Диверсант - Шаргородский Григорий Константинович (чтение книг .TXT) 📗
Отваги степнякам хватило меньше чем на минуту, и они дружно отхлынули обратно. Мой взгляд тут же привлек некто в броне, похожей на серую чешую. Я точно видел, что в него раза три попадали стрелы, но на скорость, которую развил данный субъект, это никак не повлияло.
Интересная бронька, хочу себе такую же.
То, что творилось во рву, выглядело жутким побоищем, но, как ни странно, от городка убегала большая часть нападавших.
Внезапно меня посетило чувство несовершенства окружающего мира. Повернув голову, я едва не зарычал от бешенства и на степняков, и на себя дурака. Под бруствером из корзин сидела Уфила, с удивлением уставившись на торчавшую из предплечья стрелу. Дирата уже присела рядом с подругой и тянулась к окровавленному древку.
– Не трогай! – Мне все же хватило мозгов на разумную мысль.
Подхватив стонущую девушку на руки, я метеором слетел со стены и побежал в сторону конюшни. Благо находилась она недалеко – при таком-то периметре.
Охто не участвовал в бою не только потому, что не хотел воевать с родичами, но и потому, что в качестве медика от него было значительно больше пользы, чем от воина.
– Здесь, – резко сказал старичок, ткнув пальцем в сторону невысокого топчана, и тут же присел рядом с Уфилой. Понимая мое состояние, он быстро бросил через плечо. – Ничто страшно, хозяин.
После этих корявых, но обнадеживающих слов я смог хоть немного успокоиться и тут же обозвал себя идиотом.
Воевода, блин, развел здесь истерику!
Стоявший у входа Черныш, казалось, разделял мое мнение. А в это время четверть сотни казаков тупо смотрели на вход в конюшню.
– Твою ж мать!
Одним движением я взлетел в седло Черныша и ткнул пятками в мохнатые бока. Конь обиженно фыркнул.
Можно подумать, какой неженка! И это при том, что я принципиально не ношу шпор.
– За мной! – крикнул я казакам, вылетая из конюшни.
Эта команда моментально вернула все на свои места – казаки тут же вскочили в седла и устремились за мной, а оставленные у северного выезда из городка бойцы тут же среагировали на изменившуюся обстановку и уронили через ров подъемный мост-ворота. Успокаивая мою совесть, со стены донесся крик старшего снайперской десятки, занявшего брошенный мною пост наводчика:
– Метка пятнадцать, даль две с полсотни!
Так, значит, пока я тупил, прошло не так уж много времени. Триста метров – это почти потолок для стрельбы из длинного лука. Возможно, они достанут еще метров на пятьдесят, но только для видимости обстрела.
Теперь главное – не опоздать.
Громыхая копытами, двадцать пять казаков во главе со своим непутевым бароном вылетели из узкого прохода в защитном валу и по дуге поскакали в сторону рощи.
Мы едва не опоздали – около двух десятков хтаров уже вскочили в седла и начали оттеснять половину табуна в сторону переправы. Еще три десятка подбегали к оставшимся лошадям, причем «чешуйчатый» бежал впереди всех, несмотря на плотную броню.
Ох, как же я хочу эту броньку!
Еще три десятка самых медленных или просто раненых степняков до своих коней не добежали. Все происходящее напоминало мне фильм про Чапая, только местные «красноармейцы» были в усиленных железными пластинами кожаных куртках и с похожими на горшки шлемами вместо буденовок, а вот шашками они крутили очень даже лихо. И кровь, которая полилась через пару мгновений, была самой настоящей.
Убийство бегущих людей – не самое приятное занятие в этой жизни, поэтому я немного отстал. Пусть даже казаки заподозрят меня в трусости – как-то переживу.
Увести своих лошадей хтарам не удалось, и десяток сохранивших выдержку степняков во главе с ханом бросили табун, умчавшись к переправе вслед за остальными.
К финалу погони выяснилось, что хоть какой-то толк от того, что я поперся впереди всех, все же был. Мои молодцы, раззадоренные невиданной в местных краях победой над степняками, с разгону поперлись через брод. Пришлось материться на обоих языках и стучать по шлемам и спинам нагайкой, и с большим трудом, но я все же сумел завернуть слишком горячих парней.
А через пять минут три десятка хтаров выскочили из неприметной балки и проскакали вдоль берега. А ведь самые горячие казаки в это время должны были находиться посреди реки. Мы обменялись стрелами и разъехались окончательно. На наш берег хтары сунуться не рискнули, имея шанс поплыть по течению хладными трупиками. Я похвалил себя за предусмотрительность – при равенстве сил тягаться с хтарами было чистым самоубийством, особенно учитывая, что половина казаков по сути являлась сопливыми пацанами. Пока гнались за отступающими хтарами, нам помогала паника степняков, которая после переправы наверняка успела выветриться из их голов, так что теперь нужно было отходить, пока не поздно.
Приятно возвращаться домой, особенно с победой. Казацкая молодежь тут же ускакала собирать трофейный табун, а драгуны уже рыскали по полю, вытряхивая трупы хтаров из амуниции и сгоняя пленных в одну кучу. Полон набрался не особо большой – пятнадцать кривоногих представителей степного племени с ранениями в основном средней тяжести. Тяжелых «милосердные» драгуны уже дорезали.
Конечно, первым делом я отправился домой, где в комнатке прислуги лежала Уфила. Девушка уже успела оклематься, а о ранении напоминала только плотная повязка с красными пятнами. Она даже хотела заняться работой, но ставшая вдруг сердобольной Никора силой уложила ее обратно в кровать.
Во дворе росла куча трофеев, а недалеко от рощи докапывалась братская могила для хтаров. У нас, к счастью, были только легкораненые, и это при совершенно идиотском поведении предводителя этих людей. Стало невыносимо стыдно и тошно. С опытом-то ладно – наработаю, а вот как привыкнуть к такому количеству смертей, хоть и вражьих? Казалось, безумие всех приключений в империи уже позади, но нет, вокруг меня вновь громоздятся сотни трупов. И ведь все только начинается – несмотря на всю мою рефлексию, я сейчас выйду из дома и отдам очередной приказ.
– Курат, – стоя на пороге, остановил я начало монолога счастливого донельзя атамана казаков, – готовься сам и передай Морофу. Завтра на рассвете казаки и драгуны выходят в поход.
– То есть как? – немного подвис Курат, явно ожидая, что мы прямо сейчас уйдем как минимум в трехдневный загул.
– Вот так. Сколько у нас здоровых лошадей вместе с трофейными?
– Ну где-то сто двадцать, – быстро подсчитал казак.
– Прекрасно. Пусть сотник на всякий случай оставит десяток своих парней в городе. В общем, иди готовься, и давай только без пьянки. Чтобы ни одного похмельного я утром не видел. Казаков это особо касается. Вернемся – и уже тогда устроим праздник.
Усталость навалилась внезапно, словно поджидала подходящего момента, и я, подволакивая ноги, вошел в конюшню. Раненых там уже не осталось, и сидел лишь грустный Охто.
– Старик, ты поможешь мне найти стойбище тех, кто напал?
– Да.
– Подумай хорошо – если тебе неприятно вредить родичам, я не стану приказывать.
– Не потому печаль кушает мое сердце. Моя семья теперь с хозяином. Просто плохо это все, – вздохнул старик, и даже Хан, догрызающий какую-то кость, хмуро пошевелил бровями, совсем как собака.
До заката было еще далеко, но спать хотелось просто невыносимо, поэтому я снял броню, на скорую руку помылся и завалился в кровать.
Когда стемнело, пришла Уфила и тихонько легла мне под бочок. Ничего не хотелось ни ей, ни мне, поэтому мы просто уснули, прижавшись друг к другу. Сквозь навалившуюся дрему я услышал скрип половиц и мягкий стук, с которым Хан завалился на пол перед дверью.
Рассвет следующего дня мы встретили уже за рекой. В поход отправились восемь десятков драгун и все двадцать пять казаков. Многие из них приоделись в трофейную броню, если, конечно, это можно было так назвать. Среди хтарского обмундирования были даже напоминающие чешую бригантины, но вблизи они оказались металлическими бляшками, нашитыми на кожаные кутки, – явно топорной подделкой под что-то другое.
