Глаголь над Балтикой (СИ) - Колобов Андрей Николаевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
- Скажите, князь, доводилось ли Вам слышать о технике моментального извлечения клинка из ножен? Вот чтобы Ваш противник еще глазами хлопнуть не успел, а Вы уже могли бы нанести удар?
- Это фантастика, друг мой Николай, не бывает такого. А почему Вы спрашиваете?
Николай, как мог, пересказал историю Асано Тамидзимару.
- А, ну тут немного другое. Получается, что этот Ваш Минамото Се... Сиго... тьфу, черт, язык сломаешь с этими японскими именами, в общем, алчущий отомстить за отца юноша научился очень быстро извлекать клинок из ножен. Его враг просто не ожидал такого, и он не успел обнажить своего меча. Заверяю тебя, Николай, если бы самурай Сакагами вышел на поединок с уже обнаженным клинком, то у парня не было бы ни малейшего шанса. А Вы что думаете, Петр Васильевич?
- Верно говорите, Алексей. - подключился к разговору сидевший рядом есаул.
- Вообще говоря, так умеют делать черкесы. Доводилось мне слышать, и даже видеть такое дело - правду сказать, саблю так не выхватишь, только шашку. И в бою это бесполезно - если у противника шашка в руке, а у тебя - в ножнах, тут уж с какой скоростью не выхватывай - все едино на кладбище свезут. Сами черкесы народ горячий, и пользуются этим тогда, например, если вдруг промеж своих ссора вышла и пока шашки еще в ножнах. Вот тогда конечно, кто первый шашку наголо, тому и жить.
- А не могли бы Вы, Петр Васильевич, показать мне этот прием? - с интересом спросил Николай.
- Показать... даже и не знаю. Видел я такое, было дело, самому потом интересно стало, попробовал, да ведь шашки моей тут нету.
Николай все же упросил есаула показать черкесский фокус на боккэне, благо ножны к ним прилагались. Тот, примерившись и так, и эдак, и впрямь выхватил деревянный меч куда быстрее, чем обычно извлекают саблю из ножен. Хотя и не так, чтобы от удивления в зобу дыхание замерло. Впрочем, козаче ведь говорил, что не тренировался специально, а если позаниматься всерьез?
До следующей встречи с так и не открывшей свое имя девушкой оставалось еще два дня. Николаю не хотелось выглядеть странно, тренируя выхват при всех, а вставать до зари он уже привык. Так что следующим утром юноша отправился на заветную свою полянку и вдоволь намахался мечом. Получалось, правду сказать, не слишком-то хорошо, если не сказать, чтобы совсем плохо. Однако Николая все это заинтересовало всерьез, так что следующий рассвет он встретил там же. Показалось ли ему, что за ним наблюдают чьи-то внимательные глаза? Ветер ли качнул тонкую ветвь, протянувшуюся над кустарником? Кто знает, но, когда мичман, не выдержав, отправился проверить, он никого не обнаружил - лишь шелест листвы скрашивал его одиночество.
На третий день Николай пришел на условленную встречу.
Девушка сидела на пятках посреди полянки в той же одежде, предназначенной для занятий. Ее головка чуть клонилась к левому плечу, будто бы внимая одной лишь ей слышимой мелодии. Левая рука придерживала клинок у пояса - вот только, кажется, это был не боккэн. Николай замер - неужто он опять не вовремя? Мешать упражнениям "знакомой незнакомки" не входило в его планы, так что мичман предпочел оставаться молчаливым и незаметным зрителем.
Девушка оставалась неподвижной. И вдруг - вновь застыла, чуть приподнявшись, а обнаженный меч в ее руках уже смотрел вверх, туда, где могло быть горло подошедшего к ней человека. Все произошло настолько быстро, что Николай ничего толком не понял - только что клинок был в ножнах и вот... Словно услышав его мысли, девушка медленно закончила упражнение, убрав меч в ножны и вновь села на пятки в ту же позу, в которой и застал ее Николай. Медленно подняла ладонь, положила на рукоять меча. Николай наблюдал, как смыкаются ее изящные пальчики аккурат под круглой гардой. Как медленно, будто бы специально для того, чтобы можно было рассмотреть во всех подробностях, клинок покидает ножны, как меняет положение тело, как острие устремляется ввысь...
Следующий прием - выхват, переходящий в горизонтально-рубящий удар, еле различимый глазу взблеск стали. И вновь - медленное повторение, словно для того, чтобы нечаянный зритель увидел технику во всех нюансах...
Шаг вперед, ладонь легла на эфес, но меч покидает ножны едва ли на треть - в этот раз нанесен тычковый удар рукоятью и лишь после этого лезвие со свистом рубит невидимого соперника.
А потом все внезапно кончилось. Девушка распрямилась, приняв расслабленную позу, так что Николай увидел, что на сегодня ее упражнения закончены.
Мичман вышел на полянку.
- Доброе утро, леди. Позволено ли мне будет узнать...
Девушка резко повернулась:
-О, здравствуйте, Николай. Вы меня испугали - перебила она его и вдруг, не терпящим возражений тоном отчеканила:
- Вы только что пришли... - короткая пауза и не успел Николай открыть рот - нежным, исполненным вопросительных интонаций голосом:
- Не так ли?
- Конечно - только и оставалось сказать юноше. Впрочем, головоломка-то нехитрая, его собеседница сказала ведь, что учить японскому искусству фехтования она его не может. А если он без ее ведома, подглядел за ее тренировками, то где же тут обучение?
И все же... что за странные игры? Им вроде бы хорошо вместе, но первоначальный флер загадочности и необычности их встреч уже не интриговал, а начинал раздражать. Короткие свидания на рассвете, даже имени ее он не знает... а теперь еще эта донельзя странная эскапада. Если нельзя показывать приемы азиатского фехтования, так не показывай, а если все же решила научить - зачем этот цирк? Ведь результат-то все равно один, запрет нарушен.
Или это - "загадочная японская душа"? Можно нарушить запрет, но невозможно сделать это публично? Что же это за культура, где форма важнее, чем содержание? А с другой стороны... Николай даже покраснел пришедшему ему на ум сравнению.
В свои молодые годы юноша, конечно, знал о существовании продажной любви, хотя никогда не пользовался услугами профессиональных "жриц". Ему приходилось видеть гулящих - любой мог подойти к ним и, сговорившись о цене, удалиться в укромное местечко. И абсолютно всем было понятно, каким делом займется парочка, укрывшись от посторонних глаз - но именно, что укрывшись. И речи не могло быть, чтобы гулящая стала предаваться амурам у всех на виду, скажем, прямо посреди улицы, где предлагала свой "товар". Продажная любовь безоговорочно осуждалась моралью, но при этом существовала - как будто бы в тайне, и потому мораль мирилась с ее наличием. И никому не казалось это смешно или странно - просто таковы были правила игры у общества, в котором родился и жил Николай.
Общество нашло способ не замечать того, что оно осуждает, но не может или не хочет искоренить. Да и вообще, если вдуматься, очень даже часто мораль говорит нам: "Ни в коем случае нельзя! Но если тихо и незаметно - тогда можно". И, если так, то почему он должен в чем-то упрекать молодую японку? Так что Николай выбросил из головы все эти высокие материи и с головой погрузился в удовольствие общения с прекрасной своей собеседницей.
Перед расставанием девушка внимательно и как будто бы даже с грустью посмотрела в глаза мичмана
- Я уезжаю. - огорошила она Николая.
- Ненадолго, может, на месяц или немного больше.
- А потом? - вырвалось у юноши.
- А потом... что же, если таково Ваше желание, то мы увидимся вновь. Я найду Вас.
Дни в плену тянулись медленно и скучно, на что раньше Николай особого внимания не обращал. Сначала - лечение в госпитале и психологический шок раненного, пережившего страшного сражение человека. Потом - разрыв помолвки, затем... совсем неожиданное знакомство с прекрасной дочерью Азии. Теперь же ничто не занимало ум молодого человека, и он чувствовал себя так, будто на его плечи с грохотом обрушилась вечность, и, казалось, ничто не могло бы приблизить ее окончания.
Но история о единственном сыне Асано Кадзума все же чем-то зацепила Николая. Решение юного самурая - нанести опережающий удар, обратив в ничто фехтовальное мастерство противника что-то задело душе мичмана. Ведь и в морском бою чрезвычайно важно было нанести удар первым.
