Князья тьмы. Пенталогия - Вэнс Джек Холбрук (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Взглянув на музыкантов исподлобья, Кутт пробормотал: ««Цыганский костер», в эолийском ладу».
Ховард Хардоа внимательно слушал, отбивая такт указательным пальцем. Через некоторое время он закричал: «Достаточно! Приступим к развлекательной программе! Мне доставляет огромное удовольствие предложить ее вашему вниманию! Идея сегодняшнего представления зародилась в моем уме еще двадцать пять лет тому назад. Так как я одновременно выступаю в ролях импресарио и конферансье, а также потому, что сценарий спектакля основан на моем собственном опыте, некоторая субъективность авторского взгляда на вещи не должна вызывать удивления.
Начнем же! Все необходимые реквизиты под рукой. Я открываю занавес времени! Теперь все мы снова в школе, вместе с несчастным Ховардом Хардоа, жертвой преследований, побоев, издевательств и бессердечных девичьих капризов! В связи с чем припоминаю один характерный случай. Мэддо Страббинс! Не прячься, я тебя прекрасно вижу — ты все еще такой же беспардонный чурбан, каким был тогда. Иди-ка сюда! Я хочу освежить в твоей памяти сущность вышеупомянутого инцидента».
Мэддо Страббинс набычился и вызывающе скрестил руки на груди. К нему приблизились компаньоны. Страббинс рывком поднялся на ноги и прошествовал к эстраде — высокий грузный человек с жесткими черными волосами и крупными чертами лица. Остановившись перед Ховардом Хардоа, он смотрел на него с отвращением, смешанным с неуверенностью.
Ховард грубо прокричал звенящим голосом: «Как я рад тебя видеть после стольких лет разлуки! Ты все еще играешь в мяч на квадрантах?»
«Нет. Это детская игра, с чего бы я стал тратить на нее время?»
«Когда-то мы с тобой думали иначе. Я вышел на двор с новой ракеткой и с мячом. А вы с Воксом Баддлом вытолкали меня пинками. Ты сказал: «Иди, остуди задницу в тенечке, Фимфль. Посмотришь, как мы играем — может быть, чему-нибудь научишься». Вы отобрали у меня мяч и стали им играть. Я возражал, указывая на то, что пришел первый, а ты сказал: «Заткнись, Фимфль! Из-за твоего нытья я не попадаю по мячу». А когда вы кончили играть, ты забросил мой мяч далеко за ограду, и он потерялся в траве. Помнишь?»
Мэддо Страббинс ничего не ответил.
«Долгие годы я горько сожалел о том солнечном дне, потерянном навсегда, — продолжал Ховард Хардоа. — Эта несправедливость глубоко врезалась мне в память, она до сих пор возмущает меня так, будто это случилось вчера! Мяч стоил пятьдесят сантимов. Время, которое я потерял в поисках мяча, следует оценить как минимум еще в один СЕРС. В сумме двадцать пять лет тому назад твой долг составлял полтора СЕРСа. С учетом десяти сложных процентов в годовом исчислении, на сегодняшний день ты мне должен, в точности, шестнадцать СЕРСов, двадцать пять сантимов и два гроша. Прибавим разумную сумму штрафных убытков — скажем, десять СЕРСов для возмещения нанесенного эмоционального ущерба. Таким образом, ты мне должен примерно двадцать шесть СЕРСов. Плати сейчас же».
«У меня нет с собой таких денег».
Ховард Хардоа подозвал пару компаньонов: «Выпорите его хорошенько в течение двадцати шести минут, после чего отрежьте ему уши».
«Один момент! — поспешил сказать Страббинс. — Вот твои двадцать шесть СЕРСов». Отсчитав несколько монет, он повернулся и, ссутулившись, стал возвращаться к своему столу.
«Это еще не все! — остановил его Ховард Хардоа. — Ты заплатил за потерянный мяч. Теперь тебе предстоит расплатиться за пинки. Остудить задницу, выражаясь твоими словами».
Люди в серых униформах прикатили кресло на колесиках с большим куском льда вместо сиденья. Они отвели Мэддо Страббинса к этому орудию пытки, распороли сзади его штаны, усадили на лед и привязали к креслу.
«Вот так — остуди задницу и заткнись, Мэддо! — издевался Ховард. — По-хорошему следовало бы отрезать твою липкую мошонку, сделать из нее мяч и заставить тебя пнуть его в реку, но мы откажемся от этого развлечения, чтобы не оскорблять взоры присутствующих дам и детей. Впрочем, осталась еще одна небольшая деталь...» Один из компаньонов подошел к Страббинсу и прижал к его лбу какое-то приспособление — тот закричал от боли. Когда приспособление удалили, на лбу Страббинса осталась большая, яркая красно-лиловая буква «Ф».
«Пусть это будет неизгладимым напоминанием об отвратительной кличке «Фимфль», — сказал Ховард Хардоа. — Таким же сувениром будет награжден каждый, кто, насколько я помню, использовал это выражение. Его придумал Блой Садальфлури. Начнем с этого жирного прохвоста».
Блоя Садальфлури раздели догола, после чего все его тело покрыли татуированными буквами «Ф» — с тем исключением, что поперек ягодиц прозвище «ФИМФЛЬ» было изображено полностью.
Ховард Хардоа критически оценил работу своих подручных и одобрил ее: «Теперь, Блой, ты выглядишь, как полагается. Когда будешь купаться в озере Скуни, и друзья спросят тебя, почему ты весь в пятнах, как леопард, объясни им, что тому виной твой распущенный злобный язык. Эй, компаньоны! Я придумал что-то новенькое! Проштампуйте букву «Ф» у него на языке!
Перейдем к следующему номеру нашей программы. Эдвер Висси! Иди сюда — и не волочи ноги... Помнишь Анджелу Дэйн? Красивую маленькую девочку из младших классов? Я обожал Анджелу всеми фибрами моей романтической души. Однажды я стоял и говорил с ней, а ты подошел и отпихнул меня. Ты сказал: «Катись-ка ты подальше, Фимфль! Выбери любое направление и проваливай. А мы с Анджелой прогуляемся в другую сторону». Подальше — это куда, собственно? По дороге? Или вдоль какой-то воображаемой линии? И на какое расстояние?» Голос Ховарда стал гнусавым и педантичным: «В данном конкретном случае мы упростим задачу и представим себе кольцевой маршрут вокруг павильона. Тебе придется пробежаться «подальше» по этому маршруту, и таким образом мы определим, какое именно расстояние ты имел в виду. За тобой будут гнаться четыре охотничьи собаки — и если ты станешь притворяться, что выдохся, они будут кусать тебя за ноги. Итак — счастливого пути, Эдвер! Посмотрим, как сверкают твои пятки, пока ты «катишься подальше». Жаль, что с нами нет маленькой Анджелы — она получила бы огромное удовольствие».
Компаньоны вывели Эдвера Висси из павильона и заставили его бежать от четырех рычащих и лающих гончих, то и дело припадавших к земле, чтобы тяпнуть его зубами за пятку.
Блондин-зумбольдист пробормотал: «Кто-нибудь когда-нибудь видел что-нибудь подобное? Этот человек сошел с ума! Его мелочная мстительность выходит за рамки человеческих представлений!»
«Тише! — снова предупредил его Герсен. — Он слышит шепот за версту и дословно вспоминает все, что было сказано. Пока что он всего лишь добродушно развлекается — у него хорошее настроение».
«Надеюсь никогда не узнать, чем он занимается в плохом настроении».
Программа продолжалась: одного за другим Ховард Хардоа вызывал бывших одноклассников и подвергал их наказаниям, отражавшим характер их проступков, тем самым восстанавливая равновесие справедливости во Вселенной.
Олимпия Омстед договорилась встретиться с Ховардом на площадке для пикников у Блинниковского пруда. Ховард прошагал больше пятнадцати километров и прождал ее четыре часа; наконец Олимпия явилась — в компании Гарда Торнблума. «Теперь тебя отвезут в места не столь отдаленные, — сообщил ей Ховард. — Там тебе придется ждать восемь часов, до утра, после чего тебе позволят пройти тридцать километров до реки Виггаль. Для того, чтобы ты никогда не забыла этот урок, я предусмотрел дополнительное наказание». Олимпию обнажили до пояса; одну ее грудь выкрасили в ярко-красный цвет, другую — в не менее кричащий голубой. Вдобавок у нее на животе проштамповали все ту же красно-лиловую букву «Ф». «Превосходно! — заявил Ховард Хардоа. — Впредь думай о последствиях, прежде чем морочить голову доверчивым мальчикам!»
Внимание Ховарда сосредоточилось на Леопольде Фриссе; тем временем Олимпию вывели под руки из павильона в ночную тьму. Леопольд Фрисс в свое время посоветовал юному Ховарду «поцеловать его в задницу». Компаньоны привели шестерых свиней и заставили Леопольда поцеловать каждую соответствующим образом.
