Троцкий - Кармайкл Джоэль (читать книги .TXT) 📗
Заметив в них лишь интеллектуальный блеск и идеалистические мечты и отмахнувшись от «слишком человеческого» за этими масками благородства, Троцкий попросту обнаруживал, каким он видел самого себя.
В октябре 1908 года он начал редактировать «Правду» — русско-язычное издание, выходившее — без особой регулярности — с 1903 года. Это был орган небольшой группы украинских меньшевиков. Теперь он стал газетой Троцкого — при условии, разумеется, что ему удалось бы справиться с финансовыми трудностями.
Деньги, которые он зарабатывал статьями в европейской прессе, стали уходить на типографские и почтовые расходы по «Правде». Время от времени он продавал книги и закладывал личные вещи, чтобы переправить пакеты с экземплярами своей маленькой газеты в Россию. Иногда удавалось получить деньги взаймы у немецких социал-демократов; тогда Наталья выкупала заложенные вещи, и какое-то время газета выходила, как и предполагалось, каждые две недели. В 1909 году Троцкий приложил огромные усилия, чтобы уговорить большевиков поддержать «Правду».
В январе 1910 года в Париже было достигнуто перемирие: большевики и меньшевики согласились взаимно избавиться от своих экстремистов. В большевистской фракции это были отзовисты, упрямо противившиеся сотрудничеству с какими бы то ни было буржуазными организациями в России. В меньшевистской фракции такими горячими головами были ликвидаторы, упрямо требовавшие полной ликвидации подполья.
Казалось, примиренческая линия Троцкого восторжествовала. Обе фракции согласились объединить свои ресурсы и издательские возможности (под арбитражем немецких социалистов — Каутского, Меринга и Клары Цеткин). Венская «Правда» Троцкого удостоилась похвал и обещаний денежной помощи.
Но через каких-нибудь несколько недель все эти соглашения с треском лопнули. Они не отражали реального положения вещей. Вздумай меньшевики действительно очистить свою фракцию от ликвидаторов, они лишились бы поддержки значительной части своих сторонников, между тем как превосходство большевиков в подполье осталось бы прежним.
К 1912 году раскол стал окончательным. Ленин провозгласил в Праге, что большевистская фракция партии представляет собой всю партию. Троцкий в своей крохотной «Правде» яростно обрушился на Ленина и его затею. Его нападки стали еще более резкими, когда Ленин начал издавать свою собственную газету под тем же названием «Правда» — в Петербурге! Троцкий почему-то полагал, что название «Правда» является, в известном смысле, его собственностью. Ленин же считал, что, поскольку его Центральный комитет субсидировал «Правду» Троцкого, он имеет право рассматривать эту газету как политическое издание, а не как частное предприятие.
Любопытно, что первым редактором петербургской «Правды» был Иосиф Джугашвили, в те времена почти не известный никому, кроме узкого круга большевиков.
Кипя от бешенства, Троцкий прекратил издание «Правды», которой он успел придать столь отличимый отпечаток собственной личности. Что касается второй «Правды», то она, как известно, продолжает существовать — с определенными модификациями! — и поныне.
Было совершенно очевидно, что обе фракции — большевики и меньшевики — окончательно порвали связывавшую их пуповину и стали функционально независимыми.
Троцкий сделал еще одну попытку сыграть своей козырной картой единства. В августе 1912 года он убедил так называемый Организационный комитет, основанный в противовес заявлению Ленина о том, что большевики представляют собой всю партию, созвать конференцию русских социал-демократов в Вене. Ленинская группа, разумеется, игнорировала это начинание и, более того, запретила своим членам участие в нем.
Эта мертворожденная затея — получившая название Августовского блока — привлекла к себе нескольких меньшевиков, пару-другую твердокаменных упрямцев типа отзовистов и нескольких большевиков, выступивших против ленинского запрета участвовать в конференции. Присутствовали также представители Бунда и несколько сторонников Троцкого. Выступая от имени этой разношерстной компании Троцкий осудил Ленина по всем статьям как дезорганизатора.
Мертворожденный Августовский блок, чуть ли не последний вклад Троцкого в эмигрантские распри, был всего лишь краткой интерлюдией в его деятельной жизни журналиста и писателя. Вскоре после этого он предпринял большую журналистскую поездку по Балканам.
Он уже был там однажды, в июле 1910 года, на Панславянском конгрессе. С тех пор он довольно часто совершал короткие поездки в Белград и Софию и стал по существу чем-то вроде «специалиста по балканским делам».
Его репортажи о первой Балканской войне (южные славяне против турок) были выдержаны в лучшем стиле европейской и дореволюционной русской журналистики. Его статьи напоминали маленькие, сжатые эссе, в которых необычайная насыщенность фактическим материалом сочеталась с репортерским блеском, зарисовками людей и размышлениями, преподнесенными с обычной для Троцкого яркостью и отточенностью. Как журналист, Троцкий был необыкновенно дотошен — он интервьюировал официальных лиц, собирал данные по передвижению войск, маневрам и учениям, военной тактике и в то же время не забывал описывать ужасы самой войны.
Последним штрихом в этой его журналистской эпопее было разоблачение болгарских зверств по отношению к мирным туркам, и это в то время, когда русская либеральная печать предпочитала смягчать и затушевывать их. Разоблачения Троцкого навлекли на него неудовольствие болгар и не оказали, разумеется, никакого влияния на турок, — те ведь не читали по-русски.
Его репортажи разожгли продолжительную, яростную дискуссию в русской либеральной прессе, внезапно оборвавшуюся лишь потому, что болгары и сербы, разгромив турок, тотчас набросились друг на друга. Русские, поддерживавшие сербов, естественно начали немедленно разоблачать болгар. Во всей этой истории Троцкий проявил себя как решительный, честный и бесстрашный репортер.
Вернувшись ненадолго в Вену — где он обнаружил, что меньшевики весьма довольны окончательным расколом, а примиренчество вышло из моды, даже как тема для словопрений, — Троцкий снова отправился на Балканы, где теперь Сербия в союзе с Грецией грабили Болгарию (вторая Балканская война). Он написал еще несколько статей, в том числе очень интересный репортаж о Румынии. На сей раз он, естественно, выступал в защиту болгар.
Если рассматривать деятельность Троцкого в это десятилетие перед 1917 годом в перспективе его личной жизни, то придется признать, что журналистика явно составляла в ней основную часть. Его собственное толкование тогдашних событий, предложенное в 1929 году, после высылки, конечно же, является чистейшей апологетикой: «В годы реакции я весьма много занимался осмыслением опыта революции 1905 года и подготовкой базы для следующей революции».
Правда состоит в том, что в это десятилетие им не было сделано ни малейшего вклада в теорию или практику революции.
Фактически ничего подобного не было сделано со времени Учредительного съезда 1903 года. И сам Троцкий ничего не добавил к своей теории перманентной революции, разработанной еще в 1905 году. После краха прежнего порядка в 1917 году, когда открылась дорога всевозможным новациям, решающим фактором оказалась вовсе не новизна теории, а эффективность и сила организации. Вот почему отвращение, которое Троцкий питал к организационным делам, сыграло роковую роль в его дальнейшей судьбе.
Именно в этот период всеобщего застоя Ленин создал свой генштаб, возглавлявшийся людьми, которым предстояло прославиться вместе с партией — Зиновьевым, Каменевым и Сталиным. Этот последний, тогда еще совершенно не известный вне партии, внутри нее приобрел репутацию выдающегося «практика». Этим «практикам», на которых партийные «орлы» мыслители, ораторы и писатели — смотрели сверху вниз, предстояло вскоре сыграть решающую роль.
Всё это время Троцкий был писателем и оратором, то есть обыкновенным зрителем. Большевикам, с высоты их победы в 1917 году, его политическая деятельность не могла казаться чем-то большим, чем любительством. В разительном контрасте с тем организационным динамизмом, который он проявил некогда в Николаеве, Троцкий после первой ссылки инстинктивно тяготел всё больше к публичной стороне жизни — публичным выступлениям и сочинительству на абстрактные темы — вместо того, чтобы погрузиться в тягомотину повседневных мелочей и наладить тесные контакты с соратниками.
