Князья тьмы. Пенталогия - Вэнс Джек Холбрук (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Поул фер Ахе начал было вставать, но Ховард уже отвернулся от Мирли. Приложив к губам флакон настойки «Аммари», он залпом опорожнил его: «Это освежает!» Подражая принятому среди элиты жесту, он небрежно выбросил пустой флакон в корзину.
Что-то отвлекло внимание Сьюби. Прикоснувшись к руке мужа, она спросила: «Поул, кто эти люди?» Она указала на троих человек с мрачными и жестокими лицами, стоявших в промежутках между опорами аркады, окружавшей павильон. На них были серые с черными нашивками униформы и черные каски. У каждого на поясе висел тяжелый лучемет с коротким дулом.
Госпожа Януст тихо воскликнула: «Они повсюду! Нас окружили!»
Ховард Хардоа небрежно заметил: «Не беспокойтесь. Это всего лишь часть моей охраны. Наверное, мне следует выступить с объявлением, чтобы ни у кого не возникали лишние вопросы».
Проворно вскочив на эстраду, Ховард громко произнес: «Дорогие одноклассники, старые знакомые и прочие гости! Как вы могли заметить, павильон окружен людьми в униформах, напоминающих военные. Действительно, это вооруженный отряд моих компаньонов. Сегодня они надели мрачноватые костюмы, свидетельствующие о том, что у них далеко не радужное настроение. Когда они торжествуют и веселятся, они одеваются в желтое. А когда они появляются в белом, их называют «куклами смерти».
На этот раз достаточно благоразумно соблюдать их указания, и все мы прекрасно проведем сегодняшний вечер! Призываю вас продолжать беззаботное празднество! Пусть каждый вспоминает о прошлом! Дженора Садальфлури сообщила мне, что никто не планировал развлечения. Я опасался, что так оно и будет, в связи с чем предусмотрел небольшую развлекательную программу. Но прежде всего позвольте мне немного рассказать о себе. Возможно, из всех, кто посещал нашу старую добрую школу, я был самым наивным учеником. Теперь мне остается только смеяться над мальчишескими иллюзиями. О, с тех пор прошло двадцать пять лет, от юного мечтателя не осталось и следа! В школе он открыл для себя таинственный новый мир запретных наслаждений и завораживающих возможностей. Но как только он попытался исследовать этот мир и расширить свой кругозор, его отвергли. Весь мир восстал против него. Его запугивали и преследовали, над ним издевались и насмехались, ему придумали гнусную кличку «Фимфль». Первым, кто использовал это выражение, насколько я помню, был Блой Садальфлури. Не так ли, Блой?»
Блой Садальфлури надул щеки, но ничего не ответил.
Ховард Хардоа медленно, удивленно покачал головой: «Бедняга Ховард! Девочки обращались с ним не лучше. Даже теперь одно воспоминание об их пренебрежении заставляет меня морщиться. Сьюби Садальфлури развлекалась самыми бессердечными играми — не буду вдаваться в подробности. Сегодня я приглашаю ее очаровательных дочерей отправиться в развлекательное путешествие на борту моего звездолета. Мы посетим любопытнейшие уголки Галактики и — уверяю вас! — со мной они не соскучатся ни на минуту. Возможно, в результате Сьюби огорчится и почувствует себя одинокой, но ей следовало задуматься о возможных последствиях своих поступков двадцать пять лет тому назад — поступков, заставивших меня покинуть Блаженный Приют.
Откровенно говоря, трудно представить себе ситуацию, в которой у меня было бы больше преимуществ. Теперь я несметно богат. Я мог бы купить весь Блаженный Приют и даже не заметить этого. В том, что касается философии, мои представления стали гораздо более определенными. Я придерживаюсь принципа универсального равновесия: каждому действию должно соответствовать равновеликое противодействие. Или, попросту говоря, долг платежом красен. Перейдем, однако, к сегодняшней развлекательной программе. Это небольшое попурри на тему «Осуществление благородной мечты школьника о справедливом возмездии»! Обстоятельства сложились самым удачным образом — налицо многие важнейшие участники нашей судьбоносной трагикомедии!»
Корнелиус ван Буйерс, председатель организационного комитета, поспешно вышел вперед: «Ховард! Довольно! Ты болтаешь безобразные глупости! Твоя шутка зашла слишком далеко — по сути дела, ты развлекаешься в одиночку за счет всех остальных. Спускайся со сцены и веди себя, как подобает старому доброму школьному товарищу — пусть этот вечер не омрачается мелочными обидами».
Ховард поднял указательный палец. Два компаньона-охранника подхватили Корнелиуса ван Буйерса под локти, вывели его из павильона и заперли в гимнастическом зале для девушек. В тот вечер больше его не видели.
Ховард Хардоа повернулся к оркестру. Герсен, сидевший шагах в пятнадцати от Трисонга, надеялся, что широкополая шляпа и безмятежно-тупое выражение лица послужат достаточной маскировкой.
Ховард даже не взглянул на него: «Маэстро Кутт! Рад возобновить наше знакомство! Вы меня помните?»
«Не слишком хорошо».
«Это потому, что вы набросились на меня в приступе ярости и вырвали скрипку у меня из рук. Вы сказали, что я играю, как пьяный суслик».
«Припоминаю нечто в этом роде. У тебя не получалось вибрато. Вместо того, чтобы придавать звуку выразительную певучесть, ты извлекал из инструмента слезливые завывания».
«Любопытно. Вы предпочитаете не играть в таком стиле?»
«Это совершенно недопустимо. Каждая нота должна находиться в своей, точно определенной области частотного спектра, и вибрато не служит оправданием выхода за пределы этого диапазона».
«Никогда не поздно попробовать что-нибудь новое, маэстро Кутт! — заявил Ховард Хардоа. — Это правило так же применимо в музыке, как в повседневной жизни. Вы никогда еще не играли, как пьяный суслик, и теперь для вас настало время попробовать. К сожалению, не могу превратить вас в суслика, но в том, что касается опьянения, не вижу никаких препятствий. У нас под рукой есть все необходимые для этого настойки и ликеры. Пейте, профессор Кутт, а потом играйте! Играйте так, как не играли никогда!»
Отвесив принужденный поклон, концертмейстер отодвинул руку, протянувшую ему флакон: «Прошу меня извинить, но я не употребляю внутрь продукты брожения и жидкости, содержащие спирт. Наставления недвусмысленно осуждают такую практику».
«Ха-ха! Сегодня мы набросим на теологию непроницаемый чехол, как на клетку с говорливым попугаем. Возрадуемся! Пейте, профессор! Пейте здесь — или мои компаньоны отведут вас к реке, и вам придется вдоволь напиться жидкостью, не содержащей спирт».
«Мне никогда не нравились спиртные напитки, но если меня вынуждают под угрозой насилия... — Вальдемар Кутт пожал плечами и опрокинул в глотку содержимое флакона. — Фу, какая горечь!»
«Да-да, это горькая настойка, «Аммари». Вот, попробуйте ликер «Дикое озарение»».
«Ага, это уже не так плохо. Дайте-ка мне «Голубые слезы»... Да. Вполне приемлемо. Но достаточно, с меня хватит».
Ховард Хардоа рассмеялся и хлопнул старого дирижера по сутулой спине; Герсен наблюдал за происходящим с отвращением бессилия. Трисонг был так близко — и Трисонг был недостижим! Сидевший рядом блондин, игравший на зумбольде, пробормотал: «Это какое-то безумие! Если он подойдет ближе, я огрею его зумбольдом по башке, а вы отдубасьте его дудками. Он потеряет сознание, его свяжут и отвезут в сумасшедший дом».
У входа в павильон стояли два субъекта — плосколицый коротышка, плотный, как пень, с почти облысевшей головой, и худощавый мрачный субъект с коротко подстриженными густыми черными волосами, впалыми щеками и костлявым, выступающим вперед подбородком. Они не носили униформу «компаньонов».
«Видите этих двоих? — Герсен потихоньку указал на них зумбольдисту. — Они следят за каждым движением и ждут первой возможности переломать кому-нибудь шею».
«Но как можно выносить такое унижение?» — продолжал кипеть зумбольдист.
«Сегодня вечером соблюдайте предельную осторожность — вы можете не дожить до утра».
Концертмейстер Кутт пригладил рукой растрепавшиеся волосы. Глаза его слегка остекленели, он с трудом сохранил равновесие, повернувшись к оркестру.
«Сыграйте что-нибудь! — потребовал Ховард Хардоа. — В стиле «пьяного суслика», будьте любезны».
