Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Выполняем задание командования, — бодро отрапортовала кудрявая, и не подумав опустить юбку на место. В общем-то даже и не врала. Брошенное вчера Яковом в запале "пусть берет дурака и делает с ним, что хочет" именно к ней и относилось.
В ответ юнкер набрал воздуха в грудь и продемонстрировал усвоенные у капитана и сержанта навыки призыва на чужие головы kusma's mother, белого полярного лиса и прочих мифических существ из армейского бестиария. Рядовой кивнул. Одобрительно, будто экзамен принял. И побежал — ну, не побежал, пошёл вразвалочку выполнять юнкеров приказ. Составленный в лучших армейских традициях, не хуже, чем у капитана. То есть "Найти краску, кисть и прочее. Где хочешь. Сейчас. И потолок в Анн... то есть в моей комнате починить, а то течёт, как сито. Немедленно, то есть не позднее вчерашнего дня. По исполнению — доложить". Рядовой кивнул и ушёл, гадая, где ему теперь искать кисть и какого черта он сбежал в армию из подмастерьев, если на службе приходится тем же самым заниматься. "Впрочем, — тут рядовой вспомнил свою кудрявую и улыбнулся в усы, по кошачьи, — не только. Да и кормят в армии лучше".
Анна, с недавних пор ответственная за последний пункт, отловила похожим манером оставшуюся без надзора Катаржину и загнала от беды подальше, на кухню. Слухи о ночных делах по роте успели разбежаться самые дикие. Разбежаться, сделать пару кругов под краснокирпичными сводами, протечь змейкой с языков в уши и обратно. Чтобы, в итоге, вернуться к Анне самым диким образом — будто бы это она съела замучившего весь город помощника палача. То-ли сама, то-ли с помощью зверя из бездны. Так что косилась кудрявая на Анну немного опасливо. И к лучшему, ибо на кухне нарисовался лёгкий полярный лис — запасы начали дно показывать. Буряк был, мясо, слава юнкеру, тоже, а вот с прочим — беда. Тут в разговоре кто-то помянул стоявший прошлым летом в городе хорватский легкоконный полк. Хорошо так помянул, незлым тихим словом. И пошёл по кухне галдеж — девки в Мюльберге были не злые, но и на память не жаловались. А память по себе наемники с востока оставили хорошую, такую, что Анна еле разогнала всех по местам. Но пару полезных идей из общего шума все-таки выловила.
В итоге суп вместо репы и гороха в котел отправилась свекла с капустой. Суп получился ядреного красного цвета и, на фоне немецкого — жидковат. Катаржина, глядя на то, что получилась, ворчала, поминая солдатским загибом чубарых уродов... Зато остальным понравилось, похоже. Даже сержанту. Тот забрел на запах, слопал тарелку из особого капитанского котла, похвалил. Сержант был в хорошем настроении, смотрел ласково, трепался долго. Все больше о старых днях, войнах, да боевых приятелях. Улыбался, чесал бороду, сыпал ворохом имен и кличек. Незнакомых Анне совсем, вроде майора Даггерти или капитана Аллатристе. Раньше Анна о них не слышала, зачем они ей не знала, но слушала, внимательно, временами подливая сарджу в тарелку. Ветерану такое внимание чуть, но льстило. Распелся, под звон ложек, соловьем. А Анна, улучив минутку, спросила — почему в ротном табеле ответственного за кухню нету. Вот за все, включая выгребную яму есть, а за кухню нету. В ответ сержант огладил бороду, хмыкнул и выдал длинный, занимательный, но абсолютно непечатный рассказ о скорых на дурацкие новины французах. Это по их милости в казармах одна большая кухня на полк, вместо сотни маленьких — на семью. А чего с этой громадой делать — никто не знал. Устав на такой случай ещё не придумали.
Потом зашёл Рейнеке, и слушатели у сержанта резко закончились. Заодно показал дно и капитанский котел.
"Хорошо, что я на офицерскую долю их два поставила. Предусмотрительно", — подумала Анна, но тут прибежал посыльный с вестью, что Яков обедает в городе, и второй котел постигла судьба первого. Рейнеке церемонно сказал "спасибо" и исчез. Обед кончился, Анна разогнала всех — убираться. Кто-то из Мюльбергских попытался было возмущаться. И так, мол, сойдет. Но Анна это все решительно пресекла, оглядела свое, ставшее за пару дней, родным и знакомым хозяйство. Все на местах, чистота и порядок. " А я молодец", — подумала Анна, обругала себя за неуместную гордость и огляделась еще раз. Что-то забыла. В углу махала тряпкой Катаржина, угрюмо матерясь при каждом махе. Чем-то ей запомнился хорватский легкоконный, нехорошо запомнился, до стиснутых зубов. Так, что ругательства лились сплошным потоком. Ой, и икалось же сейчас чубарым усачам в ментиках. Анна выглянула в окно. Внизу, по плацу шёл юнкер. Высокий, прямой, но взъерошен больше обычного. "Все они козлы" — проворчала Катаржина под ухом. Анна невольно улыбнулась, вспомнив вчерашний день — не длинную, до звенящего ужаса ночь, а утро — светлое, солнечное. Развернулась, прихватила разошедшуюся Катаржину за рукав и спросила:
— Так, а в вашем Мюльберге иголку с ниткой видел кто? Или только мужиков крыть умеете? матом?
— Ну я, а что такое? — машинально ответила та, выпрямляясь и оторопело хлопая глазами.
— Тогда бросай все и пошли. Дело есть, — усмехнулась Анна и в двух словах разъяснила — какое.
— Бесплатно, что ли? — протянула недоверчиво Катаржина.
— Два дня без кухни, — нашлась Анна, вспомнив сержанта.
— Идёт, — кивнула кудрявая, и они с Анной пошли с кухни прочь, перешептываясь не хуже иных заговорщиков.
И напрасно развязавшийся с ремонтом рядовой Майер бродил по казармам — искал свою кудрявую. Напрасно бродил под сводами юнкер. Кругами, иногда натыкаясь на Майера и старательно делая вид, что не замечает его. Его, и ещё с десяток мужиков слонявшихся так же туда-сюда, не по делу. Анна с подругами заперлись в комнате, подперли дверь сундуком и на двор не показывались, к сожалению и лёгкой тревоге юнкера и прочих. Озадаченный Майер побродил вокруг запертой двери, почесал в затылке, попытался придумать повод, не придумал, сунулся было так. Получил в лоб и пулей вылетел обратно на улицу. На шум зашла Магда, посмеялась, велела юнкеру — ждать. Сюрприз ему будет.
— Что они там делают? — проворчал юнкер про себя.
Тихо. Но недостаточно, Магда услышала. И ответила:
— Задание командования выполняют.
И вобщем-то даже и не соврала. Вот только Рейнеке, полюбовавшийся утром на "выполнение задания" в исполнении кудрявой, зарычал так, будто собрался перекинуться. Вот здесь и сейчас. И кого-нить быстро загрызть, прямо посреди плаца. Как волка ни корми... Но тут хлопнула дверь, и Анна таки вышла на улицу. Юнкер застыл, поперхнувшись рыком. Да так и остался стоять. Магда не врала, ничуточки. Все-таки она была старше, опытнее. И брошенное ей Анне вчера: "и чтоб была у меня самой красивой" вполне сошло бы за приказ. Выполненный сегодня силами Анны, Катаржины и импровизированной швейной мастерской. Судя по отвалившейся челюсти юнкера, на отлично. Простучали каблуки по брусчатке. Музыкой в ушах. Сверкнули на юнкера глаза из под ресниц — огненным, рыжим опалом. Рейнеке церемонно поклонился, в глубине души жалея, что не поэт и не может описать то, что видит, словами.
Рядовой Майер сдвинул шляпу на лоб, почесал затылок, развернулся и пошёл в город. Молча. Скоро ночь, а забор вокруг городских складов самый ненадежный на вид. Свою кудрявую рядовой за три дня изучил хорошо и знал, что покоя ему теперь не видать. Пока такую же красоту не организует. Над плацем прошуршали юбки, простучали дробь каблуки — музыкой, волшебной для ушей Рейнеке, юнкера, по кличке НеЛис.
А для Якова Лесли, капитана пехотной роты прозвучал музыкой тихий щелчок откинутой крышки. Крышки тайника в кабинете майстера Хазера, штадтшкрибера города Мюльберга. Яков помнил этот тайник по первому дню в городе. Писарь достал бутылку из него тогда. Все-таки у Якова не складывалось в голове это все. Тихий, вежливый человек, обгорелая земля, листы на стенах, безумие и паника в глазах у спасавшихся в роте. Пальцы ощупали тайник. Ещё один щелчок — откинулась в пазах задняя стенка.
"Тайник в тайнике, хитро придумано", — подумал капитан, вытаскивая наружу увесистый мешок. Деньги. Много. Яков оглянулся, посмотрел на стол. Письменный стол, бумага, перья. Все в ряд, аккуратно, группами по три. Три чернильницы, три стопки перьев. Три... Капитан усмехнулся, повернулся назад и прощупал днище тайника ещё раз. Стена отозвалась звоном на стук, щелкнул замок. Ещё один. Умно. Внутри мешок, отозвавшийся глухим звяком на прикосновение. Яков вытянул добычу, развязал, вытряхнул на стол. И недоуменно вытаращил глаза. Невысокие оловянные фигурки. Солдатики. Детские игрушки. Впрочем, не детские. В палец ростом, искусно отлитые и раскрашенные вручную. Судя по не совсем умелым, хоть и тщательным мазкам — самим писарем. Яков невольно улыбнулся. Руки машинально расставили фигурки в строй. Оловянная пехотная рота. Мушкетеры со стволами наперевес, пикинеры с острыми пиками, барабанщик, трубач, знаменосец. Капитан в шарфе через плечо, шляпе с перьями, со шпагой в руках. Яков поднял фигурку на уровень глаз, посмотрел, улыбнулся. Оловянный капитан был похож на него. Немного. Такой же прямой нос и решительно торчащий вперёд подбородок.
