Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— В феврале.
— А я в октябре. Разница почти год получается, да? Меня сперва не хотели в первый класс брать, потому что не хватало до семи. Но родители уговорили. Я уже в пять лет книжки читал…
— А я в шесть…
— Сим, а о чем та книжка? Которая запрещенная. Ты так и не рассказал про содержание.
— Про одного мальчишку. Он отыскал в старом заборе дверь, за которой оказалась старинная страна с индейцами, он к ним часто убегал. Может, ему это просто казалось, но все равно… по правде… Я… вчера, когда оказался у вашего забора, у щели, мне показалось… вдруг эта дыра вроде такой же двери…
Мик быстро поднял голову. Глянул Симке в лицо заблестевшими ярко-голубыми глазками. Но не успел ничего сказать — раздался треск, похожий на стрельбу. Это появился из калитки дядька с мотоциклом. Он остановился и яростно нажимал на педаль. Мотоцикл заглох. Дядька отчетливо матюгнулся и поволок его на середину двора.
Симка сразу узнал мотоциклиста — это он вчера утром ругался с женой. Ругался погано, не так, как дядя Миша, который любит вступать с тетей Томой в веселые перепалки («Египет тебя налево, старуха, совсем забодала бедного Мишу!«). У этого мужика были руки в татуировках, костистые подбородок и щеки и совсем не подходящий к ним бурый толстый нос пьяницы.
Мик сказал скандальным голосом — будто Симке, но громко, на весь двор:
— Это и есть Треножкин. Как вкатит на двор свою тарахтелку — стрельба будто при взятии Берлина…
Треножкин не стал делать вид, что не слышит. Оглянулся.
— Ты повозникай еще, вша интеллигентная…
Потом пошел к дому и оглянулся опять:
— Если полезете к машине, ноги вырву из ж…
— Да кому она нужна, эта рухлядь трофейная! — Мик стеклянно рассмеялся.
— Трофейная, да получше нынешней… А на новую денег нет, мы золотишко не припрятываем, как твой дед, буржуй недорезанный…
— А вы дорезанный уголовник, — бесстрашно сообщил Мик.
— Я тебя сейчас на лямках повешу, мамина сопля!
— Не успеете. Дед вам из двухстволки так дробью задницу причешет… — Мик посмотрел на открытые окна в мезонине кособокого, обшитого кривыми досками дома.
Треножкин матюгнулся еще раз и пошел к дому, вихляя задом в широких галифе.
— Зачем ты с ним связываешься?
— А потому что гад, — брезгливо объяснил Мик. — Как напьется, никому от него житья нет. Иногда топором машет, поленницы разносит…
— А у Станислава Львовича правда есть ружье?
— Нет, конечно. А Треножкин думает, что есть. Он же трус, все психи трусы. Только на тех, кто слабее, лезут…
— А про какое золото он говорил?
— Ну, псих же! Вбил себе в башку, что отец деда, мой прадедушка, спрятал где-то в доме золото. Когда случилась революция. А откуда оно? Он же не купец был, не фабрикант, а редактор газеты. Называлась «Туреньский судоводитель»… Он умер, когда
началась Гражданская война. А дедушка пошел в Красную армию, его ранило под Омском, легкое пробило…
— А с немцами он уже не воевал?
— Его не взяли на фронт. Он был преподаватель в артиллерийском училище. В том, которое теперь училище связи, рядом с музеем… Он форму носил и погоны…
Симка слушал и спрашивал, но уже как-то машинально. А внутри тикало, как специальный поисковый прибор, ожидание скорого раскрытия тайны. Конечно, ни в какое золото Симка не поверил. Но…
— Мик, значит, Станислав Львович здесь с самого детства живет?
— С самого рождения. Он родился еще в прошлом веке, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году…
«Как Фатянин пятак», — вспомнил мельком Симка. И Соню вспомнил. Но сейчас это было не главное.
— …У прадедушки раньше весь этот дом был, а после революции деду и его маме оставили только верх, две комнаты, — рассказывал Мик. — И то потому, что он воевал за красных…
— Если за красных, то какой же буржуй… — машинально сказал Симка. А внутри все тикало.
— Вот поди докажи дуракам… — вздохнул Мик по-взрослому.
— Мик, мне надо сбегать домой. Я пообедаю и вернусь.
— А давай у нас пообедаем! Алена обещала карасей пожарить!
— Какая Алена?
— Ну… она с нами живет. Дочка старых друзей деда, студентка. Дед в одной комнате, а она в другой… Да ты не думай ничего такого, она не любовница какая-нибудь. Просто помогает ему по хозяйству…
— Я ничего такого не думаю, — ошарашенно сказал Симка.
— Оставайся!
— Мне надо домой. Если не приду на обед, тетя Капа крик подымет: «Маме расскажу!» Ей и без того есть что рассказать, а тут еще…
— Но ты вернешься?
— Во! — Симка в знак клятвы куснул украшенный чернилами мизинец. — Я скоро вернусь. И… открою еще один секрет!
— Какой? — Глаза Мика засияли от любопытства.
— Важный! Почему я ночью оказался здесь…
КЛЯТВА НАД РЕКОЙ
Симка вернулся во двор на Заовражной улице через полтора часа. Мик ждал его у козел с намотанной на бревно фанерой. Будто и не уходил с этого места. Симка глянул и понял: Мик истомился от ожидания.
Симка не стал тянуть резину. Вытащил из-под ковбойки свернутый план Турени.
— Вот. Я нашел это в стене, под старой картиной… Мы ведь не так давно живем в том доме, картина была там до нас. Я отодрал и нашел. И смотри — здесь знак.
Они расстелили карту на траве. Сели над ней, нагнулись. Значок Мика закачался над бумагой, от него запрыгал по отпечатанным изгибам реки и улицам солнечный зайчик.
— В точности где наш дом… — прошептал Мик, трогая чернильным пальцем крестик.
— В том-то и дело.
— Но… я не думаю, что здесь какой-то клад. Золота точно не было…
— При чем тут золото! Я не про него, а про нас… Когда я начал искать места с крестиками, вышел к вашему дому… Один крестик — там, где я живу, другой — на берегу, который обвалился, а третий… вот он… И мне кажется, здесь какое-то… совпадение…
— Какое? — тепло шепнул у Симкиной щеки Мик.
— Ну… будто кто-то нарочно сводил вместе… меня и тебя.
Прохладный ветерок прошел над солнечным двором — словно дыхание тайны.
— Тише… — опять шепнул рядышком Мик. Хотя никто не мог их услышать, пусто было вокруг, даже трофейный мотоцикл уже не торчал на дворе.
Мик опять потрогал крестик на Заовражной улице.
— Симка… а давай покажем деду?
— Я это и хотел!
По крутой и стонущей лестнице (почти как в Симкином доме) они поднялись в мезонин. Оказались в коридорчике, где пахло жареной рыбой. Мик толкнул узорчатую дверь с медной ручкой, потянул за собой Симку. Дед сидел на узкой кровати. Он быстро спрятал под подушку синюю папиросную пачку.
— Опять дымил! — Мик подбоченился, как строгая тетушка. Симка не ощущал ничего, кроме лекарственного запаха, но у Мика его нос-сапожок был, видать, натренирован.
— Ничего я не дымил! Просто… посмотрел, сколько осталось.
— Маме скажу.
— Ябеда.
— Ну и пусть ябеда… Ладно. Дед, смотри, что у нас есть.
— С ябедами не разговариваю.
— Да смотри же! — Мик взял у Симки план, шагнул, расстелил шелестящую бумагу на зеленой клеенке стола (потрескавшейся и прожженной).
Станислав Львович со скрипом встал. Нагнулся над столом, над картой, над мальчишками. Непонятно и долго молчал. Симка и Мик оглянулись. Дед широко улыбался, показывая прокуренные зубы.
— Дед, ты… знаешь, что это такое?
Станислав Львович за плечи развел Мика и Симку в стороны, согнулся сильнее, погладил бумагу длинными, с опухшими суставами пальцами.
— Конечно, знаю… Это наша с Женькой Монаховым карта. Где вы ее взяли?
Разумеется, Симка тут же рассказал, как отыскал карту. Но про бутылку говорить пока не стал. Не потому, что хотел скрыть, а чувствовал: надо обо всем постепенно, по порядку. Чтобы не запутаться.
— Значит, ты живешь в Нагорном переулке, — обмякшим голосом уточнил Станислав Львович. Он все улыбался и мелко кивал. — Ну, ясно, ясно… Женька там как раз и жил. С матерью. Отца у них не было, а мать была модистка, портниха то есть. Довольно известная, без заказов не сидела, вот и жили. Снимали там комнаты у купца Красильникова. Сам-то он в том доме не обитал, сдавал жилье внаем…
