В глубине Великого Кристалла-2 - Крапивин Владислав Петрович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
"Не надо спрашивать", - подумала Юля и, конечно, не удержалась:
- А ты... все-таки почему ты так очень хотел вернуться?
Ой, хорошо, что он не набычился и не ощетинился насмешливыми шипами. Усмехнулся добродушно:
- Тебе опять одна причина нужна, да? А их много.
- Ну... а какие? - сказала Юля уже посмелее.
- Во-первых, из-за тебя... Помнишь, ты обещала мне мотив той песни про коня напеть? Так и не успела. Вот теперь никуда не денешься. - Он стрельнул золотистым глазом.
- Не денусь, - кивнула Юля.
- Во-вторых... ну, тут еще с ребятами дела всякие. В-третьих, тете Кире одной скучно. Она ведь не по правде ворчит, что намучилась со мной...
Они шли к дому, Фаддейка глянул на Юлю сбоку, быстро и нерешительно. Словно было еще какое-то "в-четвертых", но он стеснялся. Юля терпеливо молчала.
- Боялся, что конь уйдет, - тихо сказал Фаддейка.
- Конь?
- Ага... - Он смотрел теперь на Юлю без всякой усмешки, смущенно даже, но глаза уже не отводил. - Юль... Понимаешь, мне показалось, что я тебя бросил, когда уехал. А если бросил - это все равно, что предал...
- Но ты же не виноват был, - с прихлынувшей благодарностью отозвалась Юля. - Ты же не сам!
- Не виноват - это если совсем ничего не можешь сделать. А я все-таки ведь мог... Вот видишь, приехал.
"Умница ты моя", - чуть не сказала Юля, но не решилась и только спросила:
- Фаддейка, а конь-то при чем?
Он поддел новым ботинком валявшийся на досках яблочный огрызок и проговорил с запинкой:
- Ну... это на Марсе обычай такой... То есть примета... Если человек кого-то предал, от него уходит любимый конь... Не веришь?
- Верю, - поспешно сказала Юля и вдруг спросила, поддавшись новому толчку радости: - Фаддейка, а мы слазим еще на колокольню?
- Само собой! - сказал он, будто ждал такого вопроса. - Когда деревья золотые, знаешь, какая красота с высоты видится! Я и для этого приехал тоже...
- Да, в самом деле много причин...
- Конечно... Письмо вот одно ждал, а его все не было. А сейчас прибежал с вокзала, заглянул в ящик, а оно есть!
- Важное письмо?
- Еще бы.
Юля вздохнула. Никогда в жизни не бывает, чтобы все хорошо. И несмотря на радость от встречи с Фаддейкой, где-то позади этой радости все равно сидела в Юлиной душе колючая тревога из-за Юрки, из-за непришедших писем. Теперь тревога ожила и, словно проснувшийся игольчатый еж, выбралась из норы на свет. И Юля не сумела загнать ее назад. Грустно (и все же с капелькой наивной надежды, что сказка продолжается) Юля проговорила:
- Фаддейка... Если ты сделал одно чудо, может, сделаешь и другое?
Он не спросил, какое. Сразу согласился:
- Давай попробую.
- Сделай, чтобы от Юрки было письмо, а?
- Не-е... - тут же отозвался он. Насмешливо и даже как-то обидно. - Это я не могу.
- Эх ты...
Он объяснил с непонятной веселостью:
- Если человек - растяпа, тут никакое чудо не поможет.
- Это кто растяпа? - взвинтилась Юля. С удивлением, с обидой и - опять с какой-то капелькой надежды.
- Да уж не я, - хмыкнул Фаддейка.
- А кто?
- А кто своему милому Юрочке вбил в голову, что будет работать в Верхне-Тальской библиотеке? А точного адреса не дал...
- Какой еще адрес, если до востребования? Область известна, индекса я сама не знала, он обещал его на почте спросить. Трудно, что ли?
- Индекс какого города? - сухо осведомился Фаддейка.
- Как какого? Если Верхотальская библиотека, то... ой...
- Верхотальская или Верхне-Тальская? - тем же сухим тоном переспросил Фаддейка.
- Ой...
- Может, объяснить тебе, где Верхне-Тальск? На двести кэмэ выше по течению. Не слыхала?
- Ой... а... Да это он сам перепутал, дурак такой! Я говорила "Верхотальская"! Ой, Фаддейка, а откуда ты это...
- Кто перепутал, разберетесь сами, - уже с прежней ехидцей хмыкнул Фаддейка. - Он тебе пять писем на этот Верхне-Тальск отослал. Два - из-за границы... И теперь будет отрывать тебе голову.
- Ой, Фаддейка. Ой, миленький, откуда ты это знаешь?
Он пожал плечами:
- Очень просто. От Ксени.
- От... от кого?
- До чего ты бестолковая. От его сестры.
- Ты что... Ты с ней знаком?
- Вот еще! Просто взял и написал письмо. Адрес-то ты мне показывала. Помнишь, на конверте?
- Ох... И что? Что ты написал? - У Юли от радости и от какого-то детского стыда горячим воздухом обдувало лицо.
- Ну, что... Очень просто. - Фаддейка опять пожал плечами и на ходу будто прочитал по листу: - "Здравствуй, Ксеня. Тебе пишет один мальчик, Фаддей Сеткин из Верхоталья. У нас в библиотеке работает на практике студентка Юля Молчанова. Она ждет писем от твоего брата Юры, а их все нет. Она очень волнуется. Напиши, пожалуйста, что известно о Юре. Если он больше ей не хочет писать, лучше уж сразу ей сказать, чем она так мучается..." Вот и все...
- Ух ты, Фаддеище... И она ответила?
- Ох, ну до чего же ты тупая в голове. Я же говорю: сегодня пришло письмо!
- И что в нем?
- То, что Юрочка твой уже два раза звонил из Калининграда и спрашивал: куда ты провалилась? Ни ответа, ни привета...
Чтобы унять булькающую, пузырчатую, как кипящее молоко, радость, Юля поспешно рассердилась:
- Балда он путаная... А ты тоже! Вот натреплю твои ухи!
- За что?! - от души возмутился Фаддейка.
- За письмо!.. Нет, ты молодец, но зачем последние-то слова? Что я мучаюсь...
- Чтобы все было ясно... - И тут, как всегда, хихикнул и подставил оттопыренное ухо: - Дерни и успокой душу. В любовных делах всегда невиноватые страдают.
Юля засмеялась и щелкнула по уху ногтем:
- Пыль отряхни... Ох, какой ты все-таки молодчина, Фаддейка.
- Я-то молодчина. А ты? Почему ты сама не додумалась им домой написать? Или позвонила бы с почты! У них же телефон...
- Я... не знаю, - вздохнула Юля. - Это как-то... ну, не знаю я.
- Сказать тебе, кто ты? - сурово спросил Фаддейка. - Или сама понимаешь?
- Понимаю. Дура, - с радостной покорностью призналась Юля.
Он сказал снисходительно:
- Ладно уж. Во всех книжках написано, что влюбленные всегда глупеют.
Юлина радость быстро успокаивалась. Не то чтобы тускнела, но уже не пузырилась, не фыркала ликующими брызгами, как в первые минуты. В ней появились уже капельки печали. Наверное, оттого, что вспомнились все тревоги, тоскливые мысли... Но без них, без тревог-то, разве проживешь?