Мой дедушка – частный детектив - Кониси Масатеру (книга регистрации .txt, .fb2) 📗
– Перестань, Каэдэ, – так громко, как при этом упреке, сегодня отцовский голос еще ни разу не звучал. – Я категорически запрещаю тебе говорить дурно о дедушке. На этом рассказу конец.
– Нет…
– Я немного устал, мне бы вздремнуть. Шарф я попрошу купить дедушку. Разумеется, я оплачу…
– Не нужен мне никакой шарф!
Каэдэ вылетела из палаты.
Тем вечером дед вернулся домой поздно, когда уже кончился дождь. Как по сигналу, Каэдэ выплеснула на него гнев еще в дверях:
– Дедушка, это ужасно!
– Что такое? Что стряслось?
– Почему ты не бываешь у папы? Да, понимаю: ты директор школы, поэтому занят. Но все равно это ужасно! Может, для тебя он и чужой, а для меня – мой единственный папа. А времени уже нет… времени уже нет!
Ошеломленный дед так и остался стоять, застыв в дверях. Не оглядываясь, Каэдэ взбежала по лестнице на второй этаж и повалилась в стол лицом. Так она повысила голос на обожаемого дедушку в первый раз.
А через несколько дней…
Врач сообщил, что до кризиса осталось два-три дня. Наступил вечер, слезы уже давно иссякли.
Видеть деда Каэдэ почему-то не хотелось, поэтому из школы она нарочно пошла не привычным, а длинным путем. По левую сторону некрутого склона, по которому она поднималась, стояло здание местной пожарной части. По правую выстроились в ряд жилые дома стародавней постройки, потом слева показались деревья с пышной густой листвой, разросшиеся вокруг святилища Хатимана. И вид, и атмосфера были такими, словно с давних пор ход времени здесь остановился.
Каэдэ помнила, как в детстве несколько раз ходила по этому склону за руку с отцом, и теперь пейзаж из настоящего выглядел почти так же, как в прошлом, словно был скопирован из ее воспоминаний.
Если что изменилось, так только ее глаза оказались чуть выше над землей, и…
«Папы рядом нет».
На вершине холма деревья вдруг расступились, как распахнутые ворота, у прохода стоял каменный столб с высеченной надписью «Удзикодзю» – «синтоистская община храма». Ей покровительствовало местное божество-хранитель.
Случайно бросив взгляд в сторону территории храма… Каэдэ увидела там деда. Одетый в несвежую рубашку, он ходил туда-сюда между воротами-тории и молитвенным залом-хайдэн уже явно множество раз и продолжал ходить, исступленно печатая шаг по замощенному камнем двору. Этой походкой человека, доведенного до отчаяния, он выражал возмущение абсурдностью мира и собственной беспомощностью.
Прячась в тени деревьев, Каэдэ сгорала от стыда за то, что повысила на деда голос. Вместо того чтобы тратить время на посещения ее отца в больнице, он опять совершал охякудомаири. Услышав это слово от отца, Каэдэ разузнала, что оно означает тайные благодеяния, при этом важнее всего скрывать свое занятие от людей, чтобы они были именно тайными.
Выглянув из-за дерева, Каэдэ снова всмотрелась в лицо деда. Даже издалека было видно, что оно излучает гнев.
– Ах ты ж!.. – дед несколько раз повторил несвойственные ему слова, словно выплевывая их. – Ах ты ж!..
Он злился и в то же время плакал.
Все произошло немного раньше, чем предполагал врач.
Той же ночью отец умер.
Каэдэ вздрогнула.
Пронзительный сигнал машины за окном мгновенно вернул ее в настоящее.
А Сики сидел все так же, не шелохнувшись и не поднимая глаз.
– После того, как я узнала про маму, я совершенно перестала читать детективы, которые раньше так любила… понадобилось года три, чтобы вернуться к ним.
Нет, целых четыре года.
– Однажды я вдруг поняла: детективы и не предполагались прекрасными именно потому, что с самого начала это был вымышленный мир. Но… когда я снова начала читать, почему-то мне втемяшилось, что, возможно, в вымышленном мире случилась и мамина история. Может, это было бегство от реальности. А может, психическое отклонение. Но как бы там ни было…
Все становится сюжетом, если его сплести.
Сюжеты – все, что происходит в этом мире.
Они прекрасны, потому что «вымышлены».
И реальность, и детективы, и научная фантастика, и пьесы.
– Я надеялась, что вы поймете, Сики-кун… просто подумалось на минутку…
«Вы слушаете или нет?»
Сики молчал и по-прежнему сидел, не поднимая головы. Но Каэдэ все равно продолжала рассказ.
Во второй раз Каэдэ взбунтовалась против деда… Не далее как на днях.
Собравшись с духом, она заговорила о том, что обдумывала уже некоторое время.
– Знаешь, дедушка… я хотела бы обсудить с тобой кое-что.
– Что же?
– Не пора ли подумать насчет того, чтобы нам жить вместе у меня? По соседству появилась неплохая недвижимость, так что можем перебраться в квартиру попросторнее.
Дед поблагодарил ее за заботу мягким тоном, в котором, однако, отчетливо слышался отказ.
– Ведь в этом случае я буду уже не Химонъя.
– Так ты из-за этого…
– Сколько раз я уже объяснял: Кацура Бунраку Восьмой был «Курамонтё», Хаясия Хикороку – «Инаритё»…
– А Косан был «Мэйдзиро», а Синтё – «Яраитё», и что?
На лице деда мелькнуло удивление. Кабинетом на миг завладело неловкое молчание.
Имена и прозвища мастеров ракуго эпохи Сёва, которых Каэдэ никогда не видела, сами собой врезались ей в память, потому что дед по давней привычке постоянно упоминал их. Но гораздо больше, чем запомненные имена, деда удивил резкий ответ Каэдэ, и вид у него стал слегка обиженный.
А Каэдэ все-таки неумолимо продолжала:
– Дедушка, но при чем тут то, как тебя кто-то называет? – и она, удержавшись от рискованных слов «не торчать же мне у тебя целыми днями», добавила: – Я же беспокоюсь. Хочу быть вместе с тобой, чтобы ты постоянно находился у меня на виду.
– Ты прости, Каэдэ.
На лице деда возникло сложное, омраченное чем-то выражение – то ли на сердце легла тяжесть оттого, что он так прямо отверг любезное предложение внучки, то ли он все-таки обрадовался, пусть и самую малость.
– Ты прости, но мне нравится здесь, в Химонъя. Нравится слышать детские голоса. Нравятся и воробьи, прилетающие из бамбуковой рощи в парке, и лепестки сакуры, прилетающие от святилища божества-хранителя. Нравится сад, хоть он и крошечный и вдобавок прямо-таки кишит насекомыми. Нравится дом, где еще ощущается запах моей жены, хоть с годами он и выветривается. Все не ладится… почему-то в видениях жена является мне лишь изредка, несмотря на все мое желание встречи с ней. И своего единственного «сына», твоего отца, лучше которого никто не составлял мне компанию за выпивкой, я тоже не вижу. Но возле дома растет маленькая сакура, которую он посадил. А в доме стоит комод, которым пользовалась моя жена. И швейная машинка. И туалетный столик жены, которым теперь пользуешься ты. Просто видеть тебя за ним со спины мне в радость.
У Каэдэ защемило в груди. Потому что раньше она ни разу не слышала от деда, с каким нетерпением он ждет галлюцинаций, чтобы увидеть в них ее бабушку и отца. Но…
– В таком случае, – не отступала Каэдэ, – почему бы мне не пожить здесь вместе с тобой?
– Каэдэ, останься в своей квартире, – с серьезным лицом, как когда-то прежде отец, отрезал дед. – Старики не вправе отнимать у молодежи драгоценное время. К счастью, Канаэ появляется чуть ли не каждый день. Если тело перестанет мне служить или сердце даст серьезный сбой, тогда и переберусь в соответствующее учреждение. Не беспокойся, со всеми формальностями уже покончено.
И дед расцвел ласковой улыбкой, которую в прежние времена, наверное, назвали бы обольстительной.
– Извините, что так долго. На этом все, – слегка воспрянув духом, закончила рассказ Каэдэ.
И тогда все это время молчавший Сики вдруг негромко произнес:
– Что-то вроде дрянного перевода.
– А?..
Длинные волосы полностью скрывали из виду опущенное лицо Сики. Но на скатерть падали капли – одна за другой. Всего на миг он бросил взгляд на окно, в которое бился дождь. Потом снова опустил голову и яростным движением обеих рук вытер глаза.
