Нефритовые четки - Акунин Борис (бесплатные полные книги .TXT) 📗
– Предположим. Но подвал тоже весьма обширен. Там больше десятка комнат и Бог весть сколько коридоров и переходов!
– Для того, чтобы взорвать замок Во-Гарни, требуется заряд динамита, занимающий не менее пяти кубических футов пространства. Проходя по подвалу, я мысленно отмечал все места, где конструкционно могут быть пустоты соответствующего размера. Таких мест двадцать девять. Дайте мне прослушать каждое из них в течение одной минуты, и я скажу, спрятана там бомба или нет.
– Всего двадцать девять минут! – ахнул я. – Ну, с перемещениями сорок! И все, тайник будет обнаружен!
– Или же, что скорее всего, обнаружится отсутствие какой-либо бомбы. – Холмс усмехнулся. – В отличие от мсье дез Эссара я не слишком склонен доверять честному слову проходимца. «Продиагностировав» подвал, я дам нашему клиенту гарантию, что никакой адской машины не существует. В доказательство своей правоты я встречу новый год в доме, а завтра с утра мы займемся поимкой Люпена.
– Браво, Холмс! Не знаю, как остальные, но я останусь с вами. Я видел в винном погребе ящик отличного шампанского!
Рассмеявшись, он потрепал меня по плечу и посерьезнел.
– Что ж, за дело. Пойдите в комнату и достаньте из моего кофра фонендоскоп. Он в черном кожаном футляре. Несите осторожней, мембрана очень хрупкая. Я же, чтоб не терять времени, отправлюсь обратно в подвал и помечу все подозрительные места. Не хотел этого делать при мистере Фандорине – чтоб не облегчать ему задачу. И еще одно. Прихватите, пожалуйста, вот это.
Холмс со смущенной улыбкой изобразил смычок, порхающий над скрипкой. Я понимающе кивнул.
Одна из идей, которые мой приятель почерпнул в эпоху своих странствий по Востоку, заключается в том, что работе рассудка лучше всего содействует гармоничное состояние души. Достичь этого проще всего при помощи музыки. С некоторых пор, даже отправляясь на расследование в отдаленные места, Холмс частенько стал брать с собой скрипку – она помогает ему впасть в должное настроение. Поначалу эта привычка казалась мне странной, но со временем я стал находить в ней своеобразную прелесть.
Итак, мы расстались. Холмс спустился вниз, я поднялся на второй этаж.
Из-за двери наших соседей доносился ровный голос Фандорина, расхаживавшего по комнате и что-то втолковывавшего своему ассистенту. Я разобрал звучное слово «etorass» – право, не знаю, что оно означает. Стало жаль доморощенного детектива, вздумавшего конкурировать с Шерлоком Холмсом.
В походной лаборатории моего друга было полным-полно всякой всячины: химикаты, набор для грима, комплект для дактилоскопирования, какие-то приборы, непонятные инструменты. Черный кожаный футляр с эмблемой фирмы медицинских инструментов «Пиллинг и сын» я обнаружил нескоро. Он лежал между связкой отмычек и коробкой револьверных патронов. Открыл, проверил. Да, это был мой старый фонендоскоп. Прихватил в другую руку скрипку.
Мой великолепный чемодан в своем скромном клетчатом футляре так и стоял нераспакованным. Я подумал, что переоденусь позже, к полуночи – кажется, нам будет что отметить и помимо Нового года. Так и представил себе эту картину: мы с Холмсом безмятежны, остальные нервничают, а то и вовсе сбежали. Бой часов, у меня против воли на миг замирает сердце – а что, если мой гениальный друг все-таки ошибся? Превосходная мизансцена!
По крутым ступенькам лестницы я шел очень осторожно, остро сознавая весь груз ответственности. Не хватало еще уронить фонендоскоп и разбить мембрану – это провалило бы все расследование.
Я благополучно достиг первого этажа, спустился еще на пол-пролета, и вдруг во всем доме погас свет. Как я уже писал, электричество отключалось и прежде, но всякий раз не долее чем на несколько секунд, поэтому я остановился и решил подождать.
Однако прошла минута, другая, а лампы все не загорались. У меня в кармане лежали спички, но как их достанешь и зажжешь, если в одной руке скрипка, а в другой футляр с драгоценным фонендоскопом?
Делать нечего. Я осторожно нащупал ногой следующую ступеньку, потом другую. А на третьей поскользнулся и с ужасающим грохотом полетел вниз.
Очень больно ушиб предплечье и ударился лбом так, что на какое-то время оглох и ослеп – хотя последнее утверждать наверняка не берусь, поскольку в кромешной тьме и так было ничего не видно.
Потом свет зажегся, и я обнаружил, что лежу на полу. Футляр со скрипкой отлетел в одну сторону, футляр с фонендоскопом в другую и раскрылся. Резиновые трубки беспомощно свисали со ступени, словно мертвые стебли.
Я схватился за голову.
В этом жалком положении и застал меня Холмс, прибежавший из подвала на шум.
– Ничего не сломали? – быстро спросил он.
– Кроме фонендоскопа, – прерывающимся голосом ответил я и зажмурился – на меня обрушился весь ужас содеянного.
Холмс опустился на корточки и несколько секунд шарил рукой по ступенькам. Поднял несколько мелких стеклянных осколков, вздохнул. Вытер пальцы платком.
Однако вид у него был не убитый, а скорее задумчивый.
– Что ж, это, пожалуй, было бы нечестно – расследовать последнее преступление девятнадцатого века, используя технологию двадцатого, – философски сказал он. – Будем действовать по старинке. Но для начала обретем гармонию.
Холмс достал скрипку, проверил, цела ли она. Удовлетворенно кивнул и вынул из того же футляра сборник нот – небольшого формата, но довольно толстый. Открыл наудачу первую попавшуюся страницу.
– Хм. Каприз Паганини. Значит, дело будет нервным, но скоротечным.
Он называл гадание по нотам «камертоном расследования» и придавал этому ритуалу большое значение.
Сыграл несколько головокружительно порывистых тактов и оборвал мелодию, вновь стал перелистывать страницы сборника.
– Господи, Холмс. До музыки ли теперь? – в отчаянии произнес я. – Я все испортил! Никогда себе этого не прощу! Придумайте что-нибудь! Да оставьте вы ваши…
– Тссс! – шикнул он на меня. – Я и думаю, а вы мне мешаете.
Я поднялся, придерживая ушибленную руку. На лбу, кажется, набухал изрядный желвак, но душевные страдания были острее физических.
– Э-э, Уотсон, на вас лица нет. Отдыхайте, мне ваша помощь пока не понадобится… Нет-нет, никаких возражений! – пресек Холмс мои жалобные протесты.
Я повесил голову. Было ясно, что я утратил доверие моего друга, он предпочитает продолжить расследование без меня. После того, что случилось, трудно было его за это осуждать.
Он снова спустился в подвал, а я побрел обратно наверх. Соседняя дверь была нараспашку, Фандорин и Сибата куда-то исчезли.
Я приложил компресс к руке, намазал лоб смягчающей мазью и улегся на кровать. Не могу выразить, до чего мне было тоскливо.
Однако пролежал я не долее четверти часа. Пускай Холмс не нуждается в таком помощнике, но предаваться бездействию было невыносимо.
Я прошелся по второму и третьему этажу. Безумная надежда, что каким-то чудом, по невероятной случайности, я обнаружу хоть крошечную зацепку, любой след, заставила меня вновь ощупывать стены. Я даже опустился на четвереньки и попробовал, не отходят ли паркетины, но вскоре охладел к этому бессмысленному занятию.
Вдруг до моего слуха донесся странный стук, он шел откуда-то снизу.
Я сбежал на первый этаж.
Снова глухой стук, сопровождаемый отдаленным лязгом. Совсем рядом – вроде бы из соседней комнаты.
Стремглав я кинулся туда. Это была биллиардная. В первый миг я отметил лишь, что в ней произошло какое-то изменение, но потом сообразил, в чем дело: из трех окон два были непроницаемы, за ними не просматривалось ничего, даже контуров деревьев. Я хотел подойти ближе, чтобы разъяснить этот непонятный феномен.
Внезапно за третьим окном, выходящим на лужайку, что-то заскрипело. Я подбежал к подоконнику.
С той стороны на меня смотрел мистер Сибата. Слегка поклонившись, он захлопнул у меня перед носом деревянные створки. Лязгнуло железо, скрежетнул ключ.
