Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Онхонто стоял перед ней, опустив взгляд, и лицо его было спокойно.
— Если вы желать этого сейчас, — тихо ответил он. — То пусть будет так.
Таик позвала прислугу, сдерживая гнев.
— Мы с моим супругом желаем уединиться в опочивальне, — сообщила она. — Пусть никто не смеет беспокоить нас. И принесите напиток, разжигающий страсть.
Через несколько минут одна из жриц внесла на подносе сосуд, наполненный переливающейся в лучах солнечного света жидкостью.
— Пейте, — приказала Таик Онхонто, когда они вновь остались одни.
Однако не успел её муж поднести сосуд к губам, как она выхватила его у него из рук и поставила обратно на поднос.
— Вы смешны, — сказала Таик, презрительно искривив губы. — Неужели вы и впрямь подумали, что я сказала это всерьёз? Впрочем, полагаю, что да. Прекратите ломать эту комедию и жалеть себя. Я же вижу, как вы наслаждаетесь своим показным смирением, своими страданиями, которые выпали на вашу долю совершенно незаслуженно. Вы готовы сделать, что угодно, лишь бы страдать ещё сильнее, ещё отчаяннее.
Онхонто поднял на неё взгляд.
— Я не страдать, госпожа, — ответил он. — Мне просто грустно за вас.
— За меня? — повторила Таик, вздрогнув. — О, я понимаю. Вы считаете, что я безумна, как и моя мать. Что ж, оставим вопрос, так это в действительности или нет. Мне интересно другое. Вам жаль меня, но не жаль всех тех людей, которых я только что убила своими руками? Убила совершенно незаслуженно, надо сказать, потому что сколько бы Даран ни считала, что я глупа, это всё же не совсем так, и для казни я выбирала именно тех людей, у кого нет ни семьи, ни родственников, которые могли бы возмутиться и попытаться поднять бунт. Выбирала не по принципу вины, а по принципу безопасности для меня. Так вот, меня вам жаль больше, чем всех убитых? Что ж, в таком случае ваша мораль — и ваше милосердие — оставляют желать лучшего!
Онхонто внезапно глубоко вздохнул и, опустившись на колени, склонил голову так низко, что волосы его рассыпались по полу.
— Простите меня, — сказал он. — Простите за то, что я заставил вас страдать.
— Да вы к тому же ещё и горды! — вскричала Таик. — Чудовищно горды! Вы полагаете, что я затеяла всё это исключительно ради того, чтобы отомстить вам за вчерашнюю ночь? Что я так сильно страдаю из-за того, что вы не желаете любить меня, как женщину? Ну и самомнение же у вас! До чего же приятно вам в глубине души придавать собственной персоне такую чрезвычайную важность! Ну признайтесь же. Признайте, что это так!
— Я не знать, госпожа, — ответил Онхонто, не поднимая головы. — Возможно, что вы правы, и что в моей душе есть эти чувства. Я никогда не думать об этом. Не стараться понимать себя. Наверное, я просто не уметь делать этого.
— И как вы после этого смеете говорить, что понимаете мои чувства? Что знаете обо мне что-то, чего не знаю я сама? — Таик насмешливо фыркнула и отвернулась. — Не буду отрицать, что мне была неприятна ваша холодность вчера ночью, но эти чувства не имели ни малейшего отношения к тому, что произошло сегодня. Если хотите понять мои мотивы, то извольте, я объясню вам их. Во-первых, я всегда полагала, что страх перед наказанием возбуждает в подданных гораздо больше послушания и почтения, нежели милость правительницы. Во-вторых, я желала удовлетворить собственные жажду мщения и злость, которые горели у меня в груди. Я согласна с тем, что личные чувства мешают государыне, мешают любому человеку, облечённому властью — при всей моей нелюбви к жрицам, я читаю, что эта система устроена совершенно правильно: при вступлении в ряды жриц девушка обязана отречься от своих родных, своего имени, своего естественного предназначения в качестве матери и главы семьи. Однако есть то, в чём я не согласна с Даран: она полагает, что личные чувства должны быть подавлены, искоренены. Я же считаю, что достаточно удовлетворить их один раз, и после этого позабыть о них. Посмотрите на меня теперь: я нашла выход своему гневу, который копился во мне много лет, и теперь чувствую себя спокойной, удовлетворённой. Ну и наконец, самое главное, я желала проверить, что почувствую, когда убью человека своими руками. — Таик подняла ладонь и посмотрела на свои пальцы. — Я не почувствовала ничего. Знаете ли вы о том, что это привилегия Аларес Всесияющей — убивать, не испытывая страха? Она спускается на землю, чтобы свершить божественное правосудие и покарать виновных. И пусть я не верю в Великую Богиню, но я желала проверить, течёт ли в моих жилах, как в жилах Императрицы, божественная кровь. Мои чувства были для меня достаточно убедительным доказательством. Ну и что вы на всё это скажете? — вдруг спросила Таик, глядя на Онхонто с каким-то нарочито детским любопытством.
Тот долго молчал.
— Если ваша душа действительно спокойна теперь, — наконец, произнёс он. — То это хорошо.
— И это стоило крови всех невинных? — Таик расхохоталась. — Право же, вы удивительный человек. Не сомневаюсь, что ещё тысяча человек сказала бы мне то же самое, но только вы один, похоже, говорите это совершенно искренне. И при этом именно вы, а не они, считаетесь образцом доброты и милосердия, вы, безжалостный! Нет, вы невероятны!
Она отступила на пару шагов и какое-то время вглядывалась в своего супруга.
— Как вы посмели, — вдруг продолжила она, однако без гнева в голосе. — Да как вы посмели явиться на глаза Императрице, супруге и госпоже вашей в таком виде, не умыв лицо, не переменив одежду? Вы задумали оскорбить меня?
Онхонто посмотрел на неё несколько растерянно, и Таик подумала, что была права в своих предположениях: он попросту обо всём забыл.
— Простите меня, — сказал он. — Я совсем не подумать. Сейчас я пойду умыться.
— Ах, оставьте, — раздражённо взмахнула рукой Таик. А потом взглянула на чан с водой, который с полчаса назад принесли ей слуги, и, с трудом подняв его, перенесла поближе к своему супругу. — Дайте-ка я сама это сделаю.
В глазах Онхонто отразилось удивление, но он ничего не сказал.
Таик сдёрнула с одного из столов белоснежную салфетку, намочила её и, опустившись на колени рядом с мужем, провела влажной тканью по его щеке.
— Право же, я так близка к моему народу, — сказала она, смеясь. — Казню своими руками, и своими же руками оттираю кровь со щеки своего супруга. И супруг мой, по большому счёту, тоже из народа. Кто после этого скажет, что Императрица бесконечно далека от своих подданных?
Онхонто улыбнулся уголками губ.
— Спросите у своих рук, госпожа, что им приятнее делать? Убивать или… вот это? — мягко произнёс он.
Таик на мгновение замерла, однако самообладание не потеряла.
— Конечно же, это, — сказала она, высокомерно улыбаясь. — Да и как иначе? Ведь я желаю вас. Конечно же, мне приятно касаться вашей шелковистой кожи, это и глупцу понятно.
Отбросив салфетку в сторону, она взяла лицо супруга в обе руки и, заставив его поднять голову, долго вглядывалась в бездонную лазурь его глаз, и снова у неё появилось ощущение, что она качается на волнах.
— Море… — задумчиво проговорила Императрица. — Знаете ли вы, что единственный выход к морю во всём Астанисе расположен во владениях Эсер Саньи? Чтобы отправиться за вами на ваш островок, мне пришлось пробираться через её провинцию инкогнито, как когда-то в детстве, когда я бежала из столицы из-за опасности заговора. Конечно, если бы Эсер узнала о моём приезде, она устроила бы мне пышную встречу, но это было бы ещё более унизительно. Она бы сделала вид, что оказывает великие почести, но на деле использовала эту возможность, чтобы плюнуть мне в лицо и показать, насколько она богаче, чем я. Великая Богиня, я ненавижу её. Вот кого я на самом деле хотела бы убить своими руками.
Лицо Таик омрачилось, и она прижала Онхонто к себе.
— Но всё же у неё нет ни моего титула, ни такого сокровища, как вы, — проговорила она, усмехнувшись. — А она, говорят, ужасная сладострастница, я уж не говорю про её вожделение к императорским регалиям. Так что в чём-то и она завидует мне, эта старая гадина.
