Малахит (СИ) - Лебедева Наталья Сергеевна (серия книг TXT) 📗
— Однако не ты ли три дня назад начал войну против собственного народа? Не ты ли привел врагов в собственный дом?
— Нет, не я. Не я. Эти люди действовали по собственному усмотрению и пришли ко мне, лишь когда столица была захвачена. Я не одобрял их, но выслушав, почему они начали эту войну, я признал, что намерения их были благими, и принял их предложение занять престол. Впрочем, большинство из сидящих здесь слышали все собственными ушами. И кто поспорит, что все сказанное их предводителем — правда? Теперь же я подумал, что мне и впрямь отказывают в праве на престол незаконно, и вот я перед вами. Я повторяю, что здесь и сейчас заявляю о своих правах. А если кто-нибудь желает обвинить меня в преступлениях и предъявить веские тому доказательства — что ж, сейчас самое время.
— В любом случае, у вас нет больше ни одного претендента, — сказал Алмазник, убедившись, что все молчат.
— Нет, есть!
Паша взошел по ступеням, встал впереди Алмазника и произнес так же, как и тот несколькими минутами раньше:
— Я не прошу вас выбрать меня, я заявляю о своем праве на этот престол!
В этот момент он чувствовал себя так, будто душа его уже отделилась от тела и парит высоко под сводами зала, наблюдая, как бездушное это тело движется и что-то говорит.
— А что дает тебе такое право? — насмешливо спросил Алмазник.
— Я наследник по праву крови и законам этого государства. Я потомок старшего сына Великого Малахита.
— Старшего? Того, который пропал? — Алмазник едва мог скрыть удивление и легкий страх.
— Да, старшего. Вы — потомок младшей ветви, я — старшей. У меня прав на престол больше, чем у вас. Больше, чем у любого человека в этом мире.
У Паши звенело в ушах. Он не понимал, откуда берется у него этот уверенный, даже самоуверенный тон, как находятся слова, почему так легко рождаются фразы. Он не видел почти ничего — серое пятно вместо зала, расплывчатый контур соперника и то, что пугало его больше всего — глаза Агат.
— У тебя нет доказательств, — выкрикнул в ярости Алмазник, и по его тону Паша понял, что тот поверил и боится.
— А кто поставил на место малахитовую колонну?! И все это видели!
Снова началась суматоха. Кто-то что-то кричал, кто-то просто орал и ругался. Паша устал и вымотался. Он жаждал избавления. Он видел звезды за распахнутыми дверями и всем сердцем стремился к черному прямоугольнику неба, к тишине и прохладе сада. Что-то жгло его руку. Это был перстень. Он ухватился за этот перстень, как утопающий за соломинку, и крикнул в ватный гул зала:
— Может быть, это убедит вас?! — и вскинул руку, озарив всех умиротворяющим светом королевского камня.
Сердце колотилось, дыхание перехватывало, он никак не мог унять дрожь в левой ноге. Еще несколько секунд, и они объявят голосование. Они вскинут вверх правые руки, кулаки их будут сжаты — так лучше всего видны именные перстни. И снова, в который раз за сегодня, раздался резкий крик:
— Стойте!
С места поднялась Рубин. Она прошла по проходу и встала на ступени.
— Слушай меня, Алмазник, — сказала она. — Слушайте меня все. Я, Рубин, заявляю, что Алмазник виновен во многих преступлениях. И я, Рубин, здесь и сейчас берусь доказать его вину.
— Я заявляю, что именно ты привел врагов в наше государство. Я заявляю, что именно ты подкупил одного из дворян, и потому он предал нас. Я заявляю, что именно из-за этого вашего предательства погибли и были ранены многие наши воины.
Многие в зале опустили головы. Кто-то, сдерживая слезы, поднес ладонь к глазам. Громко всхлипнула девушка в дальнем ряду. Эта рана была слишком свежа.
— Как смеешь ты обвинять меня в этом? Чем ты можешь это доказать?
— Первое, что я сделаю — назову имя предателя.
— И кто же он?
Рубин обвела взглядом зал.
У Паши по спине побежали мурашки. В этот момент он был уверен, что она не знает имени. Она смотрела на беззащитное лицо Брилле Берилла. Потом повернула голову и долго рассматривала прислонившегося к колонне и как всегда хмельного Халцедона. Потом стремительно развернулась и указала пальцем в третий ряд. Паша не сразу понял, на кого направлен этот длинный, с кроваво-красным хищным ногтем палец.
— Иди сюда, сморчок, красная отрыжка, иди сюда, — медленно проговорила Рубин.
Паша посмотрел на Алмазника. Лицо принца было абсолютно спокойно. Сложив руки на груди, он безмятежно наблюдал, как поднялся с табурета и заковылял по проходу красный Балин. Он хватал воздух ртом, щурил слезливые глазки и хромал больше обычного. «Наверное, виноват, — решил про себя Паша, — невиновный не пошел бы, если бы его так оскорбили».
Рубин не стала дожидаться, пока медлительный старик достигнет возвышения. Она схватила его за шкирку и потащила, будто кошка — котенка. Он даже не стал вырываться. Поджал лапки и закрыл глаза, отдавая себя во власть стихии, называемой Рубин. Она втащила его на ступеньки, но ворота его широкой рясы не отпустила, так что старику приходилось подниматься на цыпочки, когда женщина начинала жестикулировать.
— Вы хотите доказательств? Так вот они. Когда замок был захвачен, и люди Алмазника стали развлекаться здесь, я решила развлечься в другом месте. Я решила, что коль скоро они пришли к нам, я пойду к ним. Мы с сестрами славно поохотились на торговцев. Они такие жирненькие, такие неуклюжие, непроворные, такие слабые и трусливые, что никакого удовольствия от охоты я не получила бы, если бы не то, что некоторые из них знали. Один из них рассказал, что Алмазник и начальник захвативших город солдат были вместе с самого начала. Что они жили в одном доме, развлекались и готовились к штурму. И был у них сигнальный камень, на который они время от времени посматривали. Торговец камня не узнал, но показал, что камень был непрозрачным и цвета мягко-красного. Торговец сейчас в моих покоях, под охраной моих сестер и может быть вызван сюда в любую минуту.
— Мало ли красных камней, — фыркнул Алмазник, пользуясь тем, что Балин замер в руке Рубин и онемел от ужаса.
— Камней много, но ты-то один. И ты был с тем человеком еще до начала боев. А я напомню тебе, что как раз это ты бессовестно отрицал. Далее. Когда кончилась эта заварушка, я, конечно, сунула нос — свой длинный, любопытный нос — в пару заброшенных коридорчиков и нашла дыру, в которую заползли эти крысы. Бродила по замку не одна — взяла парочку архитекторов, чтобы не тыкаться в пыльные углы вслепую. И, что интересно, обнаружили мы не только этот тайный забытый ход, но и одну занятную дверцу. Мы открыли ее и что же обнаружили? Мертвую старуху. И умерла она не своей смертью. Оглянитесь, посмотрите, кого не хватает? Чьего отсутствия мы так и не заметили? Кто пропал несколько дней назад, в момент общей суматохи и растерянности?
— Ксилолит! — ахнула молодая женщина, рядом с которой пустовал инкрустированный ксилолитом табурет.
— Да, Ксилолит, — мрачно подтвердила Рубин. — Ксилолит.
— Но почему ты решила, что ее убили, и при чем здесь этот человечек? — Алмазник брезгливо ткнул пальцем в Балина.
— Женщину душили, но умерла она не от этого. Ее отравили, видимо, уже после того, как Ксилолит потеряла сознание. Отравили тем же веществом, что и нашего государя Смарагда. Что это могло быть? — спросила я лекарей. Они снова, как и пятнадцать лет назад, лишь пожали плечами. Но я не сдалась. Я была уверена, что предатель и есть убийца. Иначе зачем кому-то убивать безобидную старуху, если не затем, чтобы помешать рассказать о том, что она увидела? Вы знаете, что яды в нашем королевстве не в ходу. Так почему ее именно отравили? Почему не продолжили душить? Да потому что руки убийцы оказались слишком слабы для этого, потому что он был стариком. А раз яд был при нем, думала я, то ядовитым должно быть само то вещество, чье имя он носит. Красный камень, яд, слабые руки… Кто же это может быть, как не Балин! Его камень отчасти состоит из ртути…
Рубин разжала пальцы, и Балин упал на пол неряшливой кучей, будто и не держала Рубин в руках ничего, кроме свертка плотной ткани, да бутафорской старческой головы. Она наклонилась над ним так низко, что унизанные рубинами нити, раскачиваясь, задевали его лицо, и крикнула:
