На Закате (СИ) - Шульженок Павел (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
В Шаттери Аполлос увидел, что люди практически приготовились к празднику. Большинство уже нарядилось в праздничную одежду, свои самые яркие и если не новые, то сохранные вещи. Мужчины носили распахнутые короткие жакеты с затейливой вышивкой, женщины столь же искусно вышитые фартуки и белоснежные чепцы. У некоторых помимо этого были повязаны на поясах красные кушаки с помпонами. Всего десятка три человек стояло на дворе, кажется, готовясь организованно покинуть крепость.
Кастор присутствовал здесь же, и встретив вернувшегося секунданта серьезно спросил:
— Ну и где ты пропадал? Филиппу пришлось дать указание, что бы тебя нашли.
— Осмотрел окрестности…. Видел кое-что интересное.
— Поздравляю. Надеюсь не под какой-нибудь юбкой?
— Ну что вы в самом деле, брат Кастор. — Аполлос одновременно и возмутился такому предположению, и растерялся от его меткости.
— Я в самом деле уже ничего… А ты должен быть бдителен, мой брат. Ну довольно. Сейчас приготовься, и думаю, в течении получаса мы отправимся во Флаккелок, и там ты посмотришь на удивительнейшие формы народного благочестия.
— Должно быть совершенное язычество.
— Скорее очень оригинальный христианский обряд.
— Разве в единой Церкви могут быть какие-то оригинальные обряды? Или оригинальность обряда не всегда соседствует с оригинальностью вероучения, иначе говоря с ересью?
— В тебе я слышу истинного хартлендца. — усмехнулся Кастор. — Но ты и в самом деле мог бы обвинить Буро в ереси? Видишь ли, главный навык инквизитора, это умение сопоставлять и оценивать. Многие вещи сами по себе выглядят иначе, нежели в сочетании друг с другом. Подумай над этим.
Меньше чем через пол часа обитатели Шаттери действительно выдвинулись из крепости, отправившись вниз по склону во Флаккелок. Кто-то нес с собой зажженные факелы, а у половины в руках Аполлос заметил небольшие вязанки хвороста, видимо такие же, какую собирала в роще Каролина. При этом среди людей царило приподнятое праздничное настроение, все улыбались, шутили, тут и там раздавался смех.
Гостей из Альдена, конечно же, провожал сам Буро. На инспекторе был одет чудесный белоснежный кафтан, и новая парадная инквизиторская лента с золотой окантовкой, выглядящая значительно лучше чем потрепанные ленты у путешествующих братьев.
— А к чему этот хворост? — поинтересовался Аполлос. — Вы будете жечь костры?
— Весь этот хворост для одного большого костра. Вроде как пожертвование. — пояснил с удовольствием Филипп — Каждая семья вложит свою вязанку в общее пламя, и это будет символизировать как его… Единство в молитве. Ну ты понял.
Аполлос мрачно кивнул. Село внизу оказалась неожиданно пустынным. Во дворах встречались лишь собаки, живущие без привязи и потому совершенно не злые. При виде проходящих по улицам шаттерцев они, конечно лаяли, но с ленивыми паузами и словно в никуда, руководствуясь скорее своим собачьим обыкновением, нежели настоящей злобой. По пути лишь несколько селян вышло со дворов присоединилось к шествию, все с теми же факелами и вязанками.
Как оказалось, все четыре сотни жителей уже находились на месте празднования. Это был большой пологий луг, спускающийся к небольшой тиховодной речушке Эпри, которая всего в паре лиг отсюда заканчивала своё течение, впадая в Шаль. Со всех сторон этот луг был ограничен лесом, и такой же дикий заросший лес находился на противоположном берегу, отделенный от воды только полосой камышей.
Люди стояли по сторонам луга, освободив середину, где можно было наблюдать деревянное сооружение. Нечто вроде большой, футов девять, квадратной клети, в которую был навален хворост. Две приставные лестницы позволяли наполнить эту клеть до самого верху, впрочем, места внутри оставалось как раз только для вязанок шаттерцев.
— Это Майский Луг, — произнес Буро. — Самое большое празднование на нём происходит весной, на Пасху, но и для других праздников это отличное место. Сейчас справим Элая, в ноябре Всех Святых, а на Рождество строим снежный город и катаемся по льду. Если бы не эти радости, я бы здесь, пожалуй, действительно начал бегать по лесам нагишом и жрать людей.
— Кстати, а что у вас с ликантропами? — поинтересовался Кастор. — Брат Аполлос вот никогда еще не видел, очень любопытствует.
— Да редкая птица этот ликантроп. — рассмеялся Буро. — Последний раз вот в феврале что ли затравили одного, с тех пор не было. Но мне есть чем порадовать парня! Напомни мне, когда вернемся наверх, я вас кое с кем познакомлю.
Когда пришедшие на луг шаттерцы добавили в клеть свои вязанки с хворостом, Буро, выйдя на середину взял слово. Мощь его голоса и навык реветь по любому поводу весьма ему в этом помогли, заставив притихнуть практически всех собравшихся.
— Сыны и дочери Вестера! Добрых христиане! Приветствует вас моё сердце, собравшихся здесь, благочестно вознести моление к заступнику Веры. Пусть небесное пламя возжжет наше приношение и иссушит воду наших грехов! Пусть как на огненной колеснице вознесутся наши сердца в Вечное Небо, и мы облечемся благодатью славного пророка! Вдвое большей благодатью! Элай! Элай! Элай!
Буро, буквально приходя в исступление, стал снова и снова выкрикивать имя древнего святого, и вслед за ним оно стало звучать в толпе. "Элай! Элай!" — взывали единым гулом сотни голосов, все громче, все сильнее, пока не слились в одном ликующем возгласе, переходящим в овацию. Даже Аполлос неожиданно для себя ощутил пахнувшую тревожащей волной энергетику этого действа, зажигающую тебя самого и требующую присоединиться к общему ликованию.
Едва народ стих, к клети подошел священник, но не тот толстяк, который служил молебен в Шаттери. Это был приятного вида моложавый и улыбчивый клирик, с копной серебряно-седых волос. Облачение его составляла ярко-красная, вышитая белыми узорами туника. Поднявшись по лестнице к верхнему борту клети, священник все так же улыбаясь, поднял над головой какой-то свиток, перевязанный лентой, и, под торжествующие возгласы народа, бросил его в наполняющий клеть хворост.
— И что же это за свиток? — поинтересовался Аполлос у Кастора.
— Ничего особенного. Разрешение от местного епископа на проведение этой службы. В определенном смысле, он заменяет собой антиминс.
— Службы?
— Именно. Как ты думаешь, что это будет? Просто огромный костёр? Перед тобой уникальная возможность наблюдать настоящий огненный Престол и богослужение под открытым небом.
Между тем, лестницы от клети убрали, и четыре мужчины с горящими факелами, среди которых оказался и Филипп, подошли одновременно к её углам. Через минуту хворост в нижней части сооружения замерцал от огненных всполохов, а еще через несколько минут пламя живо распространилось наверх, поднялось над клетью и устремилось к небу огромными трепещущими языками.
Священник встал перед гигантским костром, не слишком близко, и все множество народа собралось у него за спиной. Инквизиторы, конечно же, оказались в первом ряду, так что Аполлос вполне мог ощутить идущий от огня жар. Он завороженно глядел на этот пылающий, переливающийся всеми оттенками алого Престол. Действительно, такая его форма лучше всего выражала собой присутствие опаляющей Славы Бога Единого, гораздо живее и ярче, чем любые Престолы из мрамора и золота. Оставалось только посочувствовать священнику, стоявшему к неистовствующей стихии ближе всех остальных.
— Veni, Sancte Spiritus! — провозгласил предстоятель, подняв руки, и после запел высоким, красивым голосом латенский гимн. А люди, стоящие за спиной удивительно стройно подхватили песнопение, язык которого обычно был достоянием одного только духовенства. Это говорило о том, что богослужебные тексты привычны для этих людей, и они по-настоящему причастны церковной жизни. В этом, пожалуй, была главная заслуга Филиппа Буро, сумевшего грубой силой направить своих подопечных на путь благочестия. Было ли это благочестие искренним? Судя по тому, что сейчас видел и ощущал Аполлос, да.
Постепенно и достаточно быстро пламя охватило обрешетку клети, загудело подобно дикому штормовому ветру, и превратило костер в один монолитный огненный столп, должно быть такой же, какой видел перед собою великий Моисей. Аполлос даже не заметил как задержал дыхание от восторга. И словно загоревшись от этого безумного костра наполнилось пунцом закатное небо.
