Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
«Может быть, мне поехать в Канси? — задумалась Иннин, неспешно прогуливаясь по улицам Аста Энур. — Теперь меня ничто здесь не держит, а там собрались почти все наши родственники».
Единственным препятствием служил разрыв между Эсер и остальной частью семьи, но Иннин полагала, что причиной этому был отказ Даран присоединиться к родственнице и её желание остаться в столице. Вероятно, Эсер не отказалась бы принять бывшую ученицу и племянницу гордой Верховной Жрицы, если бы та постаралась уверить её в своей преданности…
Но стоило ли менять иго одной властолюбивой Санья на иго другой?
Иннин не была уверена.
Размышляя об этом, она неспешно бродила по кварталу, дома и сады в котором были обустроены, быть может, с меньшим вкусом, чем у людей, обладавших благородной кровью, но с большим усердием.
Она зашла в одно из помещений, весь нижний этаж которого был приспособлен под торговлю шёлком — отрезы тканей золотистого, фиолетового, тёмно-красного и других цветов с самым разным рисунком, вышитым и набивным, ярко блестели в лучах полуденного солнца, косо падавших сквозь приоткрытый деревянный ставень.
Иннин не торопилась. Она медленно ходила вдоль прилавков, щупая и разглядывая ткань, в то время как другие покупатели — чаще слуги, нежели сами господа, приходили и уходили, иногда с пустыми руками, а иногда унося с собой рулоны шёлка.
Но вдруг, обходя просторное помещение в четвёртый, а, может, в пятый раз, Иннин увидела ещё одну женщину, которая, казалось, точно так же, как и она, не была подвержена суете остальных покупателей. Она стояла возле прилавка — неподвижная, как мраморное изваяние, закутанная в тонкую накидку из белоснежной ткани. И странное дело — Иннин была абсолютно уверена, что увидела эту женщину только сейчас, но ощущение было такое, будто она стояла здесь, не шевелясь и только чуть склонив голову над отрезом золотистой ткани, уже много часов подряд.
Иннин тоже замерла и почему-то почувствовала, как учащается её дыхание.
А затем произошло нечто странное: из-под пальцев незнакомки поползли тонкие зелёные ростки, на ходу выбрасывавшие листья и стебли со сладко пахнувшими бутонами. В несколько мгновений эти ростки опутали в помещении всё — потолок, стены, окна, двери, превратив лавку в подобие увитой цветами беседки. Бутоны распустились огромными белыми цветами и тут стали нежно-сиреневыми, пышными гроздьями, похожими на соцветия павлонии.
Покупатели ходили по помещению, обратившемуся в цветущий сад, и не обращали на это ни малейшего внимания. Со смешанными чувствами изумления и веселья Иннин проследила взглядом за одной из дам, щупавшей отрез шёлка — несколько лепестков с цветка, увившего светильник, упали ей прямо на ладонь, но она их даже не заметила.
А потом цветы вдруг преобразились в пламя, в одно мгновение охватившее лавку и окружившее Иннин стеной огня.
— Пожар! — хотела было закричать та, но, к ужасу своему, поняла, что не может ни открыть рта, ни пошевелиться, чтобы броситься прочь.
Впрочем, по-настоящему испугаться она не успела — уже в следующее мгновение пламя исчезло так же внезапно, как и появилось, и всё стало по-прежнему.
Женщина в белой накидке подняла голову и, бросив на Иннин быстрый взгляд, посторонилась.
— Вы, кажется, тоже желаете посмотреть эту ткань? — спросила она глуховатым голосом. — Извините, что заняла столько времени.
— Что это было?! — резко выкрикнула Иннин. — Цветы, пламя — что? Я видела!
И вдруг, к собственному изумлению, она почувствовала, что произнесла это, не раскрывая рта. Это был мысленный крик, хотя она собиралась говорить вслух — и в первое мгновение была уверена, что именно это и делает.
Но женщина её услышала.
Она подняла голову и, распахнув свои светло-фиолетовые, как лепестки недавней павлонии, глаза, посмотрела на Иннин в упор.
А потом развернулась и пошла прочь.
И тогда Иннин вспомнила. Точнее, воспоминание втянуло её в себя, будто, в водоворот, из которого она рухнула на дно собственного прошлого, как рухнула когда-то со Срединной Стены на базарную площадь Нижнего Города. Площадь, цветы, девочка с фиолетовыми глазами…
— Фокусы! Фокусы!
Сбросив с себя оцепенение, Иннин бросилась из лавки вслед за незнакомкой.
«Нет, теперь ты не уйдёшь, не уйдёшь, не уйдёшь!» — колотилось у неё в голове.
И она, в самом деле, не ушла.
Иннин, уверенная, что незнакомка, как и тогда, будет бежать прочь, чуть не натолкнулась на неё, остановившуюся посреди улицы и повернувшуюся к ней лицом. Иннин замерла, пытаясь отдышаться, всё ещё охваченная уже ненужным порывом: «Не уйдёшь! Не уйдёшь!»
Незнакомка медленно размотала ткань, которой прикрывала голову, сняла её и разжала пальцы. Ветер растрепал длинные белоснежные волосы, и унёс такой же белый платок куда-то далеко, на крыши.
Все мысли покинули голову Иннин. Что-то глубинное и животное поднималось внутри неё — это был инстинкт хищника, увидевшего другого хищника. Инстинкт воина, увидевшего врага, который многократно превосходит его по силам, и всё же решившего попытать удачу в, быть может, смертельной схватке. Инстинкт завоевателя, желающего победить и обладать.
И одновременно где-то вдалеке двенадцатилетняя Иннин в этот же самый момент продолжала изумлённо смотреть на показывавшую чудеса маленькую волшебницу, и чувство «ты не сможешь, не сможешь, не сможешь, ты никогда так не сможешь, как она!» разрывало её грудь огненной болью.
Сейчас этого чувства не было.
Не было вообще ни чувств, ни мыслей о том, что нужно делать, — что-то подсказывало, что-то вело, что-то заставляло действовать по чёткой схеме, и Иннин делала это без раздумий, как будто делала так всегда.
Она закрыла глаза, представляя ветер, и ураган понёсся на её противницу, сметая всё на своём пути, срывая с деревьев ветви, а с крыш — черепицу и закручивая их в гигантской воронке смерча.
Сила урагана была чудовищной, но то, что для противницы это ничего не значит, Иннин поняла почти сразу же — фигура её вдруг начала становиться всё прозрачнее, прозрачнее, как будто растворяясь в воздухе… Смерч прошёл сквозь неё, не причинив никакого вреда и, бессильно взвыв, обрушился на камни мостовой. Просочившись сквозь них, будто мутная дождевая вода, он сгинул где-то в дебрях канализации.
«Теперь её очередь», — подумала Иннин.
Точнее, надо было бы сказать «узнала» — кто-то как будто подсказывал ей негласные правила поединка, как прежде подсказывал, что нужно делать. Вкладывал эти знания внутрь неё. А, может быть, наоборот — доставал то, что было там всегда.
«Нет, у тебя две попытки, — услышала Иннин мысленный голос волшебницы. — Потому что ты слабее».
Иннин судорожно кивнула и стиснула зубы, вновь собираясь с силами.
К ней вновь вернулась способность мыслить, но и мысли были какими-то новыми — чёткими, быстрыми, как удар кинжала, направленными лишь на одну цель.
«Прямая атака против неё недейственна, — думала она, не сводя глаз с волшебницы. — Я попробую по-другому».
И Иннин обхватила себя руками.
— Холодно, — сказала она, стуча зубами и стараясь представить, будто она и впрямь очень сильно замёрзла. — Здесь холодно, очень холодно! Гиблая стужа!
Всё стало покрываться льдом; с неба хлопьями повалил снег.
Почувствовав, что дальше всё произойдёт и без её участия, Иннин расцепила руки. Тепло вновь вернулось к ней, в то время как всё окружающее продолжало замерзать, погружаясь в ледяной зимний сон.
«Я когда-то тоже устраивала этот трюк», — вдруг пронёсся в голове Иннин голос волшебницы.
И она, вместо того, чтобы попытаться разогнать стужу, как рассчитывала Иннин, присоединила свои усилия, так что корка льда, уже успевшая покрыть стволы деревьев, ограду заборов и стены домов стала становиться всё толще и толще.
На этот раз Иннин задрожала от реального холода и поняла, что проиграла.
Но было и нечто хуже, нежели её поражение — неминуемый ответный ход.
