Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги .txt) 📗
Подхожу к бойцу, который уже выходит из ступора и, видимо, приняв меня за какое-то начальство, набирает в легкие воздуха, чтобы поздороваться по-военному. Машу ему рукой, чтобы не орал, никому здесь вопли в стиле «Здравия желаю, Ваше благородие!» не нужны.
— Ты кто таков?
— Санитар Царскосельского военно-санитарного поезда № 143 Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны рядовой Есенин! — Негромко, но бодро рапортует «душа и гордость земли Русской».
Оп-па! Значит, я не ошибся! И пусть думают, что хотят про мое поведение, хотя, монументально застывшему лакею это все — до одного места!..
— Здравствуйте, Сергей Александрович! Весьма рад познакомиться с… очень одаренным и талантливым поэтом. — Протягиваю руку, которую он на автопилоте пожимает. — Штабс-капитан Гуров, к Вашим услугам…
Дверь опять открывается, и мы едва успеваем вытянуться во-фрунт. В Приемную величественно заходит высокая стройная дама, знакомая мне только по фотографиям… Императрица Александра Федоровна… За ней появляются четыре девицы, двух из которых я уже знаю, — Ольга и Мария Николаевны. Значит, та, что постарше — Татьяна, а самая младшая, с озорными, несмотря на торжественность момента, глазами, — Анастасия. И замыкает процессию еще одна дама с чопорным выражением лица. На котором проскакивает тень недовольства, когда Ольга Николаевна, ломая церемонию, обращается к Императрице:
— МамА, вот тот самый офицер, который спас меня!..
Из положения «Смирно» вытягиваюсь в «Еще смирнее» и рапортую:
— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! Штабс-капитан Гуров!..
Императрица, слегка наклонив голову, пару секунд внимательно смотрит на меня, затем отвечает с почти незаметным акцентом:
— Здравствуйте, господин штабс-капитан. Насколько я знаю, у Вас — двойная фамилия, не так ли?..
— Так точно, Ваше Величество, виноват! Штабс-капитан Гуров-Томский! — Блин, накосячил от волнения, чувствую, как краснею аж до помидорного цвета. — Прошу извинить! Еще не привык!
Александра Федоровна вежливо улыбается, давая понять, что объяснения приняты и прощение заслужено. Ольга Николаевна тем временем снова берет инициативу в свои руки, не обращая внимания на нахмуренные брови сопровождающей дамы:
— Мои сестры, Великие княжны Татьяна и Анастасия!
Доворот в сторону девушек, щелчок каблуками, одновременный короткий поклон-кивок головой…
— Ваши Высочества! Штабс-капитан Гуров-Томский!
Татьяна спокойно и как-то по-домашнему улыбается в ответ, а Анастасия озорно приседает в книксене. Строгая дама оказывается обер-гофмейстериной Елизаветой Алексеевной Нарышкиной. Поворот обратно к императрице, ждем дальнейших указаний…
— Денис Анатольевич, я бесконечно благодарна Вам за спасение дочери! — Видно, что Александра Федоровна тщательно пытается скрыть свое волнение под официальными интонациями светского разговора. — Вы вырвали ее из рук бесчестных негодяев и лично задержали погоню, давая возможность спастись моей девочке! Его превосходительство генерал Келлер, проводивший расследование этого… инцидента, подробно рассказал, как Вы сражались! В знак моей признательности прошу принять эти подарки!
Её Величество протягивает мне на небольшом серебряном подносике две открытых коробочки, обтянутых кожей, с лежащим внутри наручными часами и вороненым портсигаром, украшенным в верхнем углу серебряным гербом…
— Я не зря уточнила Вашу полную фамилию, потому, что попросила Гербовое отделение Сената ускорить решение Вашего вопроса. — Александра Федоровна протягивает мне красную сафьяновую папку, переданную ей Нарышкиной. — Здесь диплом о присвоении Вам фамильного герба Гуровых-Томских.
Разглядывать подарки считалось моветоном во все времена, поэтому, пока все убираем и быстренько обдумываем благодарственную речь. Которая получается очень короткой:
— Служу Престолу и Отечеству! Премного благодарен, Ваше Величество!
В разговор снова вступает Ольга Николаевна. Маминого опыта и выдержки пока у нее нет, поэтому немного смущена и слегка запинается:
— Господин штабс-капитан, поскольку я являюсь шефом Вашего батальона… Я знаю, что офицерам разрешено заменять шашки кортиками… Прошу принять от меня…
В ее руках, переданный той же Нарышкиной, появляется кортик. Возле позолоченной гарды с надписью «За храбрость» прикреплен на щитке малиновый анненский крестик, черная граненая рукоять заканчивается миниатюрным белым Георгием на торце наконечника… Темляк завязан на гарде изящным узлом и заканчивается свисающей кистью…
— Принцесса и рыцарь… С гербом и мечом… Почти, как у Шиллера… — В тишине улавливаю насмешливый шепот Анастасии. — Как это романтично…
Краем глаза замечаю сердито сверкнувшие глаза Александры Федоровны, Ольга еще больше заливается смущенным румянцем… А что, это — идея! Спасибо вам, юное создание, изнеможденное пубертатным периодом, за подсказку!..
— Ваше Высочество! Готов принести клятву верности! — Опускаюсь на колено, склоняю голову… Великая княжна с секундной заминкой поняв смысл сказанного, принимает условия игры и касается клинком моего плеча…
— Свою верность Вы уже доказали. Господин штабс-капитан, я посвящаю Вас в рыцари!..
Встаю, принимаю из рук Ольги Николаевны кортик, уже вдетый в ножны, пристегиваю к ремню. И случайно ловлю взгляд Её Величества, только императорского в этот момент в нем очень мало. Во взгляде видно сомнение матери, пока не решившей, насколько все происходящее является игрой, а насколько правдой, и как это в случае чего сможет помочь ее дочери. И еще истеричную напряженность слабой женщины, придавленной тяжелым бременем Власти. Но мгновение проходит, и я снова вижу императрицу Александру Федоровну…
— А это — поэт Сергей Александрович Есенин! — Пятнадцатилетнее чудо по имени Анастасия Николаевна нетерпеливо пытается завладеть всеобщим вниманием. — Мы были на концерте в лазарете, он там читал свои стихи! Они такие замечательные!..
— Да, я помню, ты прожужжала мне все уши, чтобы пригласить его на чай. — Императрица улыбается, но глаза остаются все еще строгими и непроницаемыми. — Однако, не будем медлить…
Нам, как гостям, стараниями мадам Нарышкиной достаются места в торце стола напротив Александры Федоровны. В комнате, едва все расселись за столом, появляются четыре важных дядьки в ливреях, которые отточенными движениями разливают какой-то особо ароматный чай по чашкам, а потом, отойдя на три шага назад, застывают в готовности выполнить любое пожелание…
М-да, это вам не в ротной канцелярии чаи гонять, одно слово — церемониал. Как-то боязно сделать что-то не так, даже пошевелиться. Смотрю направо, где сидит Есенин, и на душе становится немного легче. Я, конечно, всё понимаю, но, действительно, правду говорят — нет больше счастья, чем несчастье ближнего. Бедного поэта вовсю терзает нервный колотун. А тут еще княжна Анастасия, не подумав как следует, решает угостить пирожным из собственных ручек и перекладывает на его блюдце сложную кондитерскую конструкцию, от чего объект высочайшего внимания вообще впадает в ступор. Потом, спустя полминуты она с удивлением замечает нетронутое лакомство и, сообразив в чем дело, легонько толкает его под столом коленкой, затем, лукаво поглядывая исподтишка на своего соседа, отламывает ложечкой кусочек, отправляет его по назначению и запивает глоточком чая. Тот неуверенно повторяет все показанные телодвижения, затем снова наступает очередь княжны. Вот так, замечательно, теперь по очереди ложки в рот таскают. Ожил птенчик, маленько расслабился. И во взгляде бесшабашность появилась. Сейчас допьет чаёк и, скорее всего, выдаст мини-концерт в стиле высокохудожественной поэзии новокрестьянского направления. Ну, а мы пока послушаем Ольгу Николаевну, сидящую рядом и, не ведая о такой вещи, как режим секретности, рассказывающую если не грифованную, то уж точно служебную информацию не для всяких ушей…
Так-так-так, благодарю Вас, Ваше высочество, значит, ждать Вас с папенькой в гости где-то через две-три недельки… Ага, даже вот как!.. Да, к такому событию действительно надо даже не хорошо, а отлично подготовиться!.. Такое раз в жизни бывает, поэтому — срочно кидать все дела, и — на базу. Готовиться…
