Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
«У меня ведь есть слабое место, по которому она легко ударит!.. — вспыхнуло у неё в голове, и она, побледнев, инстинктивно прикрыла живот. — Ребёнок…»
Внутри начал подниматься страх, и Иннин подавила его большим усилием воли, инстинктивно понимая, что страхом подпишет себе смертный приговор.
Подняв голову и выпрямившись, она стала ждать ответный удар.
Но ответного удара не последовало.
Вместо очередного этапа поединка, Иннин вдруг обнаружила себя идущей по весеннему саду под руку со своей противницей. Белоснежные лепестки цветущей вишни сыпались им под ноги, и Иннин смеялась, ощущая легчайшие прикосновения к своей коже — ей было весело и хорошо.
Вдалеке она увидела беседку, в которой сидели двое, и интуиция сразу же подсказала ей, кто это.
Отпустив локоть своей подруги, Иннин бросилась вперёд и, растолкав со смехом обоих братьев, уселась между ними, положив голову Хатори на плечо.
— Иди сюда! — позвала она волшебницу. — Иди сюда, я познакомлю тебя с моим братом!
Она пихнула в бок Хайнэ, который сразу же стал пунцовым, как маковый цвет. Этот Хайнэ был здоров и красив, но всё так же стеснителен до женского пола, как в двенадцать лет, и это несказанно забавляло Иннин.
— Ну, она тебе нравится? — заговорщически спросила она, наклонившись к брату, и тот побагровел ещё больше.
Волшебница вошла в беседку и остановилась напротив их троих.
Хайнэ, сделав нелепую попытку вскочить и, видимо, убежать, замер на месте, вжимаясь в стену беседки.
— Он просто смущён, — объяснила Иннин. — Он стеснительный, но хороший.
— Я знаю, — кивнула волшебница, улыбнувшись.
Тогда Хайнэ, чуточку расслабившись, поднял голову и сделал попытку робко улыбнуться в ответ.
Волшебница взяла его под локоть и повела куда-то прочь из беседки.
Иннин удержала Хатори, рванувшегося вслед за ними.
— Не мешай им, — сказала она. — У них всё будет хорошо.
— Что они будут делать вместе? — недоверчиво спросил Хатори.
Иннин задумалась — и вдруг поняла ответ.
— Ты разве не слышишь? — улыбнулась она. — Он рассказывает ей свои сказки. А она — она воплотит их в реальность.
Она закрыла глаза и долгое время наслаждалась тишиной.
Потом волшебница вернулась под руку с Хайнэ и села рядом с ним на скамью.
Где-то далеко, за границами весеннего цветущего сада, вздымались к небу языки багрово-красного пламени, пожирая, может быть, всю страну, но им четверым было хорошо в цветущем, благоухающем и белоснежно-белом саду, и не было ничего в мире, что могло бы нарушить их чувства — спокойствия, радости, уединения и сплочённости одновременно.
— Пусть даже весь мир погибнет, — прошептала Иннин, держа Хатори и брата за руки. — Мы сотворим из его обломков новый. Ведь мы — волшебники, все четверо…
И её охватило щемящее чувство любви, печали и тоски по невозможному — тому, что должно быть, но никогда не сбудется.
Медленно придя в себя, она обнаружила, что стоит в одиночестве посреди улицы.
Рядом уже никого не было, но Иннин ни на мгновение не сомневалась, что то, что с ней произошло, не было ни сном, ни галлюцинацией.
Всё ещё чувствуя лёгкую слабость в коленях и след от болезненной тоски в сердце, Иннин побрела вперёд. Прежнее лихорадочное возбуждение схлынуло, оставив после себя пустоту и печаль.
«Что это было? — неслось в её голове. — Что она мне показала? Это — то, чего я хочу на самом деле?»
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Иннин решила съездить во дворец. Ей хотелось всё-таки проведать сестру — к тому же Хайнэ дал ей с собой письмо к Онхонто, полагая, что таким образом оно быстрее доберётся до адресата. Иннин не обещала вручить послание лично, но сейчас ей почему-то захотелось это сделать.
С некоторым опасением она приблизилась к тем воротам, проходить через которые имели право лишь жрицы. Даран не разоблачила её публично, но значило ли это, что ей по-прежнему не запретили вход?
Однако сомнения оказались напрасными — её пропустили, не сказав и слова.
«Даран, вероятно, полагала, что я вернусь, — подумала Иннин со смешанными чувствами. — Поэтому и поступила так».
Хотелось ли ей увидеть бывшую учительницу? Иннин считала, что нет, но ноги почему-то сами собой несли её в те места, где была возможность её встретить.
«Она ведь всё равно узнает о моём посещении, потому что она знает всё, — сказала себе Иннин. — А, значит, лучше сказать ей всё сразу. Не хочу, чтобы она думала, будто меня привела сюда тоска по этим местам или что-то такое».
— Это вы, — неискренне удивилась она, увидев Даран. — Никак не ожидала вас здесь встретить.
Та остановилась, бросив на неё какой-то странный взгляд вскользь.
— Ты… — сказала она.
— Я пришла вовсе не для того, чтобы вернуться, как вы могли бы подумать, — поспешно перебила её Иннин и чуть усмехнулась. — У меня всё хорошо, и я вполне счастлива. И, хоть я и не могу рассчитывать на помощь жриц, как другие женщины, ожидающие ребёнка, это не оказалось такой уж большой проблемой. Я легко переношу моё положение, превосходно себя чувствую… Так что даже прихожу к выводу, что «непреложная истина», будто лишь благодаря стараниям жриц дитя может появиться на свет — это ложь. Очередная ложь из того клубка вранья, которое окружает слово «жрица», — добавила она, не удержавшись.
Но Даран не приняла вызов.
Она молчала, и взгляд её казался каким-то тусклым, а лицо — постаревшим.
Иннин не хотелось связывать эту перемену в её внешности с собственным уходом. В конце концов, разве это могло иметь для всесильной Верховной Жрицы такое значение? Нет, никогда.
— Судя по твоему виду, тебе осталось около полутора месяцев, — наконец, заметила Даран сухо. — Я пошлю к тебе пару жриц, когда срок приблизится.
— Нет, я в этом не нуждаюсь, — возразила Иннин. — Я буду рожать сама.
Она сказала это и похолодела — Хайнэ рассказал ей однажды о картине, увиденной в больнице для бедных, о том, какие крики он там услышал.
— Ты испытаешь чудовищную боль, — предупредила её Даран. — Ты возненавидишь своего ребёнка за это.
Иннин не подала и виду, что эти слова напугали её ещё больше.
— Без боли нет жизни, — холодно заявила она. — Всё живое растёт через боль.
— Сходи в Храм, — предложила ей Даран перед тем, как развернуться и уйти. — Помолись.
«Помолиться о том, чтобы остаться в живых?.. — мысленно закончила за неё Иннин и, стараясь не поддаваться страху, стиснула пальцы одной руки в кулак. — Нет, всё будет хорошо. Я в этом уверена».
Тем не менее, в Храм она всё-таки пошла — Иннин не считала, что, сняв с себя одеяние жрицы, отказалась также и от своего вероисповедания. Нет, это было не причём.
Внутри было темно и тихо; солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь небольшую витражную часть в куполе, падали свысока снопом тёмно-золотистого света, мягко окутывающим Аларес, прекрасный лик которой был грозен, но сейчас, в таком освещении казался почти милостивым и даже немного печальным.
Когда глаза Иннин немного привыкли к темноте, она увидела, что в Храме нет никого, кроме одного-единственного человека, стоявшего рядом со статуей. Иннин видела его в профиль, облачённого в наряд, даже более роскошный, чем у Императрицы, усыпанного драгоценностями, с волосами, заплетёнными в толстую косу, которая была увита самыми яркими и благоухающими цветами. Рядом с огромной статуей Богини, он казался жертвой, принесённый на её золотой алтарь.
Но вот солнечный луч скользнул по лицу Онхонто, и картина тотчас изменилась.
Он больше не казался жертвой, но — творением одной из пар золотых рук, простёртых к нему; творением Богини, терпеливо выбиравшей из пространства и из тел стихий самые прекрасные элементы, чтобы создать себе супруга, равного которому не будет среди людей; чтобы создать человека, на котором взгляд её испепеляющих глаз сможет отдохнуть и подёрнуться мягкой дымкой; того, кого она, бесконечно одинокая в своём могуществе и величии, сможет полюбить. Иннин вспомнила свой разговор с Хатори в Арне; сейчас эти слова казались как нельзя более подходящими.
