Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— А сейчас недавно стрелял, — поддержал брата младший. — Вы слышали стрельбу?
— Думаете, он стрелял? — засомневался Ражный.
— Он. Мы голос своего ружья знаем.
— Вроде бы стреляли из самозарядного карабина?
— Нет, из дробового, из нашего. В прошлом году отец купил фермерское ружьё «сайга», не для охоты — для самообороны, восьмизарядное, тридцать второго калибра.
— Я знаю этого человека, — уверенно заявил Ражный. — Год у меня на базе жил, от кого-то скрывался. Мы его звали Кудеяр.
Братья переглянулись, словно посоветовались, и старший сказал:
— Который у вас жил, знаем. С большой бородой. Сестра сказала, у этого борода совсем маленькая.
— Я его побрил, перед тем как отпустить, — признался он.
— Зря отпустили, пакостит, — чуть ли не в голос сказали братья.
— Что-то вас давно не видно было. — Ражный уводил разговор к встрече «оборотня» в дубраве, желая проверить, что ещё известно вездесущим наездникам.
— А вон Макс разбился, — младший кивнул на старшего. — В седле не удержался и ключицу сломал.
— Меня сучком сбило, когда лошади понесли, — оправдался тот. — Так бы я не упал… Но уже все! И спицу вынули!
Помахал рукой, продемонстрировал, подспудно доказывая, что здоров и годен для службы в армии: через полтора месяца начинался осенний призыв…
— Что же ты в седле сидеть не научился? Старший устыдился, покраснел и отвёл глаза.
— Не совсем ещё научился… Да ведь лошади понесли, бандюга напугал.
— Он там землю зачем-то вспахал, — добавил младший. — В дубраве.
— Землю вспахал я, — признался Ражный. — И овёс посеял, для кабанов.
Братья ещё раз переглянулись — что-то не вязалось в их выводах, а он вдруг жёстко и определённо решил во что бы то ни стало отправить парней в армию: слишком много стали видеть, и как следовало ожидать, их интерес притянулся к Урочищу и ещё долго будет подогревать воображение. А в армии за два года, если все не забудется, то останется в памяти как юношеские фантазии. Тем более, роща теперь «расконсервирована», и схватки будут довольно часто, может, до двух раз в году.
На ристалище он действительно посеял овёс, в ту же ночь после поединка — ещё отец так заметал следы…
— Дядя Слава, а почему раньше эту дубраву называли Ражное Урочище? — вдруг безвинно спросил младший.
— Ражный — значит, красивый, — пожал плечами он. — Только и всего. Красивое урочище…
— Значит, и твоя фамилия — Красивый? Юные краеведы искали какие-то доказательства, особенно старался более романтичный младший — это он опознал тогда его в роще…
На самом деле его фамилия происходила от способности входить в раж — в совокупленное состояние полёта нетопыря и волчьей прыти.
— Фамилий не выбирают, — озабоченно вздохнул Ражный. — Ребята, у меня один гость потерялся, из отдыхающих…
— Мы знаем. Встретится — выведем, — твёрдо обещал младший, а старший спросил шёпотом:
— С Кудеяром-то что делать? Уйдём в армию — будет тут пакостить… Может, вам вернуть?
— Верните мне, — согласился он. — Я его больше не отпущу. А увидите Героя — отберите у него ружьё.
Братья вытаращили глаза, зная, что Витюлю в лес палкой не выгнать, тем более с ружьём: за несколько лет жизни среди охотничьей братвы он кроме Кудеяра и малой птахи не подстрелил, а одностволку держал в каморке лишь для охраны и обороны базы.
— Мы его уже видели, — вдруг брякнул младший и посмотрел на старшего. — Полчаса назад. Ещё спросили, куда это он… А он говорит, Сергеич послал человека искать, гость потерялся…
— Ещё посмеялись, — добавил старший. — Герой говорит, этот гость жрёт гнилой сыр и тухлую рыбу. Так мы его отправили на волчью приваду. На лесовозном усу коровья туша лежит, вонища за километр…
— Я его никуда не посылал, признался Ражный. — Сам ушёл… Давайте за ним, ребята! В первую очередь!
Им не нужно было повторять дважды. Братья с места бросили коней в лёгкий галоп, смело спустились под крутой берег и, держа ружья над головами, поплыли на другую сторону рядом с конями. Ражный в тот миг ещё раз поклялся себе, что как только развяжется с «Горгоной», немедленно поедет и похлопочет перед военкомом.
Поджаров стриг теперь глазами ночные сумерки над рекой и слушал плеск воды; он чувствовал силу за этими парнями и опасался её.
Трапезниковы переплыли реку и ещё в воде оказались уже в сёдлах, так что на берег вылетели все тем же галопом и тут же пропали в подлеске.
— Кто эти люди? — насторожённо спросил Поджаров.
— Наши люди, — выразительно сказал Ражный, направляясь к лодке. — Поехали на базу!
— Ты не ответил, Вячеслав Сергеевич, — напомнил тот. — Мы никуда отсюда не поедем, пока я не услышу вразумительного ответа. Предлагаю тебе честное партнёрство или деловое сотрудничество — как хочешь. Я раскрыл тебя, Ражный. Не знаю ваших правил, но полагаю, тебя свои по головке не погладят за такой прокол. И я не отцеплюсь… Ты мне объясняешь, что такое голод! Да я вечно голоден! С самого рождения!.. Не буду рвать из тебя куски, ими не наешься — насмерть повисну, такой волчьей хваткой возьму и держать буду, пока не рухнешь. Пока не станешь моей добычей, весь целиком, с потрохами.
— В самом деле голодный… А твоя «свора» — он кивнул на другой берег, куда ушла «Горгона», — тоже вцепится? Вся сразу?
— Говорю же, это шушера! Они не при делах. Считай, это моё прикрытие.
— И Каймак?
— Когда-то мы вместе с ним начинали. Ещё в зоне; — финансовый директор почуял, что начинает продавливать соперника, и пошёл на откровенность. — К спорту он отношения не имел, но был генератором идей… Потом увлёкся… житейскими прелестями, как бывший политзаключённый, занялся правами человека. В общем, сам видишь, теперь полный идиот. Кто вкусил власти, тот ничего другого уже жрать не будет.
— Где же сейчас этот японец? — внезапно спросил Ражный.
Финансист пожал плечами.
— Исчез… Говорили, будто у нас в России и при странных обстоятельствах. Но дело не в нем, Вячеслав Сергеевич… Мы не уедем отсюда до тех пор, пока не сговоримся.
— Я думаю, зачем так много продуктов завезли? — усмехнулся он.
— Итак, ты — член тайного ордена? Или как это у вас называется?
— Добро, ну а если мы сговоримся… Что ты станешь делать? Что предлагает твой генератор идей?
— Он уже ничего не предлагает. И вообще, при делах в конечном итоге должны остаться мы с тобой, без третьего лица.
— А что хочешь ты?
Поджаров не спешил, вероятно, будучи уверенным, что додавливает соперника, и теперь опасался сделать ошибку.
— Ещё раз подчёркиваю: побуждения чисто патриотические, — уточнил он. — Понимаешь, меня всегда возмущало… Нет, точнее, бесило нашествие Востока. Имею в виду восточные единоборства. Создали моду, кич, и все ведь на пустом месте. У меня было время покопаться в этих вопросах… Все эти узкоглазые виды для легковесных, малорослых людей. Трудно представить себе, как Илья Муромец будет визжать, прыгать и бить пятками, когда у него есть руки… Да, у меня имеется сверхзадача. Я хочу внедрить и утвердить в мире русский… или правильнее, скифский стиль борьбы. Стиль для могучего, большого человека. Ты посмотри, как психология мелкого, маленького человека разъедает наше сознание? Мы и в жизни становимся каратистами, людьми с восточной психологией: нанести предательский, запрещённый удар, внезапно оказаться за его спиной, врезать по жизненно важным органам, сделать человека уродом, разорвать ему сердце или печень… Да ещё сожрать её, горячую и сырую! А где же благородство? Где бой за счёт силы духа и тела?..
Он вдруг замолчал, сам почуяв, что понесло в теорию и краснобайство; обстановка же требовала конкретики, но финансист понимал её по-своему.
Ражный и сам ненавидел маленьких людей. Он любил волков, хотя как охотник сражался и с ними. И внутренне противился таким поединкам, а более всего отношению к этому зверю в миру, особенно когда волка унижали до уровня дегенерата, одновременно поднимая травоядную тварь — зайца — на высоту благородства и справедливости.
