Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич (книги серии онлайн .txt) 📗
Она явилась без глухого плаща, в который прежде куталась, но в строгом закрытом платье, на взгляд доктора Генри не вполне соответствующем ее изящной фигуре. Может, именно потому, что она избавилась от своих траурных покровов, ему показалось, что и держится она иначе, более свободно, чем в день их знакомства. По крайней мере, у него уже не возникало ощущения, что он смотрит на механическую балерину, напряженно замершую посреди пируэта из-за сломавшейся внутри пружины. А может, это было иллюзией — люди, собравшиеся в клубе «Альбион», привыкли окружать себя иллюзиями, это диктовал им инстинкт самосохранения.
— А еще украсить эту дыру шелковыми занавесями, панно и подсвечниками, — сострил Пастух, аккуратно складывая разбросанные по столу карты, — Долго же вы заставляете себя ждать, уважаемый Доктор. Мы ждем уже битый час! Боюсь, этого времени хватило мистеру Уризелю, чтобы выудить из меня три пенса в криббедж. Слушайте, вас точно не сослали в Новый Бангор за шулерство, уважаемый Архитектор?
Архитектор сердито нахмурился — чувствовалось, что фамильярность Пастуха тяготит его, однако, поиграв седыми бровями, он воздержался от резкой отповеди.
— Не нам укорять Доктора за опоздание, уважаемый Тарнак, — степенно ответил он, — Думаю, все здесь присутствующие согласятся с тем, что в нашем деле никакие меры осторожности не могут быть излишними.
Это замечание вызвало кривую усмешку на лице Поэта. Судя по наполовину опустошенной бутылке вина, стоящей перед ним, и расслабленной позе, он воздержался от игры в карты, однако пьяным не выглядел, лишь в глазах блестели игристые винные огоньки.
— Легко говорить об опасности вам, бесстрастному служителю точных наук. Как и все математики, вы лишены воображения. Для меня же каждое путешествие сюда кажется спуску в царство Аида. Пробираясь зловонными переулками, я в каждой тени вижу замершую с обнаженным кинжалом крысу, а в каждой подворотне — засаду.
Толстые пальцы Пастуха, темные и плотные, как каучуковые жгуты, выглядели достаточно сильными, чтобы гнуть подковы, однако удивительно ловко обращались с картами. Изящно потрещав колодой, он спрятал ее в карман пиджака.
— Бросьте, — посоветовал Пастух, посмеиваясь, — Бояться уже поздно. Наши приговоры были подписаны и надлежащим образом оформлены еще в ту минуту, когда мы впервые собрались здесь, все остальное — не более чем формальность. Впрочем, у меня небольшой опыт по части заговоров, в прошлой жизни у меня обычно находились более важные дела, чем принимать участие в деятельности тайных обществ.
— А мне приходилось, — усмехнулся Поэт, — Я был членом по меньшей мере пяти тайных лож, оккультных орденов и социалистических кружков. Не очень хлопотное занятие. По большей части наша деятельность сводилась к изобретению никчемных ритуалов, чтению молитв задом наперед и поглощению дармового абсента. Не тот опыт, который пригодится для Порохового заговора [90].
— Как по мне, любой заговор отдает дешевой романтикой.
— Пусть отдает хоть кислым щавелем! — резко произнесла Графиня, перебив обоих, -
Если, объединившись, мы сможем разрубить Его цепи, приковавшие нас к острову, я готова вступить в любой клуб, даже если председательствовать там будет сам Дьявол!
Пастух склонил голову в ироническом подобии галантного поклона.
— Одобряю ваш энтузиазм, мадам Лува, просто хочу предостеречь от любых поспешных действий. У меня нет такого опыта, которым располагает господин Поэт, однако на отсутствие здравомыслия я пожаловаться не могу. Залог любого успеха, в чем бы ни заключалось дело, не в энтузиазме, а в осторожности, трезвом расчете и выдержке.
Архитектор неожиданно улыбнулся, услышав это.
— Слова мудрого человека, господин Тарнак! — провозгласил он, — Отрадно слышать, что в этой комнате кроме взаимных упреков и подозрений могут звучать дельные мысли.
— В таком случае, время приступить к конкретике! — провозгласил Поэт, глотнув из бутылки, — С чего начнем? Может, угоним демонический поезд, чтоб с его помощью подвезти под Майринк пару тонн динамита и поднять Канцелярию в воздух?
Доктор Генри решительно покачал головой.
— Никакого динамита, господа. То, что нам противостоит, так просто не уничтожить. Кроме того, я очень сомневаюсь в том, что нам каким-то образом удастся навредить Канцелярии, даже окажись у нас в наличии все запасы динамита шахтеров из Уайтхевена. Мы не будем ставить перед собой такую цель.
— Значит, не борьба, а побег, — Архитектор кивнул, не то одобрительно, не то задумчиво, — Что ж, разумно, Доктор. И какой же метод представляется вам для этого наиболее перспективным?
В комнате установилась тишина.
Доктору Генри не требовалось время для того, чтоб подобрать слова. Эти слова уже были у него — загодя приготовленные, отточенные, точно стрелы, разложенные в нужном порядке. Но он хотел, чтобы взгляды всех присутствующих остановились на нем.
Так устроена публика. Чтобы впечатлить ее, надо завладеть ее вниманием. На миг подавить ее волю, тот корень, из которого произрастает скепсис.
— Прежде чем приступить к разработке плана побега, нам всем надо в полной мере осознать одну вещь. Свободу дарит не инструмент, а понимание того, когда, как и против кого его применить. Напильник из лучшей закаленной стали, веревочная лестница и острый кинжал станут не ключом к спасению, а бесполезным балластом, если человек, который держит их в руке, не сознает своего положения и не имеет плана действий.
Эдмон Дантес годами рыл подкоп не потому, что ему надоело играть в самому с собой в шарады, а потому, что он точно знал, где находится путь к спасению и какие преграды находятся между ними. Жан-Анри Латюд [91] использовал дымоход и хитроумные самодельные лестницы, чтоб покинуть негостеприимную Бастилию — он тоже хорошо сознавал свое положение. Хитроумному обольстителю Джакомо Казанове потребовались познания в психологии, Библия и заточенная пика [92] — этот небогатый инструментарий в итоге привел его к свободе. Каждый из этих отважных беглецов, реальных и вымышленных, знал, что ему противостоит и, соответственно, мог выбирать необходимый для себя инструмент.
— Ха. А наш Доктор, оказывается, не дурак болтать, — Поэт усмехнулся кислой винной усмешкой, — Скажите, вам не доводилось выступать в Национальном союзе студентов в девяносто третьем?..
— Не время для сарказма, Ортона, — оборвал его Пастух, на лице которого беззвучно надувались и пропадали большие как каштаны желваки, — Пока что Доктор совершенно прав. Прежде чем пускаться на какие-то действия, нам надо определить, что нам противостоит.
Тонкие пальцы Графини, высвобожденные из глухих перчаток, тонко хрустнули суставами.
— Остров! — приглушенно произнесла она, — Вот в чем кошмар нашего положения. Нам противостоит даже не Канцелярия с ее хищными крысами, не шпики в штатском, не соглядатаи и не бесчисленные чудовища. Нам противостоит остров — весь Новый Бангор вплоть до последней песчинки.
Доктор Генри счел необходимым одобрительно кивнуть ей. Она определенно стала ощущать себя более свободно. Они все стали.
— Совершенно верно. Остров. Воплощенный Левиафан. Уверен, каждый из нас превосходно знает устройство нашей темницы, как заключенный знает наощупь контуры всех кирпичей в своей камере. Но это лишь физическое воплощение. Его сила зиждется не в стальных прутьях и не в камне. Она везде. А значит, первым шагом к пониманию нашего истинного положения станет понимание того, чего она от нас ждет. Вот с чего стоит начать.
Пастух, очнувшись от задумчивости, недоуменно уставился на него.
— Чего ждет? — он несколько раз озадаченно моргнул, — В каком это, черт возьми, смысле?
Доктор Генри заставил себя сохранять спокойствие. То спокойствие, которое много лет предохраняло его от скепсиса, оскорблений и нападок зрителей. То, которое он сделал частью себя.
