Память льда - Эриксон Стивен (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗

Теперь настал черед баргастов торжествовать победу. Они принесли возмездие, которого захватчики никак не ожидали.

«Нет, ни баргастам, ни нам нельзя упиваться победой, — вдруг подумал Итковиан. — И нас, и кочевников эта война толкает в пучину безумия. Мы должны удержаться сами и помочь удержаться им. Ужас приносит горе, но из горя рождается сострадание».

Первых баргастов они встретили на границе Даруджийского квартала. Те размахивали окровавленными кривыми мечами. Кровью были забрызганы и их белые от краски лица.

— Эй, защитники! — крикнул Итковиану рослый баргаст (судя по всему — их командир). На капанском наречии он говорил с сильным акцентом. — Вы рады, что мы вас освободили?

— Радоваться пока рано, — ответил несокрушимый щит, стараясь говорить как можно спокойнее. — В Невольничьей крепости находятся ваши соплеменники. Мы идем им на подмогу. Защитное магическое сияние вокруг крепости заметно ослабело.

Кочевник понял его слова по-своему:

— Да. Скоро мы увидим кости наших богов. — Темные глазки баргаста с любопытством разглядывали «Серых мечей». — А ты — предводитель племени женщин?

— Это капанки. Мы даже не подозревали, что они проявят в бою такую отвагу. Теперь эти женщины — полноправные солдаты «Серых мечей».

— Мы повсюду встречали тела ваших соратников, — оскалил зубы баргаст. — Будь они нашими врагами, мы радовались бы их гибели.

— А если они — союзники?

Все баргасты дружно сделали странный жест, быстро приложив тыльную сторону правой ладони ко лбу, а затем их командир ответил:

— Куда бы ни падали наши тени, они падают на тела убитых. Вы здорово нам помогли. Враг, с которым нам пришлось воевать, был слаб и надломлен.

— Меня это не удивляет. У паннионцев нет настоящей веры. Только слепое подчинение, за которым пустота… Так вы пойдете с нами к Невольничей крепости? — спросил Итковиан.

— Для нас честь идти рядом с вами.

Даруджийский квартал почти целиком выгорел. Обрушившиеся остатки домов загромождали улицы. По виду развалины почти не отличались друг от друга, но один дом все же привлек внимание Итковиана. Стены здания были странным образом искривлены. Чувствовалось, что его неоднократно пытались сжечь. Камни фасадной стены почернели от копоти. И все же стены и крыша дома уцелели. Все окна были надежно забаррикадированы.

— Ну и странные курганы возводят твои сородичи, — хмыкнул шедший рядом баргаст.

— Пока не началась война, это был обыкновенный жилой дом, — пояснил Итковиан, думая, что его спутнику не приходилось еще видеть четырехэтажных зданий.

— Вам лень выносить своих покойников за пределы города, — продолжал баргаст. — Вы считаете, что могильные курганы портят вид. Вам нравится, когда с городских стен видно далеко. А мы ни за что не станем жить рядом с мертвецами.

Удивленный словами баргаста, несокрушимый щит повнимательнее присмотрелся к дому и оторопел: баррикады в оконных проемах состояли из… трупов.

«Боги милосердные, и здесь тоже! Кому же понадобилось столь упорно штурмовать это здание, не считаясь с потерями? Склеп в четыре этажа!»

— Мы тут уже были, — пояснил ему другой баргаст. — Стены просто горячие, а из трещин сочится густая кровь.

Баргаст сделал причудливый жест, означавший отвращение. Рукоятка кривого меча звякнула по кольчуге, сделанной из монет.

— Клянусь костями предков, мы сбежали отсюда.

— А больше похожих домов вам не встречалось? — осведомился Итковиан.

— Таких — нет. Но мы проходили мимо одного богатого особняка. Его охраняли ожившие мертвецы. Стояли в карауле у ворот и на стенах. А в воздухе пахло колдовством, гнилым порождением некромантии. По правде говоря, нам не терпится поскорее убраться из этого города.

Несокрушимый щит почти не слышал баргаста. Тайный орден Фэнера провозглашал истину войны. Он не скрывал правды о жестокости, которую люди способны обратить против себе подобных. Это только кажется, что стратеги разыгрывают сражения на столах, где вместо равнин и гор — пергамент карт. Устав Ордена проповедовал сдержанность, учил, что к славе не следует стремиться вслепую, в основе ее должно лежать просветление и понимание. В безграничной реальности таилось обещание искупления.

Однако теперь подобная философия обернулась против Итковиана. Все представления, на которых строилась его жизнь, стремительно распадались. Несокрушимый щит ощущал себя зверем в клетке. Сквозь железные прутья его со всех сторон кололи острия копий. Выбраться оттуда было невозможно, ибо клетку построил он сам. Возвел сознательно, скрепив каждый прут словами принесенных им обетов. Итковиан понимал, что и сейчас он не имеет права разломать эти прутья и вылезти наружу. Пока он жив, сила принесенных обетов сохраняется. И придется нести свою ношу, не считаясь ни с чем.

Пламя мести преобразилось в его душе: в конечном счете он сам станет искуплением — искуплением для душ тех, кто пал в этом городе.

«Искупление. — Для всех, кроме него самого. Ибо несокрушимый щит мог рассчитывать лишь на своего бога. — Фэнер, где ты? Что происходит? Я преклоняю колена, ожидая твоего прикосновения, но тебя нигде нет. Твой мир… пуст. Ну и куда же мне тогда идти? Может, ты не хочешь показываться, поскольку мои сражения еще продолжаются? А когда они закончатся, что ждет меня? Кто примет меня в свои объятия?»

Итковиан содрогнулся и усилием воли подавил дальнейшие размышления. Нужно продолжать начатое. Выбора нет. Он станет выразителем скорби Фэнера. Карающей десницей своего бога. Звучит красиво, что и говорить. Но это лишь видимость. А когда груз обязанностей давит на плечи…

«Серые мечи» и два десятка сопровождавших их баргастов уже почти добрались до Невольничьей крепости. Отдаленные звуки битвы, которые они слышали на всем пути сюда, стихли. Паннионцев вытеснили с площади Джеларкана и из города. Баргасты едва ли станут преследовать их на равнине. Кланы кочевников отправились в Капастан, дабы защитить священные останки своих богов, и теперь, когда угроза реликвиям миновала, им не терпится поскорее вернуться в родные места.

Если септарх Кульпат жив, он, скорее всего, попытается собрать остатки потрепанной паннионской армии. Что дальше? Ну, возможностей у него две: либо контратака, либо отступление на запад. И в том, и в другом случае он рискует. Чтобы отбить Капастан, септарху не хватит сил. К тому же его армия лишилась всех запасов продовольствия, а пути снабжения перерезаны. Кульпату не позавидуешь. Капастан — заурядный город на восточном побережье Генабакиса — стал для полководца сущим проклятием. И это ведь еще только начало войны, объявленной Паннионскому Домину.

До места гибели Брухалиана было рукой подать. Тела убитых исчезли. Итковиан не сомневался, что их прихватили с собой отступавшие паннионцы. Не для погребения, разумеется, а для очередного «королевского пиршества».

«Для Брухалиана это уже не имеет значения. Сам Худ явился за его душой. Интересно, было ли это знаком уважения или всего лишь насмешкой со стороны бога, решившего позлорадствовать?»

Несокрушимый щит еще раз обвел глазами побуревшую от крови брусчатку мостовой, а затем повернулся к воротам Невольничьей крепости… Магическое защитное сияние померкло. В тени арки ворот мелькнуло несколько силуэтов.

Баргасты теснились по краям площади, однако незримую границу не переступали.

За спиной Итковиана все так же молча стояли «Серые мечи». Он подозвал к себе капитана и Вельбару. И объявил:

— Мы пойдем туда втроем.

Женщины кивнули.

Тысячи глаз следили за ними, когда они шли к воротам. Баргасты возбужденно переговаривались, а потом принялись звенеть мечами, ритмично ударяя лезвием по лезвию.

Справа на площадь вышел еще один отряд. Одеяние воинов было Итковиану незнакомо, а их лица и руки покрывали странные татуировки, придававшие солдатам сходство с тиграми. А вел их… Несокрушимый щит замер.

«Ворчун! — Это имя, будто боевой молот, ударило его в грудь. Мысли потекли с пугающей ясностью. — Смертный меч Трейка, Тигра Лета. Первый Герой Взошел. Получается, что нас… заменили другими».