Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты - Мамичев Дмитрий Анатольевич
Стенька с домовитыми казаками сойтись не мог: они верно исполняли царскую службу и соблюдали законность. Атаман их Корнилий Яковлев в Черкесске, уважаемый ими, сдерживал их от каких бы то ни было незаконных действий; зато тут же нашлось немало голытьбы, готовой идти за дерзким вожаком на какое угодно предприятие. Набрав себе шайку отчаянных казаков, Разин задумал было погулять по Азовскому морю, «пошарпать» турецкие берега; но Яковлев не допустил этого.
Тогда на нескольких стругах (легкие суда) Разин поднялся вверх по Лону и переволокся на Волгу… Скоро здесь заговорили о лихих разбойниках. Ватага Стеньки была разделена на сотни и десятки и управлялась по казацкому обычаю, а сам Разин был атаманом. На берегу Волги они заложили стан и поджидали добычу, и недолго пришлось ждать. Шел по Волге полый караван судов с товаром, в сопровождении отряда стрельцов; но у Разина было уже с тысячу товарищей, готовых на все… Караван был остановлен, ограблен, хозяев Стенька приказал повесить на мачтах, других утопить, а простым стрельцам и рабочим он объявил:
— Вам всем воля; идите себе, куда знаете. Силою я не стану вас неволить быть у себя, а кто хочет идти со мной — будет вольный казак…
Работники и стрельцы пристали к Разину.
Затем он пробрался на Яик, где было много воровских казаков; смелым обманом он завладел здешним городком и засел в нем на зиму. Царские отряды, высланные против него из Астрахани, были разбиты.
Из Яика Разин отправился промышлять на море, пограбил персидские суда, приставал к персидским берегам, опустошал села и города. Нападали казаки по большей части невзначай, так что жители со страху разбегались и покидали свое достояние, а там, где можно было ожидать отпора, Стенька пускался на хитрости… Добычу казаки промыслили себе небывалую, многих захватили в плен, пленных персиян обменивали на христианских невольников и потом хвалились, будто сражались за свободу своих братьев по вере и племени.
Персидский шах выслал против Разина семьдесят боевых судов. Казаки вступили с ними в бой, потопили большую часть их, а некоторыми завладели. Эта победа доставила Стеньке Разину громкую славу в казацком мире.
Велика была добыча лихих удальцов, много награбили они золота, дорогих тканей и всякого узорочья, но хлеба было у них мало, пресной водой трудно было раздобыться, и болезни стали одолевать их. Пришлось подумать о возвращении домой: довольно себе добыл каждый добра, было чем похвалиться и на что весело пожить…
В конце лета 1669 года Разин вернулся в устье Волги, навстречу ему вышел на судах отряд царской рати, но не для битвы. Воевода велел объявить Разину, что государь простит ему лихие дела его и позволит ему вернуться на Дон, если казаки отдадут свои морские суда (струги), пушки, захваченные из царских городов и судов, отпустят служилых людей, приставших к ватаге их, и персидских пленных.
Разин согласился, приехал в Астрахань, принес повинную, но всех требований не исполнил: не выдал всех пленных и пушек. Воеводы не решились настаивать — они, как по всему видно, сами сильно уже побаивались дерзкого атамана. Силы у них было немного; стрельцы и черный народ сочувствовали разницам…
Казаки стали под Астраханью станом. Десять дней проели они тут; каждый день ходили по городу; сбывали за бесценок награбленное добро: шелк, бархат, золотые изделия и проч. Ловкие астраханские торгаши, русские, армяне и персы, в несколько дней обогатились… Сподвижники Разина щеголяли в богатых персидских нарядах: рядились в шелковые и бархатные одежды, драгоценные камни и жемчуг сияли на их шапках. Атаман от других отличался лишь своим повелительным видом. Разин внушал всем какой-то страх и подобострастие; пред ним не только снимали шапки, но кланялись ему в ноги и величали его «батюшка Степан Тимофеевич».
Расхаживая среди народа, Разин со всеми встречными приветливо разговаривал, оказывал нуждающимся помощь, щедро, полными горстями, сыпал серебро и золото… Понятно, какое обаяние производила его личность на темный народ. С жадным любопытством сбегались толпы поглазеть на казачьи суда, полюбоваться атаманским стругом «Соколом». как называет его народная песня (веревки на нем были шелковые, паруса — из дорогих персидских тканей…).
Невежественный народ мало задумывался над тем, что «работнички Стеньки Разина», как называли себя разбойники, промышляли себе богатство разбоем и душегубством. Они грабили и губили басурман да своих разбогатевших людей, а бедняков и простого народа не трогали, даже сулили им всякие блага, — этого было довольно для многих темных людей; вот чем надо объяснить, что в иных народных песнях воспевается не только удаль и сила воровских казаков, но даже величаются они «удалыми, добрыми молодцами» и сравниваются с прежними богатырями могучими… Этим же объясняется, почему и Стеньку величали «батюшкою».
Дикий разгул казацкий и зверская необузданная натура самого Стеньки Разина не знали удержу. Один иностранец-очевидец рассказывает о таком ужасном случае. Стенька с ватагой своей катался по широкому раздолью Волги на струге; вино хмельное, по обычаю, лилось рекой и туманило казацкие головы. Подле Стеньки сидела пленница — персидская княжна. Роскошный наряд, вышитый золотом и серебром, бриллианты и жемчуг увеличивали блеск ее замечательной красоты. Пленница эта сильно нравилась суровому атаману.
Вдруг он вскакивает с места и, обращаясь к Волге, говорит:
— Ах ты, Волга-матушка, река великая! Много ты дала мне и злата, и серебра, и всякого добра, славою и честью меня наделила, а я тебя еще ничем не поблагодарил! На ж тебе, возьми!
При этом Стенька схватил княжну одной рукой за горло, а другой за ноги и кинул в реку.
По народному поверью, после удачного плавания по морю или реке следовало бросить в воду что-либо ценное в знак благодарности. Поверье это возникло, конечно, из древнего языческого обычая приносить жертвы водным божествам… Стенька в зверском порыве принес человеческую жертву Волге-матушке.
Разин, несмотря на свое обещание оставить лихие дела, отправляясь на Дон со своей шайкой, продолжал по-прежнему буйствовать и чинить повсюду дикое самоуправство. Когда же от него потребовали, чтоб он вернул от себя приставших к нему нескольких стрельцов, он с гневом ответил:
— У нас, у вольных казаков, этого не водится, чтобы беглых выдавать. Кто к нам придет, тот волен. Мы никого не силуем, а хочет — путь уходит!
Когда Стенька прибыл в Царицын и толпа донских казаков явилась к нему жаловаться на притеснения и лихоимство воеводы — суровый атаман потребовал, чтобы все обиженные были удовлетворены, — воевода исполнил это требование.
— Смотри мне, — пригрозил ему Стенька, — если я услышу, что ты будешь притеснять казаков… я тебя живого не оставлю!..
Воеводе пришлось молча выслушать эту угрозу воровского атамана, который, очевидно, своим заступничеством хотел расположить к себе простой люд и казаков.
Перешли на Дон, Разин устроил на небольшом острове городок Кагальник (между станицами Кагальницкою и Ведерниковскою) — наподобие Запорожской Сечи, — велел обнести его земляным валом; казаки устроили себе здесь землянки.
Молва об удаче Разина, о его «казне несметной» широко разносилась по степной Украине. Со всех сторон сбегалась к нему голытьба: гулящие и лихие люди находили у него пристанище, даже с Украины, из Сечи, приходили к нему казаки. Домовитые, зажиточные казаки, понятно, чуждались голутвенных, воровских казаков; а Разин действовал совершенно иначе: он братался с ними, ловко выставлял на вид, что он заботится об их выгодах, держался с ними на равной, товарищеской ноге. Это, конечно, очень было по душе всяким беглецам, бежавшим от тяжкой нужды или от наказаний. Толпы всякого сброду собирались около него и готовы были идти за ним всюду, куда он их поведет. Зато домовитые донские казаки, бывшие под начальством Корнидия Яковлева, враждебно смотрели на Разина и его шайку, быстро растушую; но Стеньке бояться домовитых было нечего: у него силы было больше, чем у них. Простой народ видел в нем необыкновенного человека: ходила молва, что он — чародей; что его не берут ии вода, ни огонь; что он может заговаривать всякое оружие. «Ваши пушки, — говорит Стенька в одной песне, меня не возьмут, легки ружьеца не проймут». Не только народ, но и царские служилые люди признавали в нем какую-то чудодейственную силу; воеводы даже в своих донесениях царю писали об этом. По народным преданиям, нельзя было и поймать его: случалось, ловили его, но он тряхнет кандалами, и они летят у него с рук и ног; выстрелят в него из ружья — пуля отскакивает… Эти слухи, суровый, мрачный вид Стеньки, проницательный взгляд — все это усиливало его обаяние на простой народ, его товарищей…
