Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
«Я правильно догадался!» — радостно прыгнуло в голове у Симки. А Мик ему объяснил:
— Женька Монахов друг деда в детстве. Самый лучший. Они вместе учились в реальном… — Видно, Станислав Львович немало рассказывал внуку о школьных годах.
— Да… карту эту мы нашли в приложении к старому журналу и потом путешествовали с ней по городу. Как водится, искали приключений. Ну-ка, давайте сядем…
Он опять уселся на кровать, а Симка и Мик с двух сторон от него, на пропахшем папиросами кусачем одеяле. Мик нетерпеливо поерзал.
— Дед, с двумя крестиками ясно, это ваши дома. А третий-то… Может, там клад?
Станислав Львович снова покивал и посмеялся:
— Ну, всё как водится. Все мальчишки одинаковы… Нам тоже везде чудились зарытые сокровища. Но в этом месте никакого клада не было… Хотя…
— Что? — напряженно сказал Мик.
И Симка напрягся молча.
— Если выражаться слегка высокопарно, то можно сказать: там клад души. Или клад памяти…
— Это как? — нетерпеливо дернулся Мик. — Дед, ты запутанно говоришь…
— Ничего не запутанно… Просто однажды летней ночью мы с Женькой дали на этом месте друг другу клятву. В конце июня, как сейчас. И было это… братцы мои, да ведь ровно полсотни лет назад! Надо же, какое совпадение! Просто мистика…
«Одно совпадение за другим, — запрыгали Симкины мысли. — В самом деле волшебство». Он знал, что мистика и волшебство — похожие вещи…
— А про что клятва? — требовательно сказал Мик. Видимо, он привык не церемониться с дедом.
— Про что, про что… Про все на свете. Что дружить будем по гроб жизни, врать не будем и подлостей не будем делать. И чтобы людям была от нас польза…
— Как Герцен и Огарев на Ленинских… на Воробьевых горах, да? — не удержался Симка.
— М-м… похоже. А ты что, читал «Былое и думы»?
— Не читал еще… — вздохнул Симка. — Мне… тетя рассказывала, когда в прошлом году были в Москве.
— Да… Мы в ту пору Герцена тоже не читали. Было нам тогда по одиннадцать-двенадцать лет, вроде как вам нынче. Может, чуточку побольше… Ночевали мы тогда в летней кладовке, там, в Нагорном переулке. Была в ней у нас «каюта». Читали по ночам Майн Рида и Жаколио и мечтали о дальних странах. Были неразлейвода… И вот однажды в полночь подняло нас этакое вдохновение, пошли бродить по улицам, вышли к реке. Встали над обрывом, обнялись за плечи и… излили друг другу души… И верили тогда, что все так и будет, как обещаем.
«А было не так?» — чуть не вырвалось у Симки. Он прикусил губу. А Станислав Львович покашлял и заговорил опять:
— Помню, ночь была светлая-светлая. Шлепал по реке буксир «Добрыня» с огоньками… А мы стояли на обрыве и казались себе большими и сильными. Хотя с виду и внутри были, конечно, взъерошенные собственным волнением мальчуганы. В парусиновых косоворотках… вроде как штаны у Мика, только не в таких перемазанных… в фуражках, почти таких, как у Серафима, только не с якорями, а с буквами Тэ, Эр, У…
Симка запоздало сдернул фуражку, положил на колени.
Теперь самое время было спросить про бутылку: откуда она и что в ней?
Но Станислав Львович сказал сам:
— Там еще мы совершили такое дело… некий обряд. Нашли в беседке пустую бутылку (видать, пьяницы оставили), спустились к воде, вымыли посудину и закупорили глиной. А когда вернулись в каюту, сменили глину на сургуч, и Женька запечатал пробку своим пятаком. Пятак, помню, был новый, того года выпуска…
— А зачем это? — спросил Симка с непонятной опаской.
— Зачем… Женька сказал: сохраним навсегда воздух этой ночи. На память о детстве, которое когда-нибудь кончится… Он был такой, с некоторой… торжественностью в душе, что ли…
— Ты мне про это не рассказывал. Про бутылку… — ревниво сказал Мик.
— Разве? Значит, не пришлось как-то…
— А где та бутылка? — не отставал Мик.
— Ох, ты и спросил… Полвека прошло. Знать бы, где сам Женька Монахов, живой ли… — И Станислав Львович повернулся к Симке. — Раскидало нас в разные стороны, когда началась Гражданская. Он учился в Москве, в университете, хотя поступить туда после реального училища было ох как непросто. Историком думал стать. А я — в технологическом, в Петербурге. Когда начались военные события, потеряли мы друг друга, не виделись больше…
Симка встал, нервно почесываясь (то ли от возбуждения, то ли от одеяла). Он — знал! Ну, конечно, не про Женьку Монахова, но про бутылку-то знал! И желание выложить все про разгадавшуюся тайну жгло язык… Но открылась дверь, и в комнату просунула голову широколицая веснушчатая девица с косой.
— Эй, мальчишки! Там осталась еще куча жареных карасей. Хотите?
— Хотят, хотят, Аленушка! — почему-то обрадовался Станислав Львович. — Забирай этих друзей к себе. А я вздремну…
Мик подозрительно посмотрел на деда. А Симка… он вдруг понял, что да, очень хочет жареных карасей. Обед тети Капы был, как всегда, скудноват и, кажется, успел перевариться. А бутылка… никуда она не денется за полчаса, если ждала полсотни лет!
Они съели в похожей на кухню Алениной комнатушке карасей, сказали спасибо, вытерли о штаны пальцы, и тогда наконец Симка решительно заявил:
— А теперь ко мне!
— Зачем? удивился Мик. — Мы же все принесли.
— Нет, не все.
— А что еще?
— Придешь — увидишь. Это такая тайна, что просто… ты обалдеешь.
— Симка, скажи! — взвыл Мик.
— Придешь — увидишь, — опять пообещал Симка.
— Снова в такую даль тащиться… — заныл Мик.
— Зато не пожалеешь!
Пока они босиком (обувь все еще сохла) торопливо шагали по логу вдоль ручья и Туреньки, Мик стонал, чтобы Симка немедленно рассказал про тайну. А Симка делал таинственный и дурашливо-важный вид. Мик даже надулся слегка, но сразу засмеялся. И бросил в Симку мячом, который снова тащил с собой:
— Ладно. Ты меня это…
— Что?
— За-ин-три-го-вал.
— То-то же…
Дома, когда Симка выволок на свет ранец и бутылку, Мик округло приоткрыл рот, и его глазки стали в два раза больше.
— Это… та самая?
— Конечно! Смотри, пятак отпечатан, как раз того года, тысяча девятьсот десятого… И ранец, наверно, его… Жени…
— Дед обалдеет! Давай покажем ему прямо сейчас!
— Не покажем, а отдадим. Это же его…
Станислав Львович дремал на кровати, когда Мик и Женька снова появились в его комнате.
— Дед, проснись! — бесцеремонно потребовал Мик. — Смотри, что у нас!
— М-м…
— Не «м-м», а смотри!.. Узнал?
Севший на кровати дед узнал. Посидел, опираясь о кровать узловатыми кистями рук, поглядел, прищурившись, заулыбался (снова знакомо, как Мик), протянул руки. Побаюкал бутылку, как девочки баюкают любимую куклу. Поднял на мальчишек глаза.
— Где взяли-то?
— Там же, где план… — сказал Симка. И теперь он подробно, не скрывая даже ночных страхов («Ну, как-то не по себе стало в одиночку«), поведал Станиславу Львовичу и Мику историю про тайник.
— Надо же… — Станислав Львович погладил бутылку, как живую.
— Ранец, наверно, Жени Монахова… — заметил Мик.
— Скорее всего… Хотя не помню, какой у него был…
— А картину помните? — спросил Симка.
— И картину не помню. Наверно, она случайная какая-то. Женька живописью не занимался, мама его, как вы понимаете, тоже… Надо было чем-то закрыть тайник, вот он и прибил…
— Но неужели ты и про тайник не знал? — не отставал Мик.
— Не знал… Насколько я помню, бутылка стояла всегда у Женьки на полке. Думаю, он спрятал ее позже. Наверно, когда уезжал в Москву…
— И ничего тебе не сказал?
— Возможно, постеснялся… Мы, когда подросли, стали немного другими. Он всегда оставался этаким… с некоторым восторгом в характере. А я строил из себя трезво мыслящего технаря…
— Станислав Львович… А в бутылке, значит, так и остался воздух той ночи? Как в машине времени?
— Выходит, что так…
— Будешь открывать? — осторожно спросил Мик.
— Да с какой стати! И вообще… вы, ребята, забирайте-ка эту штуку себе. Она теперь ваша добыча. Так сказать, по наследству…
