Гоголь. Соловьев. Достоевский - Мочульский Константин Васильевич (книга жизни TXT) 📗
Это единство подчиняет себе все сложное многообразие внешнего действия. Страсть Версилова к Ахмаковой висит, как рок, не только над его возлюбленной, но и над всеми действующими лицами. Чувство страха за героя и за весь его мир усиливается с каждой главой романа. Чем больше мы его узнаем, чем глубже проникаем в его раздвоенное сознание, тем яснее понимаем, что он способен на безумие и преступление. Автор не довольствуется нашей психологической уверенностью в неизбежности катастрофы; он прибегает к избитому приему уголовного романа: у подростка хранится «документ», компрометирующий Ахмакову. Если Версилову удастся завладеть им, он может ее погубить: внешний интерес интриги поддерживает нашу тревогу за судьбу героев. История этого рокового письма, его мытарства, борьба за него, похищение его Ламбертом, участие в этой интриге Версилова и вызванная им катастрофа создают второй, авантюрный план романа. Духовный раздор отца с сыном снижается до низменной борьбы за документ; страсть Версилова к Ахмаковой связывается с попыткою шантажа. Достоевский не боится пожертвовать иногда художественностью ради «занимательности», и он достигает своей цели. По разнообразию происшествий, пестроте действующих лиц, напряженности страстей и эффекту столкновений «Подросток» — самый увлекательный из всех романов Достоевского.
Главный герой загадочен, и прошлое его погружено в полумрак. В начале своей автобиографии подросток говорит о Версилове: «Этот человек, столь поразивший меня с самого детства, имевший такое капитальное влияние на склад всей души моей и даже, может быть, еще надолго заразивший собою все мое будущее, этот человек даже и теперь в чрезвычайно многом остается для меня совершенно загадкой». Сын знает, что отец его изгнан из общества за какой‑то «скандальный поступок», что год тому назад, в Германии, молодой князь Сокольский дал ему пощечину. За разрешение загадки Версилова берется подросток. «Я непременно должен узнать всю правду в самый ближайший срок, — говорит он, — ибо приехал судить этого человека». Экспозиция «Подростка» параллельна экспозиции «Бесов»: и там и здесь ставится загадка героя; но разница, меняющая весь идейный смысл романа, заключается в том, что Ставрогина разгадывают чужие, тогда как Версилова изучает и судит его собственный сын. Первыми руководит интерес идейный, вторым — кровная связь и общая судьба.
Происшествия в «Подростке» поражают еще большей неожиданностью и странностью, чем события в «Бесах». Вся катастрофа построена на внезапных и удивительных сцеплениях обстоятельств: Версилов разбивает образ, подросток решает возвратить документ и обнаруживает его пропажу; Ламберт шантажирует Ахмакову, Версилов ее защищает и хочет застрелить; Анна Андреевна похищает князя и привозит его на квартиру подростка и т. д. Ни в одном романе Достоевского «вихрь событий» не бушует так неистово, как в «Подростке».
***
Роман написан в форме автобиографии двадцатилетнего юноши Аркадия Долгорукого, незаконного сына помещика Версилова. Это — «история его первых шагов на жизненном поприще». Начинается она с кратких сведений об отце. Помещик Версилов был женат на девушке из высшего света и имел от нее сына и дочь. Он прожил три состояния и, овдовев в двадцать пять лет, сошелся с женой своего садовника Макара Долгорукого, Софьей Андреевной; выкупил ее у мужа и увез за границу. Через год у него родился сын Аркадий, и еще через год — дочь Елизавета. Мальчик воспитывался вдали от семьи. «Я был, как выброшенный, — вспоминает он, — и чуть не с самого рождения помещен в чужих людях… До двадцатого года я почти не видал моей матери». На этом жизнеописание подростка обрывается. За месяц до 19 сентября, дата, с которой начинается его повесть, он в Москве решил «отказаться от всех и уйти в свою идею уже окончательно». Эта идея создалась у него еще с шестого класса гимназии, и ради нее он решил пожертвовать университетом. Отец предлагает ему приехать в Петербург и поступить на службу. Аркадия соблазняет это предложение, хотя он и боится, что новая жизнь отдалит его от главного — от идеи. Но страстное желание увидеть отца побеждает все сомнения. Решающей же причиной его отъезда из Москвы является некий «важнейший доку мент», который делает его «властелином и господином чужих судеб».
Он приезжает в Петербург, знакомится со своей семьей, служит секретарем у старого князя Сокольского, друга отца. Постепенно вовлекается в новую жизнь. Душевное раздвоение его усиливается; с одной стороны, загадочный мир отца, который волнует и влечет его, с другой — «идея», преследующая его неотступно. Он хочет узнать отца, чтобы судить его, и одновременно пытается осуществить свою идею: покупает на аукционе какой‑то альбом и перепродает его с большим барышом. Версилов ведет процесс с князьями Сокольскими и выигрывает его; в руки Аркадия попадает письмо, из которого явствует, что права Версилова на наследство сомнительны. С каждой главой разрыв между идеей отца и идеей сына углубляется. Гордый мальчик обожает Версилова и бунтует против него. Он говорит: «Это правда, что появление этого человека в жизни моей, т. е. на миг, еще в первом детстве, было тем фатальным толчком, с которого началось мое сознание. Не встреться он мне тогда, мой ум, мой склад мыслей, моя судьба наверное была бы иная, несмотря даже на предопределенный мне судьбою характер, которого я бы все‑таки не избегнул». Так ставится главная тема романа — проблема общения; человек детерминирован своим характером, но судьба его определяется в свободе, несмотря на характер. Влияние одной личности на другую безгранично, корни человеческого взаимодействия уходят в метафизическую глубину; нарушение этой соборности душ отражается в общественных потрясениях и политических катастрофах.
В душе подростка притяжение к отцу столь же сильно, как и отталкивание. Закону «всеединства» противополагается закон «обособления». Личность не хочет быть только частью целого, она претендует быть всем. Аркадий, выброшенный из семьи, забытый родителями, носит в сердце незаживающую рану. Он — оскорбленный и гордый мальчик, не прощающий обид. От унижений и страданий спасается в свою «идею». «Моя идея, — говорит он, — стать Ротшильдом». Если общение между людьми нарушено — не надо никакого общения. «Вся цель моей идеи — уединение… Тут тот же монастырь, те же подвиги схимничества». Он уже испытывал свои силы: жил впроголодь, от всего отказывался, упра–жнялся в аскетизме. Любящее сердце молодого мечтателя уязвлено равнодушием обожаемого отца, и он начинает ненавидеть людей. «Может быть, с самых первых мечтаний моих, т. е. чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя, как на первом месте, всегда и во всех оборотах жизни… С двенадцати лет я думаю, т. е. почти с зарождения правильного сознания, я стал не любить людей… Да, я жаждал могущества всю мою жизнь, могущества и уединения… Уединение и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы». Мир, созданный Богом, управляется центростремительной силой, единством в любви; гордая личность проти опоставляет ему силу центробежную — могущество в уединении. Достоевс кий, творец величайших современных тра гедий, создает динамический образ миро вой стор и и перед ним открывается трагическое зрелище противоборства двух сил: божественного «собирания воедино» и демонического разъединения и раздроб ления. Объединяющей любви он проти воставляет не ненависть, а могущество и власть. В этом гениальное его прозрение. В Божьем мире — свободное согласие, в царстве дьявола распыленные атомы принудительно скрепляются властью и деспотизмом. Власть по самой своей природе демонична: она создает не духовную общину, а материальный коллектив, не Царство Божие, а коммунистический муравей ник. Идея подростка подготовляет появление Великого Инквизитора в «Братьях Карамазовых».
Тема «гордого уединения» проходит через все творчество Достоевского; в каждой душе есть<<подполье»; писатель гордился тем, что первый проник в эту тайну личности и изобразил ее как трагедию современного сознания. Величайшее метафизическое свое открьггие он приписывает влиянию Пушкина. «Уединение и спокойное сознание силы!» — восклицает подросток и цитирует: «С меня довольно сего сознанья… Я еще с детства, — продолжает он, — выучил наизусть монолог Скупого Вьщаря у Пушкина; выше этого по идее Пушкин ничего не производил».
