Память льда - Эриксон Стивен (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗

— Да какая там у тебя фигура: маленький, толстенький…

— А еще равняет себя со Скворцом! Ха!

— Да Скворец, если хочешь знать, должен был стать новым императором, когда старого свергли. Наш Скворец, а никакая не Ласин. Но она вовремя подсуетилась, чтобы избавиться от соперника. Мигом разжаловала его в сержанты и отправила прочь, запихнула в самую глушь.

— Значит, Скворец честолюбив? — осторожно поинтересовался даруджиец.

— Ничуточки, — ответила вторая малазанка. — В этом-то вся закавыка. Именно поэтому он бы и стал превосходным императором. Я тебе так скажу: когда кто-нибудь рвется на трон, добра не жди. Но если вдруг человек отказывается и упирается — лучшего правителя не сыскать.

— Любопытная мысль, моя дорогая.

— Не, сама я точно не такая.

— Прости, Крупп не понял. Какая — не такая?

— Ну, не любопытная.

— А… Так что ты там говорила про Скворца?

— Да любой, кто тянул лямку вместе с ним, подтвердит: если бы все минувшие годы Скворец не торчал в этом вашем Генабакисе и в проклятом Семиградье, Малазанская империя сейчас была бы совсем другой. Эх, кабы он тогда сделал то, чего мы все так ждали… Схватил бы эту Ласин за шиворот да и вышвырнул ее из окна башни!

Крупп запустил липкие пальцы в волосы и почесал затылок.

— А Скворец был способен на столь выдающийся шаг?

Обе женщины выглядели обескураженными. Одна повернулась к другой:

— А какой у него шаг? Вроде широкий.

Вторая малазанка покачала головой:

— Ну может, и выдающийся. Почему бы и нет?

— А сколько там шагать до башенного окна?

— Может, нужно было шагнуть как следует, кто его знает.

— Ты права, подруга.

— Кхм, — перебил их Крупп. — «Выдающийся шаг», милые дамы, это значит — «незаурядный поступок».

— Вот оно что.

— А, ясно. Ты спрашиваешь, сумел бы он сделать это, если бы захотел? Конечно. Не нужно становиться на пути Скворца: он ведь не только сильный, но еще и шибко умный. Теперь скумекал?

— Признаться, нет. Крупп искренне недоумевает, почему же в таком случае Скворец не сделал того, чего вы все от него ожидали?

Этот вопрос уже откровенно рассердил храбрых стражниц.

— В Даруджистане все такие дурни, как ты? Почему, почему? Да потому, что он солдат! Это тебе понятно? Когда Ласин захватила престол, вокруг творилась полнейшая неразбериха. Всю Малазанскую империю лихорадило. Думаешь, не было желающих спихнуть ее с трона? Сколько угодно. Да вот только к чему бы это привело?

— Вот и Крупп жаждет узнать: к чему?

— А к тому, что весь трон был бы залит кровью и императоры менялись бы каждую неделю. Настоящий солдат не может равнодушно глазеть на все это. И наш Скворец сразу понял: Ласин — меньшее зло, чем развал Малазанской империи. И когда она приказала ему навести порядок, наш командор отсалютовал и ответил: «Слушаюсь, императрица». И все остальные мигом утихомирились.

— Он дал ей шанс. Понимаешь, толстяк?

— Разумеется. И что, красавицы, вы думаете, что Скворец тогда допустил ошибку?

Обе женщины неопределенно пожали плечами.

— Что уж теперь говорить? — протянула одна. — Тут это тут, а там это там. Ну а мы-то сами сейчас здесь, а не где-нибудь еще.

— Пусть будет так, и да будет так, — заключил даруджиец, вздыхая и поднимаясь. — Крупп горячо благодарит вас обеих за эту на редкость поучительную беседу и собирается откланяться.

— И тебе спасибо за хлебцы.

— Крупп всегда рад услужить. Спокойной вам ночи, дорогие мои.

Он поковылял прочь и вскоре растворился в темноте.

Некоторое время обе малазанки старательно облизывали пальцы. Потом одна хмыкнула и поинтересовалась:

— Ну что, ловко мы изобразили идиоток?

— По-моему, вышло вполне убедительно.

— Полагаешь, Крупп поверил?

— Конечно. Мы ему капитально голову задурили. Бедняга понял, что с нами каши не сваришь, и свалил.

— А мы, часом, не перегнули палку? Неужели встречаются такие дуры?

— Да сплошь и рядом, крошка. Зато теперь он не будет принимать нас всерьез.

— Как по-твоему, о чем они постоянно толкуют с Рваной Снастью?

— Скорее всего, про ту старуху говорят.

— Вот и я такого же мнения.

— Наверное, Крупп что-то заподозрил.

— Похоже на то.

— И думает, что это якобы исходит от нашей чародейки.

— Вот-вот.

— Ну и пусть себе думает. Нас это вполне устраивает.

— Согласна… А знаешь, когда эти «натилогские хлебцы» без листьев и прутиков… вкус уже совсем не тот.

— Странно, но мне это тоже сейчас пришло в голову.

Крупп тем временем остановился возле другого костра внутри форта на колесах. Двое мужчин, ютившиеся возле него, одновременно подняли голову, глядя на земляка.

— Что у тебя с руками? — спросил Мурильо.

— Такова особенность рук Круппа, дорогой Мурильо: чего бы они ни коснулись, все моментально к ним прилипает.

— Ну, это мы давно знаем, — пробасил Колл. — А куда подевался твой мул?

— Обиделся, что я не угостил его «натилогским хлебцем». Спешу сообщить: только что у Круппа состоялся весьма интересный разговор с двумя малазанками. Крупп рад также добавить, что Серебряная Лиса находится в надежных руках.

— Таких же липких, как твои?

— Дорогой Мурильо, достаточно плеснуть на них водой, и все изменится.

— Ну хорошо. Допустим, побеседовал ты с ними, а дальше что? — осведомился Колл. — Какой толк от всех этих разговоров? В нескольких шагах от нас в скрипучей повозке спит старуха. Ее сердце разбито черствостью дочери. Однако разбитое сердце — лишь малая частица боли, обрушившейся на несчастную рхиви. Можно только удивляться, как она вообще до сих пор еще жива.

— Крупп рад вас уверить, что вскоре все коренным образом изменится. Пусть внешняя сторона происходящего не вводит вас в заблуждение.

— Чего же ты тогда не пойдешь туда и не скажешь ей об этом? — угрюмо поинтересовался Колл, кивая в сторону повозки, где лежала Мхиби.

— Потому что Крупп — человек деликатный. Он бережно относится к этой женщине, которая еще не готова к восприятию истин подобного свойства. Это, друзья мои, — путешествие духа. Мхиби должна начать его внутри себя. Вопреки нашему кажущемуся всемогуществу Крупп и Серебряная Лиса не способны ускорить ход событий.

Колл покачал головой:

— Заикнись ты вчера насчет собственного всемогущества, я бы лишь весело расхохотался. Но ты ведь и впрямь выдержал противостояние с Каладаном Брудом. Этого никто отрицать не посмеет. Он же мог раздавить тебя, как жабу. Чем ты его взял?

Брови толстяка высоко взметнулись, что свидетельствовало о крайнем его удивлении.

— Мой давнишний друг Колл! Полнейшее отсутствие в тебе веры сокрушает Круппа, наполняя отчаянием с головы до пят, а его пятки, надо признаться, сильно ноют. Крупп уже молчит про пальцы своих бедных ног — их просто выворачивает от боли.

— Только заклинаю: не показывай их нам, — попросил Мурильо. — Сколько я тебя знаю — никогда еще не видел на твоих ногах другой обуви. Только эти сапоги. Представляю, что творится там внутри! Да наверняка сама Полиэль в ужасе бы кинулась прочь.

— Что не вызвало бы у Круппа ни малейших сожалений… Так или иначе, Крупп не станет мучить Колла пространными рассуждениями, а ответит ему с надлежащей краткостью, заявив следующее. Раздражение… правильнее сказать, гнев бессилен подействовать на Круппа, для которого весь мир — это жемчужина, затерявшаяся среди извилин его острого и цепкого мозга. Однако сей намек рискует потонуть среди прочих мыслей, наводняющих голову дорогого Колла. Но Крупп не оставляет своих попыток объяснить дорогому Коллу, что мир — это всего лишь красочный сон, полный невообразимых чудес. Даже время теряет там всякий смысл… И вместе с тем время неумолимо напоминает нам о себе. Круппу, например, оно явственно шепчет: уже поздно. Сон манит Круппа в свои объятия, в тихие воды преображения и обновления бренного тела, которое означенным образом обретает новые силы и возвращает себе молодость. Сон не просто манит, он властно требует, чтобы Крупп подчинился его призывам. А Крупп, будучи по своей натуре исключительно смиренным, охотно подчиняется столь требовательному зову.