Синтез - Войтышко Мацей (электронная книга TXT) 📗
Стыд! Стыд! Стыд!
Муанта облокотился на стол. Сердце его бешено стучало.
— Унылый кретин! — сказал он себе. — Настырный, жалкий кретин! Старый тупица!
Ему вроде бы немного полегчало.
— Ты бы пошевелил мозгами, идиот! — рявкнул диктатор. — Может, что-нибудь и придумал бы! Может, еще что-то удастся исправить, изменить?! Ну!
Он остановился перед роботом, которого отключил в первый день своего всемогущества, и снова приказал подвести к нему питание. Гонсалес опять загорелся.
— Слушай внимательно, — начал Муанта. — С помощью тех пусковых установок, которые ты видел, я добился атрофии воли у всего человечества. Узнай, обратимый ли это процесс! — в его голосе послышалась мольба.
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— Не говори мне «ваше превосходительство»! Называй меня глупцом!
— Слушаюсь, глупец!
Робот связался с главным информационным центром.
— Нет никаких данных, — сказал он. — Нельзя ли получить более подробную информацию?
Муанта начал лихорадочно рассказывать. Он сообщил компьютеру о соавторах изобретения, припомнил объяснения ректора Диаса по поводу технических особенностей продукции, последними словами окрестил собственные намерения.
— Стоп, глупец! — прервал его компьютер. — Я передам эти сведения в центр!
— А центр найдет какой-нибудь выход?
— Я этого не знаю, глупец!
Центр требовал дополнительной информации, поскольку сведений, сообщенных Муантой, не хватало даже для восстановления формулы атрофина, не говоря уже о его уничтожении.
Диктатор терзался как никогда, то и дело подсовывая новые проекты спасения человечества, но бездушные машины по-прежнему отвечали:
— Слишком мало информации, глупец!
И наконец машины потребовали нечто столь ужасное, что в былом тиране страх и бессилие вступили в борьбу с эгоизмом и гордыней.
— Слава тебе, Господи! — обрадовалась тетка, увидев, что кто-то крадется вблизи головизионного центра. — Я всегда говорила, что мне везет. Но это... это ты, Марек?
— Вы меня знаете?
— Конечно, я приятельница супругов Зборовских! Как тебе удалось избежать этого заражения?
— Не знаю. Все вокруг... а я...
— «А мы», мой дорогой, «а мы»! У меня это уже в прошлом. Замечательно, что мы встретились. Ты мне очень нужен. Без помощи второго человека вылечить от этой гадости вообще невозможно.
— Если я для чего-нибудь пригожусь...
— Конечно, дорогой, конечно. Мы должны синтезировать доктора Майлера.
— Синтезировать?
— Вылечить. Сейчас я тебе все объясню.
— Нет, нет!
— Только это гарантирует успешность исследований, глупец!
— Дайте мне подумать! Дайте мне подумать!
— Пожалуйста.
Муанта бегал по улицам, коридорам и лестницам, заглядывая в глаза людям, которые стеклянными взглядами отвечали на его бешеные метания и окрики.
— Эй, эй! Проснись, проснись! — орал Муанта, тряся мужчину, который как раз сонно двигался мимо.
Тот ничего не ответил, только остановился.
— Скажи, куда ты идешь?
— На работу.
— А что ты делаешь?
— Рисую.
— Что?
— Картины.
— Покажи мне эти картины!
Мужчина послушно двинулся дальше. В сердце Муанты затеплилась надежда. А может, это только заблуждение? Может, он преувеличил опасность ситуации? Вот художник как ни в чем не бывало по-прежнему рисует картины. Даже если пока он не чувствует себя до конца счастливым, то со временем наверняка поймет, что для него благо.
Они вошли в мастерскую. Муанта в отчаянии закричал. На стенах, мольбертах, на кипе полотен в углу он увидел один-единственный грязно-серый цвет! Художник смешал в ведре все краски и, макая туда кисть, равномерно, один за другим замазывал холсты. Диктатор задрожал. Он стремительно выбежал из ателье художника и помчался обратно к Гонсалесу.
— Где я должен отдать эту каску? — спросил Муанта.
— Если ты решился, я сам передам ее на исследование. Существует только одна такая каска?
— Да, я знаю об этом наверняка. Ректор Диас успел подготовить только одну.
— Ну так давай мне ее сюда, а я передам компьютерам.
— А когда проблема будет решена, вы вернете людям волю?
— Это зависит от того, насколько мы решим проблему.
— Еще минуточку.
— Пожалуйста.
Добровольно снять с себя шлем, предохраняющий от заражения, — это не слишком простой шаг. Диктатор почувствовал, как мурашки побежали у него вдоль спины, по шее — прямо до самой макушки. Ведь он так легко решился на то, чтобы другие впали в атрофиновое отупение. Но он сам? Мучительно, с неохотой он думал о своей судьбе. «Не делай другому того, что тебе неприятно», — прозвучало где-то у него над ухом. Он не был уверен, то ли это произнес компьютер, то ли заговорила его собственная совесть. Страх — хуже, чем перед смертью. А что будет, если роботы взбунтуются? Если, например, прикажут ему — его превосходительству! — ходить на четвереньках и лаять? А если к людям вернется их воля, но его в наказание оставят обезволенным, и каждый, кто захочет отомстить, сможет ему приказать все что угодно? Выполнить самое неблаговидное требование? Совершить самый низкий поступок? Тогда уж лучше, наверно, погибнуть, убить себя, а компьютеру приказать снять шлем. Но если есть шанс узнать, удалось ли добиться чего-нибудь своей самоотверженностью? Как поступить? А может, однако, продержаться в одиночестве? Нет!! Одиночество Робинзона — ничто, по сравнению с его одиночеством! Как же он жалел, что не хватило ему воображения, что не видел в каждом отдельном человеке неповторимой индивидуальности! Он ясно осознал, что сейчас все художники на свете рисуют точно так же, как тот, встреченный на улице. Перед глазами Муанты замаячили сотни, тысячи грязно-серых прямоугольников.
— Внимание! — крикнул он Гонсалесу. — Держи!
И сорвал с головы защитный шлем. Машина схватила каску двумя грейферами, а изумленный диктатор обнаружил, что он по-прежнему обладает свободной волей.
Марек и тетка Флора несколько дней работали над доктором Майлером, прежде чем он, наконец, стал проявлять верные признаки самостоятельности. И тогда уже втроем они принялись восстанавливать здоровье всего персонала больницы. Курс лечения длился довольно долго — около двух дней, а полностью здоровыми считались те, которые обрели способность к так называемому синтезу. Лечение протекало следующим образом: двое врачующих сажали пациента за стол и отдавали ему противоречивые распоряжения. Например, один говорил:
— Зажгите лампу!
А другой тотчас же возражал:
— Погасите лампу!
Пациент, послушно выполняющий требования, подвергался дальнейшему лечению, а тот, который осуществлял синтез, был здоров.
Синтез выражался в том, что уже после второго или третьего приказа особа с возвращенной индивидуальностью заявляла что-нибудь в таком духе: «Отвяжитесь!» или «Я что — ваш автомат?» или же «Когда окончательно решите, тогда мне скажите». И такая реакция подтверждала возвращение здоровья.
Когда уже несколько человек обрели полное сознание, в дверях клиники появился бывший диктатор Муанта.
— Люди! — воскликнул он. — Живые люди! — И зашатался, как пьяный. — Люди, скажите мне что-нибудь! — начал он молить, упав на колени. — Пожалуйста!
— Вы редкостный кретин! — со злостью процедила тетка Флора.
— О, да, прекраснейшая! О да! Вы так замечательно это сказали — самостоятельно, от себя, по своей воле! Скажите мне еще что-нибудь, скажите же! — И Муанта бросился целовать тетке руки.
— Перестаньте валять дурака, — попросил доктор Майлер. — Вы разве не видите, что мы работаем?
— Вижу, мои дорогие, вижу, мои милые! Вы так чудесно добровольно работаете! По собственному желанию! Поступайте, как вашей душе угодно! Да, да! Пусть никто меня не слушает! Сделайте так, чтобы я уже никогда не должен был приказывать!
— О, об этом вы можете не беспокоиться!
