Память льда - Эриксон Стивен (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗

Казалось, на лагеря паннионцев обрушился смерч. Несколько сотен баргастов — в основном старики и дети, — как могли, стаскивали трупы в большие кучи, отгоняя нахальных, громко кричащих птиц. Над развалинами Восточного редута, будто над погребальным костром, поднимались тонкие струйки дыма.

Кланы баргастов вовсю теснили захватчиков. Паннионцы лихорадочно отступали. Тенескарии просто удирали, солдаты еще пытались сопротивляться. Волна сражений быстро миновала окрестности дворца и покатилась дальше. Какой-то отчаянный паннионский офицер сумел собрать арьергард на площади Джеларкана, и там все еще кипел бой. Ничего, скоро баргасты их уничтожат. Да паннионец и не рассчитывал на победу; он просто оттягивал часть сил на себя, выигрывая время для своих соратников, отступавших к Южным и Западным воротам, которые большей частью уже превратились в развалины.

Итковиана удивило поведение баргастов. Несколько дозорных забежали во дворец, удостоверились, что защитники еще держатся, и тут же повернули обратно.

Несокрушимый щит только сегодня узнал имя храброй капанской новобранки, что стояла сейчас рядом с ним. Вельбара. Впрочем, она теперь уже больше не новобранка, а опытный солдат. Капанка на лету схватывала все премудрости воинского ремесла. Битва — не плац; здесь либо быстро учишься, либо попадаешь в царство Худа. Главный урок эта девчонка усвоила: она осталась в живых. Не только Вельбара, все новобранцы показали себя настоящими солдатами и заработали право называться «Серыми мечами».

— Мы уходим из дворца, — нарушил долгое молчание Итковиан.

— Да, командир.

— Мы воздали принцу все почести, какие смогли. Его доброе имя восстановлено. А у нас еще остались кое-какие дела в Невольничьей крепости.

— Но сумеем ли мы туда добраться? — недоверчиво спросила Вельбара. — Баргасты очень воинственны. Вдруг они примут нас за паннионских солдат? Может, лучше вначале связаться с их предводителем?

— Не бойся, они не спутают нас с врагами. Слишком много наших соратников полегло на улицах, чтобы баргасты не узнали нашей формы, хотя она и порядком истрепана. Думаю, пока мы идем к площади Джеларкана, паннионцев разобьют и там. Они сейчас торопятся вырваться на равнины. Вряд ли кто-то помешает нам добраться до Невольничьей крепости.

Вельбара отсалютовала и ушла. Итковиан в последний раз взглянул на развалины редута. Вместе с «Серыми мечами» Главный зал обороняли двое джидратов. Спесивые, упрямые, но в мужестве им не откажешь. Один минувшей ночью был ранен, и, скорее всего, смертельно. Другой — настоящий буйвол из отряда Рат’Худа — лишился способности спать. Четыре дня и четыре ночи после захвата Главного зала он лишь бродил взад-вперед, не обращая внимания ни на что вокруг. Расхаживал туда-сюда, погруженный в себя, и что-то бормотал. Глаза его светились неистовой лихорадочной решимостью. Наверное, эти двое были последними джидратами за пределами Невольничьей крепости.

«Ну не удивительно ли, что джидрат, присягавший на верность Худу, вдруг беспрекословно подчинялся моим приказам? Возможно, просто соблюдает субординацию. Да и потом, когда всем нам грозит опасность — тут уже не до соперничества. И тем не менее… кажется, я перестаю доверять собственным объяснениям».

Невзирая на усталость, несокрушимый щит чувствовал непонятное волнение и даже тревогу. Что-то случилось. Неизвестно где, но случилось. Он стал подыскивать слова, в которые можно было облечь свои ощущения. Сравнение, которое пришло на ум, было странным: тело, из которого через неведомую рану вытекла вся кровь. Тело продолжало жить, но сознавало собственную неполноценность.

«Я как будто отринул свою веру, хотя знаю, что это не так. „Пустота на месте утраченной веры быстро заполняется непомерно раздувшимся эго“. Это слова покойного дестрианта. Веры не лишаются, ее заменяют чем-то другим. Появляется другая, вроде бы „разумная“ вера, наполненная сомнениями, отрицаниями, скептицизмом. Но я ведь ни от чего не отказывался, никого не предавал. Раньше я без конца вел диалог с самим собой и тем поддерживал свои внутренние устои. Сейчас внутри меня тишина. Я опустошен. И как будто жду… обновления».

Пора было спускаться вниз и идти к солдатам.

Из ста двенадцати еще способных сражаться «Серых мечей» не было никого, кто бы избежал ранений. Еще семнадцать лежали возле стены — мертвые или умирающие. В воздухе сильно пахло потом, мочой и гниющей плотью. Все входы в Главный зал были густо залиты почерневшей кровью; чтобы не поскользнуться, ее пришлось отскребать. Зодчий, в свое время спроектировавший этот дворец, наверняка ужаснулся бы, увидев, в какой кошмар превратилось его детище.

На троне восседали… наполовину съеденные останки принца Джеларкана. Их, как сумели, засунули в содранную тенескариями кожу… Безглазое лицо; отвисшие пересохшие губы, распахнутые в язвительной, издевательской улыбке. Смерть и не могла улыбаться по-иному.

«Мы были твоей последней свитой, Джеларкан. Посмертной свитой. Ты оказался мужественным человеком, принц. Ты не укрылся где-нибудь в подземных покоях, хотя мог бы. Ты любил свой народ и разделил участь многих подданных».

А теперь нужно убираться отсюда. Это чувствовали все. Итковиан стоял в проеме парадной двери и пристально смотрел на «Серых мечей». Солдаты тоже глядели на своего командира. Неподвижные лица, окаменевшие глаза. Двое капанских новобранцев держали поводья чудом уцелевших лошадей. Одинокий джидрат (его товарищ совсем недавно умер) все так же расхаживал вдоль стены. В каждой руке он держал по зазубренному мечу. Лезвие того, что находился в левой, было странным образом согнуто. Итковиан помнил, когда это произошло: пару дней назад, отражая удар, джидрат изо всех сил полоснул по мраморной колонне.

Несокрушимый щит хотел было произнести короткую речь, обратившись к солдатам. Он обдумывал ее, стоя на башне, и уже почти составил. Но сейчас вдруг понял, что нельзя нарушать словами скорбную торжественность этих минут. Да и не было таких слов — способных выразить то, что связывало их всех, подходящих для той странной, холодной и отстраненной гордости, которую он сейчас испытывал за своих солдат. Так ничего и не сказав, Итковиан молча повернулся, поправил щит, обнажил меч и направился прочь из зала.

Ему пришлось идти по узкому проходу между трупами, которыми было заполнено почти все вокруг. Двигаясь по этому мрачному коридору, несокрушимый щит миновал покосившиеся разбитые двери и вышел на солнечный свет. К своим раненым паннионцы относились с жестоким равнодушием. Тенескарии, как известно, их попросту съедали, а прочие солдаты в лучшем случае стаскивали в одно место, предоставляя Провидцу решать участь их менее удачливых товарищей. Здесь же, торопясь ворваться во дворец, паннионцы отбрасывали упавших в сторону, не разбирая, кто убит, а кто только ранен. Возможно, какая-то часть раненых могла бы выжить, но их придавило другими телами, и люди погибли от удушья.

На дворе Итковиан остановился и прислушался. Со стороны площади Джеларкана еще доносились звуки сражения. Во всех остальных местах было тихо, и тишина эта потрясла его сильнее, чем недавняя какофония осады.

«Дорогой Фэнер, дай мне ощутить радость победы».

Он спустился по скользким ступеням, прошел по усеянному трупами пандусу и выбрался на улицу. «Серые мечи» молча шли следом. На этот раз им никто не противостоял. И тем не менее путь к Невольничьей крепости оказался долгим. Солдатам Итковиана приходилось сражаться с тем, что видели их глаза, обоняли носы и ощущали ноги. В этом сражении любое оружие и любые доспехи были бесполезны. Единственной защитой была душа, перешедшая за грань человеческих страданий.

«Пусть меня именуют несокрушимым щитом. Я капитулирую перед тем, что меня окружает. Сам воздух здесь пропитан горем. Мертвый воздух, заполняющий мертвый город. Те, кому суждено выйти из подземелий, не раз пожалеют, что дожили до этого дня».

Путь к Невольничьей крепости пролегал между кладбищами. Итковиан бросил взгляд на место, где «Серые мечи» отчаянно бились с тенескариями. Все оставалось по-прежнему, и этот холм из тел ничем не отличался от множества других холмов. Как и обещал Брухалиан, ни один булыжник не уступили врагу без боя. Небольшой город сделал все, что было в его силах. Паннионцы еще вчера считали, что полностью овладели Капастаном. Однако судьба порою делает странные повороты, сметая недавних победителей.