Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты - Мамичев Дмитрий Анатольевич
Расследование, произведенное по указанию Котовского, действительно раскрыло дело об ограблении больницы.
Яростная ловля Котовского Зильбергом и Хаджи-Коли не прекращалась. История «бессарабского Карла Мора» стала уже слишком шумным скандалом. За шайкой Котовского по лесам гоняли сильные конные отряды. Иногда нападали на след, происходили перестрелки и стычки котовцев с полицией, но все же поймать Котовского не удавалось.
То на то, то на другое имение налетал Котовский с товарищами, производя грабежи. К одной из помещичьих усадеб подъехали трое верховых. Вышедшему на балкон помещику передний верховой отрекомендовался.
— Котовский. Вероятно, слыхали. Дело в том, тут у крестьянина Мамчука сдохла корова. В течение трех дней вы должны подарить ему одну из ваших коров, конечно, дойную и хорошую. Если в три дня этого не будет сделано, я истреблю весь ваш живой инвентарь! Поняли?!
И трое трогают коней от усадьбы. Страх помещиков перед Котовским был столь велик, что никому и в голову не приходило ослушаться его требований. Вероятно, и в этом случае крестьянин получил дойную корову.
Напасть на след Котовского первому удалось Зильбергу. Меж Зильбергом и Хаджи-Коли шла конкуренция — кто поймает гремящего на юге России бандита? С отрядом конных стражников Зильберг налетел на шайку Котовского. Но Котовский с полицейскими вел настоящую войну. И в результате стычки не Котовский, а Зильберг попал в плен.
Вероятно, Зильберг считал себя уже мертвецом. Но в который раз Котовский сделал «эффектный жест». Он не только отпустил Зильберга с миром, но подарил ему якобы еще ту самую «серебряную палку с золотым набалдашником'» которую украли котовцы у Семиградова после знаменитого вечера. Только, отпуская Зильберга, Котовский взял с него «честное слово», что он прекратит теперь всякое преследование.
Конечно, это было нереально. Прекратить преследование Котовского вряд ли мог и хотел Зильберг. Да к тому же Зильберг верил, что во второй раз в плен к Котовскому он, вероятно, не попадет. Но Котовский любил «широкие жесты благородного разбойника» и только остроумничал и хохотал, отпуская Зильберга, уносящего серебряную палку — «подарок эмира бухарского».
Но не прошло и месяца, как Зильберг, конкурируя с Хаджи-Коли, схватил потрясателя юга России, героя 1001 уголовных авантюр и политических экспроприации. Через провокатора М. Гольдмана Зильберг устроил Котовскому в Кишиневе конспиративную квартиру и на этой квартире схватил и Котовского, и его главных сподвижников.
Правда, не прошло года, как котовцы убили Гольдмана, но сейчас весть о поимке Котовского печаталась уже в газетах как сенсация:
Котовский пойман и заключен в Кишиневский замок!
Высокой каменной стеной опоясан Кишиневский тюремный замок. Вокруг стен снаружи и внутри каждые сорок метров — часовые. В зданье тюрьмы ведут тройные, тяжелые, железные ворота с маленькими волчками. Все — крепко замкнуто. Не убежать, а подумать о побеге из Кишиневского замка трудно.
Но заключенный в высокую башню замка Котовский шагал — три шага вперед, три назад, — распевая густым, мошным басом старую тюремную песню: «Не ваше дело, часовой, вам на часах должно стоять, а наше дело удалое, как бы из замка убежать…» Это было обдумывание плана первого побега.
Не один раз и не из одной тюрьмы бежал Котовский. И каждый его побег — глава романа Конан Дойля. Мощный, атлетически сложенный, необычайной физической силы и железной воли человек, Котовский выдумывал самые фантастические, «нахальные», как называл он, планы побегов. Дело было не только в том, что бежать, но бежать так, чтобы «вся Россия» заговорила о побеге Котовского. Эффект любил неудержимый анархист-разбойник.
Первый план побега был таков. Котовский решил: разоружить всю тюремную охрану, захватить в свои руки тюрьму, вызвать по телефону товарища прокурора, полицмейстера, жандармских офицеров, всех здесь арестовать, вызвать конвойную команду, обезоружить ее и потом, имея в распоряжении одежду арестованных и конвойных, инсценировать отправку большого этапа из Кишинева в Одессу, захватить поезд и уехать на нем из города. По дороге же скрыться с поезда всей тюрьмой.
Более невероятный и несбыточный план, наверное, никому никогда не приходил в голову. Но недаром же зачитывался фантастическими романами мальчик Котовский. И шагающий взад-вперед по камере арестант Котовский, напевая любимые песни, остановился именно на этом плане.
Этим планом Котовский сумел поделиться с товарищами по тюрьме. Его план и слово для арестантов — закон. И 4 мая 1906 года все пошло по приказу атамана. Во время прогулки по двору тюрьмы двое не пошедших на прогулку котовцев постучались в своих одиночках, прося вывести в уборную. Когда надзиратель выпускал их, котовцы набросились на него и обезоружили. Так был приобретен первый револьвер. Как приказывал Котовский, бандиты бросились ко второму надзирателю в другой коридор. И под направленным на него дулом револьвера сдался и второй надзиратель.
Двух надзирателей, сопровождавших арестантов на прогулке, по сигналу Котовского схватили, заманив в карцер. Все шло как нужно. Котовского отомкнули, и он спускался с башни по внутренней лестнице во двор, чтобы разыграть самое главное.
Выбежав во двор, размахивая газетой, Котовский кричал по-молдавски, вызывая на двор тюрьму: «Эггей, манафес, манафес!» Бандиты бегали по коридорам, крича, что вышел манифест об освобождении всех. Тюрьма высыпала во двор. Высунувшегося было из корпусных ворот привратника Котовский схватил за горло, у него отняли ключи.
Но дальнейшее проведение плана сорвалось. В тюрьме поднялась суматоха. Несколько арестантов, воспользовавшись ею, бросились к стене и, перемахнув через нее, побежали куда глаза глядят. Наружные часовые сразу открыли по ним стрельбу, Котовский понял, что фантастический план сорван, но решил идти напролом. Он метался по двору, крича, зовя арестантов и во главе тюрьмы бросился штурмовать уже вторые ворота замка.
С гиком и криком арестанты сорвали вторые ворота, но у третьих на арестантов бросились солдаты наружного караула. Котовского ранили в руку штыком. Арестантов оттеснили во двор тюрьмы. Одни, видя поражение, кинулись назад в камеры. Другие забаррикадировались в коридорах. Держа перед собой два револьвера, забаррикадировавшись в своей башне, герой невероятного плана на крики «Сдавай оружие!» отвечал:
— Сдам, только если губернатор приедет и даст слово, что не будет избиения!
Извещенный о бунте губернатор приехал в тюрьму. Тюремный скандал властям был неприятен. Котовскому дали слово, что избиения не будет, и сдавший оружие Котовский должен был считать, что «нахальный» план побега всей тюрьмой не удался.
Нещадно ругал Котовский тюремную шпану, сволочь «уголовников-Иванов», сорвавших план, и следующий план решил ставить, учитывая только свою фантазию и свои личные силы.
На этот раз побег удался. Правда, этот побег был уже смесью романов Конан Дойля с романами Вальтера Скотта. Ореол «благородного разбойника», красавца «шармёра», давно имелся у Котовского, и в осуществлении второго плана сыграла заглавную роль светская женщина, любившая Котовского и его ореол. Уже несколько раз жена видного административного лица в городе посещала в тюрьме Котовского. Свидания невинны. И помощник начальника тюрьмы Бебелло даже начал отходить от правил свиданий. А любившая Котовского женщина пошла на преступление, рискнув всем: положеньем мужа, своим, быть может, даже тюрьмой для себя.
Она передала Котовскому начиненные опиумом папиросы, дамский браунинг, пилку и тугую шелковую веревку, запеченные в хлебе.
Побег удался.
Но не сразу, а долго и тонко соблазнял Котовский надзирателя Бадеева папиросами. И все же соблазнил. Глубокой ночью, при заснувшем в коридоре Бадееве, Котовский перепилил две решетки, выгнул их наружу и, прикрепив шелковую веревку светской дамы, стал спускаться во двор тюрьмы.
Когда Котовский был уже невысоко над землей, вышедший во двор надзиратель Москаленко заметил скользящую в темноте по стене фигуру и мгновенно узнал, кто скользит вниз к земле. Но страх перед уже спрыгнувшим Котовским заставил Москаленко вместо крика замереть. Москаленко мог только прошептать:
