовного состава человека…»
«В первой строфе душа повествует о том способе и том пути какими она, поскольку это касается ее привязанностей, вышла из себя и из всех вещей, умирая для них и для себя самой, через истинное самоумерщвление, чтобы начать жить жизнь любви, сладостную и утешительную, в Боге. И говорит душа, что это выхождение ее из себя и из всех вещей было Темная Ночь, которая обозначает здесь очистительное созерцание, производящее в душе… отрицание себя самой и всех вещей» [384].
Здесь прекращается всякая эстетика, всякая радостная игра образов. «Первое из этих очищений или Первая Ночь является горькой и страшной для наших чувств… Но Вторая Ночь без всякого сравнения ее превосходит: ибо она ужасающа и устрашающа для самого духа нашего» [385]. Здесь испытывается верность человека, здесь выковывается его преданность воле Божией, здесь воспитывается и подготовляется он к более совершенной и чистой любви. Ибо душа, чувствующая и мнящая себя оставленной, на самом деле не оставлена: Он ведет ее в темноте, среди ночи.
«Эта Темная Ночь есть воздействие Бога на душу, очищающее ее от ее неведения и от ее обычных недостатков, природных и духовных. Созерцатели называют это состояние тайноподаваемым (вливаемым в душу) созерцанием (contemplacion infusa) или мистическим богословием, в котором Бог тайно научает душу и ведет ее к совершенству любви (без того, чтобы она сама здесь что–либо делала или даже понимала, как действует в ней это «тайно вливаемое созерцание») [386].
В тишине и смирении и чрез «темноту» этой очистительной Ночи зовет Бог к Себе, более того, ведет к Себе послушную и покорную, предавшуюся Ему душу. Ведет к единению с Собой в любви.
Объединение души с Возлюбленным, перерождение души, ее переход от старого к новому, ее новая жизнь, ее прикосновение к Божественной Жизни — об этом, еще в большей степени, чем обо всем предыдущем, можно говорить только намеками, только образами. Значительность образов у Juan de la Cruz: в их насыщенности; вернее, за ними ощущаются явления высшего, просветленного, божественного мира. Эти образы «просвечивают», они светятся. О несказанном говорить нельзя. Лирически–музыкальный образ поэта–мистика есть та «musica callada» — «безмолвная музыка», которая говорит, не говоря, только указуя. «Ибо кто может описать то, что Он дает уразуметь душам, охваченным любовью, в которых Он обитает? И кто сможет выразить словами то, что Он дает им почувствовать? И то, наконец, что Он побуждает их возжелать?» [387].
