Кремлевский кардинал - Клэнси Том (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
За окнами его квартиры было темно. Москва не освещается ночью подобно американским городам, поэтому кажется опустевшей. Возможно, это объясняется почти полным отсутствием автомашин на улицах в это время суток. В Вашингтоне всегда холят люди, всегда чувствуется бессознательная уверенность в том, что где-то они бодрствуют и занимаются своими делами – какими бы они ни были. Здесь подобное представление отсутствовало. Точно так же, как слова одного языка никогда не соответствуют полностью словам другого, так и Москва в представлении Райана очень походила на другие крупные города, где ему приходилось бывать, и одновременно казалась разительно чужой в своих отличиях. Здесь люди не занимаются своими делами – главным образом они занимаются делами, порученными им кем-то другим. Ирония судьбы заключалась в том, что он сам скоро будет человеком, отдающим приказы тому, кто уже давно забыл, как их исполнять.
Утро наступало в Москве медленно. Шум троллейбусов и низкий рев дизельных грузовиков казались приглушенными из-за слоя снега, покрывавшего улицы, а окно комнаты Райана выходило не на восток, и потому первые лучи утренней зари не освещали его. То, что раньше было серым, начало постепенно обретать цвет, словно ребенок играл с ручками управления цветного телевизора. Джек выпил третью чашку кофе и отложил книгу, которую читал. Половина восьмого. В таких случаях, предупредил его Кандела, точность играет решающую роль. Джек еще раз зашел в туалет и оделся для утренней прогулки,
Тротуары были уже очищены от выпавшего ночью снега, хотя у обочин все еще возвышались снежные кучи. Райан кивнул охранникам – австралийцам, американцам и русским, – затем повернул на север, на улицу Чайковского. Холодный северный ветер обжигал лицо, и на глазах выступили слезы. Поправив шарф, Джек направился к площади Восстания. В этом районе Москвы размещалось много иностранных посольств. Прошлым утром он повернул направо на дальней стороне площади и увидел полдюжины посольств, расположившихся неподалеку друг от друга, но этим утром Джек пошел налево по Кудринскому переулку – у русских существует не меньше девяти способов произносить слово «улица», хотя он так и не постиг все эти тонкости, – потом направо и снова налево по Баррикадной.
Здесь Джек несколько изменил свой маршрут, стараясь идти как можно ближе к стенам зданий. Приблизившись к назначенному месту, он, как и ожидал, увидел, что рядом открылась дверь, и вошел туда. Снова его обыскали. К его великому облегчению, телохранитель, хотя и нашел у него в кармане запечатанный конверт, не заглянул внутрь.
– Пошли. – То же самое, что он сказал в прошлый раз, заметил Джек. Наверно, у него ограниченный запас слов.
Герасимов сидел в кресле у прохода. Огромный зал кинотеатра был пуст. Председатель КГБ уверенно смотрел перед собой и даже не обернулся на звук шагов Райана, спускающегося к нему.
– Доброе утро, – произнес Джек, глядя ему в затылок.
– Как вам нравится наша погода? – спросил Герасимов, жестом отпуская охранника. Он встал и повел Джека к экрану.
– Там, где я вырос, не так холодно.
– Вам следовало бы носить шапку. Большинство американцев предпочитает ходить без головного убора, но здесь это необходимо.
– В штате Нью-Мехико тоже холодно, – заметил Райан.
– Да, мне говорили. Неужели вы думали, что я ничего не предприму? – спросил председатель КГБ. Он произнес это без всяких эмоций подобно учителю, разговаривающему с тупым студентом, Райан решил, что даст ему на мгновение насладиться триумфом.
– Выходит, мне придется вести с вами переговоры об условиях освобождения майора Грегори? – поинтересовался Джек, стараясь, чтобы его голос звучал как можно бесстрастнее. Впрочем, лишняя чашка кофе, выпитая утром, помешала этому,
– Как вам угодно, – ответил Герасимов.
– Мне кажется, что вот это может показаться вам интересным, – и Джек передал конверт председателю КГБ.
Герасимов вскрыл конверт и достал фотографии. Его лицо не изменилось, пока он смотрел на три снимка, но когда он повернулся к Райану, выражение его глаз было таким, что холодный зимний ветер показался Джеку дыханием весны.
– Один захвачен живым, – сообщил Райан. – Он ранен, но легко. У меня нет его фотографии. Кто-то напутал у нас, когда высылали снимки. Грегори остался цел и невредим.
– Понятно, – кивнул Герасимов.
– Теперь вы также понимаете, что выбор у вас еше более ограничен, чем во время нашего разговора в прошлый раз. Мне нужно знать, что вы решили.
– Это очевидно, правда?
– Изучая вашу страну, я понял, что у вас ничто не бывает очевидным, – заметил Райан, и по лицу Герасимова пробежало что-то почти похожее на улыбку.
– Как будут со мной обращаться?
– Очень хороню. – Гораздо лучше, чем вы заслуживаете, подумал Райан.
– Как с моей семьей?
– Мы им тоже дадим убежище.
– Каким образом вы собираетесь вывезти нас троих отсюда?
– Насколько я помню, ваша жена родилась в Эстонии и часто навещает эту республику. Пусть они приедут туда в пятницу вечером. – сказал Джек и сообщил некоторые детали.
– Конкретно, как…
– Вам не обязательно знать это, господин Герасимов.
– Райан, вы не можете…
– Могу, сэр, – прервал его Джек и тут же удивился, почему произнес «сэр».
– А как я? – спросил председатель КГБ, и Райан объяснил ему, что он должен сделать. Герасимов кивнул. – У меня есть вопрос, – сказал он.
– Да?
– Каким образом вам удалось одурачить Платонова? Это умный и проницательный человек.
– Вообще-то Комиссия по биржевым операциям и ценным бумагам действительно подняла шум, который быстро стих, но главное не в этом. – Райан приготовился уходить. – Без вас мы не смогли бы осуществить это. Нам было необходимо устроить настоящий скандал, причем такой, который невозможно сфабриковать. Конгрессмен Трент был в Москве полгода назад и встретил здесь парня по имени Валерий. Они стали очень близки. После возвращения в Америку он узнал, что вы посадили Валерия на пять лет в тюрьму за «антиобщественное поведение». Короче говоря, Трент захотел расквитаться. Мы обратились к нему за помощью, и он с готовностью согласился. Таким образом, можно сказать, что мы использовали ваши предрассудки против вас самих.
– Как, по-вашему, мы должны поступать с такими людьми, Райан? – гневно бросил Герасимов.
– Я не законодатель, господин Герасимов. – Райан встал и направился к выходу. Как приятно, подумал он, возвращаясь в посольство, что теперь ветер дует в спину,
– Доброе утро, товарищ генеральный секретарь.
– Ну зачем же так официально, Илья Аркадьевич. В Политбюро есть люди постарше вас, которые не имеют права решающего голоса, а мы были друзьями – вы и я – так долго. Что случилось? – с любопытством спросил Нармонов. Он видел страдание в глазах своего коллеги. Они собирались обсудить проблему озимых, но…
– Андрей Ильич, я не знаю, с чего начать, – с трудом выдавил Ванеев, и по его щекам потекли слезы. – Речь идет о моей дочери… – ив течение десяти минут он рассказал о случившемся.
– И что дальше? – спросил Нармонов, когда ему показалось, что Ванеев закончил, наконец, рассказ, и в то же время понимая, что это еще не все. И Ванеев продолжил.
– Значит, Александров и Герасимов. – Нармонов откинулся на спинку кресла и устремил взгляд на стену. – Чтобы поступить так, как поступили вы, мой друг, требуется незаурядное мужество.
– Я не могу допустить, чтобы они… даже если это разрушит мою карьеру, Андрей Ильич. Нельзя, чтобы они помешали вам. Вам нужно сделать так много, изменить все коренным образом. Я должен уйти, это мне ясно. Но вы должны остаться, Андрей Ильич. Вы нужны народу. Без вас не удастся закончить уже начатое.
Примечательно, что он сказал «народу», а не «партии», подумал Нармонов. Времена действительно меняются. Нет, еще рано говорить об этом, покачал головой Нармонов. Ему удалось всего лишь добиться создания атмосферы, при которой времена смогут меняться. Ванеев относился к числу людей, понимающих, что главное сейчас не цели, а процесс, ведущий к их достижению. Каждый член Политбюро понимал, что требуются перемены, причем понимал это уже давно. Не удавалось достигнуть согласия относительно пути перестройки. Создалась ситуация, при которой государственный корабль нужно повернуть на другой курс, подумал Нармонов, но ведь при этом может сломаться руль. Продолжать движение прежним курсом – значило рисковать натолкнуться на… на что? Куда направляется Советский Союз? Они не знали даже этого. Но чтобы изменить курс, требовалось пойти на риск, и, если выйдет из строя руль – если партия утратит власть, – наступит хаос. Таков был выбор, на который не мог пойти ни один разумный человек, но неизбежность этого шага ни один разумный человек не мог отрицать.
