Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей (лучшие книги txt) 📗

Далеко впереди, на каменном помосте, частично озаряемым падающим сверху блеклым светом, сражались три крупных силуэта. Двое из них действовали заодно. Их неповоротливость и некая заторможенность в движениях возмещалась численным превоходством. Но ненадолго. Силуэт с поломанным мечом срубает голову одного и губит второго, разрубив его грудь. Последний свалился на пол, словно груда трухлявых останков, хотя в бою выглядел достаточно крепким. Выживший незнакомец повесил свой меч на пояс и повернулся к Варди. Последний припал к полу, точно на его спину рухнуло что-то неподъемно тяжелое. В ушах родился пронзительный свист, переходящий в гулкое потрескивание, заглушающее все его мысли. Варди попытался встать, по-прежнему не выпуская из руки меч. “Сопротивляешься? — пробасил незнакомец. — Рассчитываешь погубить меня сейчас? Удачный момент. Только вот я по-прежнему сильнее”. Варди замахнулся. Муж резко выхватил свой меч и жестким ударом не просто выбил орудие из рук существа, но и сломал ему руку. Муж потянулся к сумке, свисающей с плеча Варди и достал оттуда несколько каменных кусков с вросшими туда шариками темного цвета. “Жабьи камни, — произнес он, разглядывая их. — Раз, два…да, их будет достаточно для Спящих. Ты славно постарался, утбурд”. Незнакомец взял Варди за руку и одним махом разрубил его по диагонали — от левого плеча и по правые ребра. Само лицезрение этого жестокого действия приносило боль, но только Варди она была чужда в любых проявлениях. Но он всхлипывал. Он просто недоумевал, что плохого сделал этому человеку, что заслужил такое отношение?

“Твое существование олицетворяет нить, удерживающую твои земли от падения в бездну, — произнес муж, подняв Варди над разбитым колодцем. — Слышишь меня? Ни твои земли, ни мои не могут противиться истиному порядку вещей. А истина по своей натуре бессмысленна”. Варди не понимал, о чем говорит незнакомец. Его речь явно предназначалась не для него, а для какого-то другого человека, полностью понимающего каждое его слово. И он явно пребывал где-то в тени сознания Варди. Может быть, именно он навлек на Варди все ненависть? Но зачем? Какой ему прок от этого? Варди хотел было сказать незнакомцу, что он совсем не причем, но не успел. Он плюхнулся в колодец, и вода мигом заполонила его приоткрывшийся рот. Как бы сильно Варди не махал уцелевшей рукой, он все равно неминуемо шел ко дну. Расплывающийся на водной поверхности свет сужался, пока не исчез вовсе. Жесткое давление поначалу безболезненно сжимало порубленное тельце Варди, пока тот ожидал своего исчезновения из этого мира. И эти ожидания растянулись на целую вечность.

Чем глубже он погружался, тем скорее к нему возвращалась чувствительность. Давление со все более нарастающей мощью сжимало его, делая боль просто невыносимой, но отнюдь не губящей. Он уже не сознавал себя. Рассудок оставил его. Он стал не разумнее камня. Но камня одушивленного.

Внизу появился яркие просвет, схожий с возникшей на вечернем небе звездой. С того момента его боль начала угасать. А просвет все ширился, открывая дверь в иной мир. Варди уже не тонул. Наоборот, он стремился на поверхность. Свет ослепил его. Он даже не заметил, как вынырнул и оказался в объятиях побледневшей женщины. Она лежала неподвижно. Её окровавленные руки обвивали укутанного в тряпки Варди. Последний повел ручонкой к женскому лицу и с ужасом обнаружил себя в человеческом обличье. Он стал младенцем. Вполне вероятно, только что родившимся. А кругом заваленный снегом лес. Слева приближался топот копыт. С коня спрыгнул мужчина, внешне очень похожий на Руса. Его пышные ухоженные усы огибали рот и уходили вверх по нижней челюсти. Сам он был облачен в приталенное пальто, широкие штаны были заправлены в высокие сапоги, на голове сидел цилиндр. Он осмотрел девушку, пощупал пульс. Вздохнул. Вытащив Варди из окаменевший рук, он осмотрел его с лицом, полного сострадания, переросшее в какую-то странную благодарность. “Мой мальчик, — он прижал младенца к груди. — Я отнесу тебя домой, а то ты замерзнешь. А, имя…нужно дать тебе имя, мой мальчик. Николай…да, Николай тебе подойдет”. Рус вскочил на коня и умчался в лес.

На этой невразумительной ноте обрывается история Варди. Но, вполне возможно, начнется новая…

Глава 21

Истерический женский крик вырвался из покоев Сандры и неумолимо пронесся по коридору, толкнув Януша в затылок. Ребенок аж подпрыгнул на месте, после чего замер в нерешительности, подпитываемой страхом столкнуться лицом к лицу с чем-то ужасным. Его дрожащие зрачки уперлись в уголки глаз. Оттуда же послышались звуки зарождающейся суматохи. Треск дерева, ясный скрежет стекла, скрип половиц. Прорезавшийся сквозь непрекращающийся крик Сандры мужской рев, граничащий с ревом дикого зверя, Януш вновь подскочил на месте и ворвался в ближайшую комнату. Нацепив на себя шкуры и сложив в карманы фляжку и “искристые” камни, юноша выпрыгнул из окна, прямиком в самый крупный сугроб. Из окна, ведущего в покои Сандры, вылетели останки дикаря, окропив снег смешанными с мясом кусочками кожи и раздробленными костями. Януш не смог сдержать короткого вскрика, сжавшего его легкие до состояния сморщенной сливы, и бежал прочь из города.

Дикий рев преследовал задыхающегося со страху и бега по высоким сугробам юношу. Он даже не понимал, зачем он бежит, если дикари уже явно идут по его следам. А идут ли? Да, наверняка! А если они ещё не наткнулись на его следы, то неотвратимо наткнутся на запах живой плоти. А они могут? Должны, они ведь глупые, ведомые яростью и голодом звери! Януш размышлял над каким-нибудь планом действий, ибо просто бежать есть неизбежный путь к погибели — его точно настигнут. Но в промерзшую насквозь голову ничего не лезло. В изодранные сапоги забрался снег, вызывая жгучий холод, закравшийся под кожу и ползущий вверх. Сердце билось столь быстро, что Янушу начинало казаться, что его главная мышца просто разорвется на части, и он падет ничком замертво. Но нельзя останавливаться! Остановка сродни притяжению смерти к своей измученной тушке. Но бежал ли он? То есть да, он перебирал ногами, падал и поднимался, но не бег ли это на одном месте? Кругом лес. И эти лесные просторы оставались неизменными как ранее, так и сейчас. Он пытался бежать быстрее, однако пульсирующие от усталости ноги просто не могли двигаться быстрее. Напротив, они все чаще требовали отдыха и двигались все медленнее и медленнее. Довольно бредовый страх бега на одном месте уверенно вытеснялся жаждой тепла и безопасного места. Януша не тревожили ни голод, ни жажда воды, ни странным образом потемневшее небо, облившее все вокруг темно-синим оттенком. А ведь сейчас должно быть не позднее полудня. Странно. Видно, в этой части запада, по которой пронеслись волколаки, воцарился вечный вечер. Януш обернулся и, не справившись с ногами, упал в снег. Приглушив дыхание, он прислушался к лесу. Ветер…и все. Видно, дикари и вовсе не гонятся за ним, ведь если бы они гнались, то уже бы настигли его. Но это не повод останавливаться! Януш отряхнулся и побежал дальше.

Сугробы высились на уровне груди. Это не останавливало обезумевшего Януша от навязанной самому себе идеи. “Движение — это жизнь, — повторял он. — Остановлюсь — умру”. И никакие сугробы не могли воззвать к его разумности. Местности, где сугробы достигали невероятных высот, таили в себе свои опасности, связанные с легендами Нетоличей о Дне Мира. Ещё его отец Добромир рассказывал о них, но Януш, видно, совсем позабыл об этом. На Дне Мира обитают погибшие от холода люди, звери и прочая живность. Тамошний холод обжигает, точно самый горячий огонь, а снег там вездесущий и представлял собой единство неба и земли. Словом, попасть туда — участь не из приятных хотя сказки и легенды, завязанные на особенностях северных местностей, всегда пестрели хорошим концом.

Несвоевременно ощутив чрезмерно рыхлый снег, Януш сделал фатальный шаг. Он провалился вниз и, пробив ступнями крышу, упал посреди прихожей. Приоткрыв глаза, он удивился глубине своего падения. Над головой зиял продолговатая труба, уходящая, казалось, высоко-высоко в небо. “Дно мира, — подумал он. — Сказка, построенная на правде. Это всего лишь заметенное снегом жилище и не больше”. Все углы избы были завалены горками снега, у печи лежали замерзшие, со временем почерневшие человеческие останки, увешанные легкой одеждой. На печи, за рваными шторами, лежал сверток, в котором ютились заледенелые останки младенца. Заглянув в подпечье, Януш разглядел дрова и быстро скидал их печь. Он расстелил шкуры на печи, сам забрался наверх и уселся в ожидании. Только его спина ощутила первые следы тепла, он расслабился и провалился в сон.