Директория. Колчак. Интервенты - Болдырев Василий (книги онлайн полные TXT) 📗
Перед отъездом я переговорил с бывшими на банкете военными. Чувствовалось, что и их ухо приятно ласкала диктатура. Не знаю, может быть, из вежливости все делали вид, что было бы лучше, если бы диктатором был я. Тепло простились; уезжая, я думал о предстоящих испытаниях. Вечером говорил по аппарату с Колчаком. Привожу разговор полностью:
«У аппарата Верховный главнокомандующий генерал Болдырев».
«У аппарата адмирал Колчак. Вы просили меня к аппарату».
«Здравствуйте, адмирал. Я просил вас к аппарату, чтобы выяснить все те события, которые произошли за мое отсутствие в Омске, а равно и те распоряжения, о которых я косвенно слышал и которые касаются вопроса о русском Верховном главнокомандующем».
«Рассказывать все по проводу невозможно. События в Омске произошли неожиданно для меня в совете министров. Когда выяснился вопрос о Директории, и Вологодский с Виноградовым признали невозможным ее дальнейшее существование, совет министров в полном составе с председателем Вологодским принял всю полноту верховной власти, после чего обсуждался вопрос, возможно ли при настоящих условиях управлять всем составом министров. Признано было, что такое коллективное правление ныне невозможно. Тогда был поднят вопрос об образовании верховной власти двух или трех лиц. Это было признано тоже неприемлемым. Тогда вопрос свелся к единоличной верховной власти и было суждение о двух лицах. Я указывал на вас, считая, что для осуществления единоличного Верховного управления достаточно передать Верховному главнокомандующему полномочия по гражданской части. Вопрос, таким образом, разрешается наиболее просто. Суждение об этом было и происходило в моем отсутствии. Я оставил зал заседания, высказав свое мнение. Совет министров постановил, чтобы я принял на себя всю полноту верховной власти, указав на тяжесть переживаемого момента, недопустимость отказа. Я принял этот тяжелый крест как необходимость и как долг перед родиной. Вот все».
Генерал Болдырев: «Таким образом, ни со стороны вашей как военного министра, ни со стороны командарма Сибири, ни со стороны совета министров не было принято никаких мер к восстановлению прав потерпевших и к ликвидации преступных деяний по отношению членов Всероссийского правительства. Кроме того, наличность третьего члена Директории, хотя и находившегося в отсутствии по делам службы, создавала кворум, и право Директории – распорядиться своей судьбой; и здесь и на фронте я уже видел гибельность последствий переворота, одним ударом разрушившего все, что было с таким великим трудом создано за последний месяц. Я никак не могу стать на точку зрения такого спокойного отношения к государственной власти, хотя, может быть, и несовершенной, но имевшей в своем основании признак народного избрания. Я не получил от вас ответа в отношении вопроса о Верховном главнокомандовании и должен вас предупредить, что, судя по краткой беседе с генералом Дитерихсом, и в этом отношении нанесен непоправимый удар идее суверенности народа, в виде того уважения, которое в моем лице упрочилось за титулом Верховного главнокомандования и со стороны войск русских, и со стороны союзников. Я не ошибусь, если скажу, что ваших распоряжений как Верховного главнокомандующего слушать не будут. Я не позволил себе в течение двух суток ни одного слова, ни устно, ни письменно, не обращался к войскам и все ждал, что в Омске поймут все безумие совершившегося факта и, ради спасения фронта и нарождавшегося спокойствия в стране, более внимательно отнесутся к делу. Как солдат и гражданин, я должен вам честно и открыто сказать, что я совершенно не разделяю ни того, что случилось, ни того, что совершается, и считаю совершенно необходимым восстановление Директории, немедленное освобождение и немедленное же восстановление в правах Авксентьева и других и сложение вами ваших полномочий. Я считал долгом чести высказать мое глубокое убеждение и надеюсь, что вы будете иметь мужество выслушать меня спокойно. Я не допускаю мысли, чтобы в сколько-нибудь правовом государстве были допущены такие приемы, какие были допущены по отношению членов правительства, и чтобы представители власти, находившиеся на месте, могли спокойно относиться к этому событию и только констатировать его как совершившийся факт. Прошу это мое мнение довести до сведения совета министров. Я кончил».
Адмирал Колчак: «Я не понимаю выражения ваших чувств в смысле спокойствия или неспокойствия правительства и нахожу неприличным ваше замечание о принятии тех или иных мер в отношении совершившихся событий. Я передаю возможно кратко факты и прошу говорить о них, а не о своем отношении к ним. Директория вела страну к гражданской войне в тылу, разлагая в лице Авксентьева и Зензинова все то, что было создано до их вступления на пост верховной власти. Совершившийся факт ареста их, конечно, акт преступный, и виновные мною преданы полевому суду, но Директория и помимо этого не могла бы существовать долее, возбудив против себя все общественные круги и военные в особенности. Присутствующие члены Директории Вологодский и Виноградов признали невозможным дальнейшее ее существование. Положение создавало анархию и требовало немедленного твердого решения, так как два члена Директории были неизвестно где [28], два признавали невозможным ее дальнейшее существование и пятый в вашем лице находился за тысячу верст. Решение было принято единогласно, и верховная власть военного командования и гражданского управления была возложена на меня. Я ее принял и осуществил так, как того требует положение страны. Вот все».
Генерал Болдырев: «До свидания».
Адмирал Колчак: «Всего доброго».
Разговор этот, конечно, совершенно определенно обрисовывал мою позицию. Тем не менее меня терзали сомнения, хорошо ли я делаю, уступая власть захватчикам.
Беседа с чехами ставила меня, по крайней мере в первое время в изолированное положение. В связи с указанием, полученным Сыровым от Жанена и Стефанека, я мог встретить с их стороны затруднения с переброской войск к Омску.
В моем положении надо было иметь все шансы на успех, иначе это была бы лишняя, осложняющая положение авантюра.
Колчак после нашего разговора начал нажимать. Полковник Щербаков принес мне его телеграмму:
«Приказываю Вам немедленно прибыть Омск. Неисполнение моего приказа буду считать как акт неповиновения мне и постановлению Всероссийского правительства».
Я оставил эту телеграмму без ответа. Одновременно мне доставили копию телеграммы от 19 ноября Уфимского Совета управляющих ведомствами, адресованной: Вологодскому, копия Колчаку, Съезду членов Учредительного собрания (находившемуся в Екатеринбурге), Чехосовету, Оренбургскому и Уральскому войсковым кругам и их правительствам, правительствам Башкирии и Алаш-орды, пока еще сохранявшим свои полномочия:
«Узнав о государственном перевороте в Омске, Совет управляющих ведомствами заявляет: узурпаторская власть, посягнувшая на Всероссийское правительство и Учредительное собрание, им никогда не будет признана. Против реакционных банд Красильникова и Анненкова Совет готов выслать свои добровольческие части. Не желая создавать нового фронта междуусобной войны, Совет управляющих ведомствами предлагает Вам немедленно освободить арестованных членов правительства, объявить врагами Родины и заключить под стражу виновников переворота, объявить населению и армии о восстановлении прав Всероссийского правительства. Если наше предложение не будет принято, Совет управляющих ведомствами объявит Вас врагом народа, доведет об этом до сведения союзных правительств, предложит всем областным правительствам активно выступить против реакционной диктатуры в защиту Учредительного собрания, выделив необходимые силы для подавления преступного мятежа».
Конечно, Вологодский, которому адресовался этот «ультиматум», даже при желании не мог выполнить и сотой доли того, что от него требовалось.
Другой телеграммой Совет управляющих ведомствами заявил, что он берет на себя всю полноту власти на территории Учредительного собрания (то есть до границ Сибири). Доставлен был и плакат, гласивший:
