Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Хайнэ провёл Онхонто в соседнюю комнату, в которой спал ребёнок.
Тому несколько дней назад исполнился месяц, и теперь, по традиции, он должен был всегда спать отдельно от матери. Хайнэ эта традиция казалась жестокой, но Иннин, привыкшая к суровому воспитанию жриц, не видела в ней ничего страшного.
Закрыв двери, Хайнэ приблизился к колыбельке и осторожно вынул из неё малыша.
— Я хотел показать вам, — прошептал он. — Это мой племянник. — И зачем-то вдруг прибавил, хотя не собирался рассказывать: — Сказать по правде, я был абсолютно уверен, что буду ненавидеть его до конца жизни. Но, кажется, я ошибся… И я этому очень рад. Не то чтобы я люблю его, но мне нравится держать его на руках, особенно сейчас, пока он ещё такой маленький и беззащитный. Не знаю, что будет потом.
Онхонто протянул руки, и Хайнэ отдал малыша ему.
— А у вас ведь тоже будут когда-нибудь дети, — проговорил он, глядя на них. — Как же им повезёт…
Ребёнок проснулся, но не плакал — он вообще удивительно редко плакал, и это нетипичное поведение добавляло Хайнэ симпатии к нему.
Онхонто улыбался малышу, протянувшему к нему ручки, и Хайнэ вдруг охватило сильнейшее ощущение дежавю, отражения настоящего в прошлом, повторения прошлого в настоящем.
— Когда я был маленьким, меня на руках держал один прекрасный человек, — проговорил он с некоторым трудом. — Я узнал об этом уже взрослым, и, представляя этот момент, чувствовал себя безмерно счастливым. Когда он вырастет, я расскажу ему про вас… Как вы склонялись над ним, улыбаясь… И он будет так же счастлив, как я.
— Так и случиться, Хайнэ, — сказал Онхонто. — Несомненно.
Оставив ребёнка, они ещё немного побродили по саду, пока ярко полыхнувшие лучи поднимавшегося солнца не возвестили им о том, что пора возвращаться. Онхонто проник в свои покои тем же путём, что выбирался из них, а Хайнэ прошёл к себе в открытую. Он не выходил из своей комнаты до полудня, проигнорировав и завтрак, и обед, и со стороны это, наверное, выглядело как неприкрытое пренебрежение высочайшим гостем. Хайнэ посмеивался в подушку, представляя себе сплетни, которые поползут об их размолвке с Онхонто, но выходить и развеивать это впечатление у него не было ни сил, ни особого желания.
«Вероятно, видеть вас несколько раз в год и всё остающееся время жить воспоминаниями — это не такая уж и плохая судьба. Сегодня я понимаю, что вполне мог бы так жить…» — начал он по привычке писать письмо и отложил его в сторону, вспомнив, что Онхонто находится в соседней комнате.
Однако после обеда уединение Хайнэ было потревожено. Захваченный врасплох предупреждением слуг, он едва успел накинуть сверху парадное платье, когда двери в его покои распахнулись, и он увидел на пороге Онхонто с его свитой, жриц во главе с Даран и прочих высокопоставленных лиц.
Здесь той глупой комедии, которой так боялся Хайнэ, всё-таки суждено было произойти — он торопливо попятился и неловко опустился, почти грохнулся на колени, путаясь в полах и рукавах накидки, смешной, испуганный и вызывающий жалость.
В этот момент Хайнэ будто увидел самого себя, неуклюже распластавшегося на полу, и Онхонто напротив, представляющего собой полную противоположность ему — статного, прекрасного, весь облик и каждое движение которого воплощали в себе изящество, гармонию и красоту.
«Великая Богиня, да с нас просто картину можно писать, — подумал Хайнэ с кривой усмешкой, пряча красное от стыда лицо за занавесившими его при низком поклоне волосами. — Я — это его кривое зеркало, в котором каждая его прекрасная черта заменена моей уродливой. Уверен, что если бы мы двое были героями какой-то пьесы, то её автором оказался бы некто вроде господина Маньюсарьи. Тот, кто любит жестокие шутки, и поэтому заставил нас оказаться вместе…»
Онхонто заговорил на своём родном языке, как было заведено во время всех официальных церемоний. Хайнэ было гораздо приятнее слушать его исковерканную речь, но он прекрасно понимал, что лежит в основе этого правила — когда Онхонто говорил на своём собственном языке без пауз и запинаний, голос его лился, как настоящая песня, завораживавшая и погружавшая в полубессознательное состояние не хуже дымных благовоний жриц. Если кто-то и мог ещё сомневаться в том, что перед ним живое божество, то, услышав этот голос, он раз и навсегда отбрасывал подобные крамольные мысли.
— Господин спрашивает, желает ли Хайнэ Санья сопровождать его во время поездки в столицу провинции Арне, — объяснила переводчица, находившаяся подле Онхонто.
Хайнэ растерянно взглянул ему в глаза, желая понять, какого ответа он ждёт, но не смог уловить ни малейшего намёка на то, было ли это искренним желанием Онхонто, или же данью приличиям, а то и следованием приказу Верховной Жрицы.
— Если Господин этого хочет, то я, конечно же, буду счастлив… — наконец, пробормотал он не очень уверенно.
И лишь когда они очутились вдвоём в одной карете, а шорох камней под колёсами заглушил их голоса, Онхонто сказал:
— По приказу Верховной Жрицы, я уже бывать в Нижнем Городе. Это вызвать… сенсацию, столпотворение. Люди быть везде — на улицах, на крышах, они свешивались из окон, дрались, я никогда не видеть столько людей. Меня заставить пройти перед ними по улицам, и все тянуть ко мне руки, протягивать больных детей, умолять даровать им исцеление и счастье. Это не было для меня внове, все наши соседи на Крео также приходить и просить меня молиться за них, а потом часто говорить, что я совершил для них помощь, что это благодаря мне их миновало то или иное горе. Не то чтобы я верить в это, но… И лишь потом я узнал, что моё появление в Нижнем Городе принесло ужасную трагедию. Множество людей погибли в давке, сотни, тысячи…
Хайнэ мгновенно понял его чувства и схватил его за руку.
— Вы опять об этом? О том, что в вас кроется какой-то корень несчастья и зла? Что мне сделать, чтобы доказать, что это не так? Точнее, может быть, и так, но вы не должны винить себя за это! — торопливо, горячо проговорил он. — Не бывает так, что что-то приносит одно лишь добро, во всём кроется противоположная, теневая сторона! Но без этого не может существовать мир. Вы приносите и счастье, и несчастье. Но чем сильнее, ужаснее последнее, тем прекраснее и волшебнее первое. Избавив мир от себя, вы избавите его не только от горя, но и от самой большой радости, которая доступна человеку. Жертвы… необходимы. Так же, как каждому из нас необходимы страдания, а не одно только удовольствие. Я знаю, что это жестоко, но это так. Я знаю.
— Хайнэ. — Онхонто ласково улыбнулся, пожав его руку. — Вы думать, я всего этого не понимаю?
— Но тогда что же заставляет вас так страдать?! — в отчаянии и изумлении воскликнул Хайнэ.
Онхонто помолчал.
— Обыкновенное… себялюбие, — наконец, ответил он с некоторым трудом. — Да-да, Хайнэ. Я не желать роли, приготовленной для меня судьбой, не хочу приносить ни несчастья, ни счастья. Я не хочу быть божеством, я хочу быть обыкновенным человеком и жить в своё удовольствие. Я, наверное, желать бросить вызов Богине, или Богу, или тому, кто меня создал. Прежде у меня не было мыслей о борьбе с мирозданием, но судьба вознесла меня слишком высоко. Я долго старался этого не замечать, но, видимо, это участь любого человека, который оказывается на вершине: он возносится. Возносится в своей душе, каким бы смиренным ни был в начале. И тогда у него появляются честолюбивые мысли. Он желает воспротивиться своему создателю, он начинает считать себя равным ему. Вот, если хотите, правда обо мне.
Хайнэ на какое-то время онемел.
— Вы… казались мне образцом того, что я сам не мог сделать, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Образцом смирения, принятия своего пути, каким бы мучительным и тяжким он ни был. Это я всегда роптал против божества, которое наградило меня такой участью, это я всегда мечтал кинуть ему вызов, и только глядя на вас, понимал, что это неправильные, злые мысли. Что на самом деле я хочу быть таким, как вы, что хочу терпеливо сносить свои страдания, не омрачая себя ни обидой, ни злостью, ни ненавистью к создавшему меня. А теперь вы говорите такие вещи…
