Время льда и огня - Филимонов Евгений (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Предполагается там, на месте, устроить вам окончательное дознание — именно окончательное.
После этого вас должны тут же… устранить, так это у них называется.
«У них». Она как бы отстранялась от зверств собственной братии. Я все же ничего не понимал.
— Ну, хорошо. Уничтожить, выжав окончательно, — это понятно, старая мечта генерала. Может, так оно и будет, кому знать… Но вот вы-то мне зачем все это рассказали? Вы-то ради чего рискуете?
Она помедлила с ответом.
— Еще не знаю… — И снова глянула прямо в глаза: — Дело в том, Петр, что я… боюсь! Я никогда не участвовала ни в какой операции, по призванию я — кабинетный работник… И когда я перебрала весь состав группы, только вы — как ни странно — вызвали доверие, больше ни на кого там я положиться не смогу в трудную минуту. Это сплошь убийцы.
Я хмуро возразил:
— Откуда вы знаете, кто я сам…
Мне стало досадно: вообразил невесть что, а просто — примерная девочка ищет благородного защитника на все случаи жизни, как он ей представлялся в девичьих снах. Петр, Петр, какой ты все-таки дурак…
— Я доверяю интуиции. Кроме того, они все — ваши враги.
Вот это больше соответствует мышлению примерной девочки. Надо учесть. Когда впереди — верная пуля, годится любой союзник.
— Спасибо вам, Норма, все это очень ценно. Кто предупрежден, тот вооружен…
Она вдруг просияла:
— Ну вот видите! А теперь давайте перейдем к делу, по которому я официально здесь.
— К местному колориту?
— Именно.
И я стал рассказывать ей про свою родную Рассветную зону, которую люди неэмоциональные, а также чужаки называли просто — Терминатор. Терминатор — понятие астрономическое и означает всего лишь границу между дневным и ночным полушариями. А потому солнце в зоне Терминатора стоит очень низко, хотя этого достаточно для процветания животной и растительной жизни на полосе шириной почти две тысячи километров.
Ветры там дуют только в одном направлении — с севера на юг, потому что имеет место лишь односторонняя циркуляция — воздушные массы над раскаленным Югом (так условно называют Солнечную сторону) поднимаются в верхние слои стратосферы, уступая место холодному воздуху, сползающему с ледника. А потому все деревья в Рассветной зоне имеют флагообразную форму, ветряки устанавливаются жестко, а поля злаков стелются лишь в одном направлении.
— Что облегчает уборку, — добавил я. Норма внимательно слушала и время от времени заносила что-то в крохотный блокнотик (собственно, много ли можно извлечь из столь общедоступного материала?). — Однажды мы с моим приемным отцом побывали, так сказать, на севере зоны, где солнце уже почти за горизонтом, — вдруг неожиданно для самого себя стал рассказывать я. — Отец решил поохотиться, пострелять уток. Утки — это такие птицы, живут на болотах. Болота — это…
Тут я заметил, что Норма не успевает записывать, и до предела сократил незнакомую ей терминологию.
— Словом, болота — это водянистая унылая местность с чахлым тощим ельником на топких берегах. Дождь то и дело. Никаких уток и в помине не было. Мы с отцом исходили без толку километров двадцать по этим валунам да лужам, промокли насквозь, я ему все говорил, мол, хватит, пошли к вездеходу, домой пора — а он все не мог уйти. У него, понимаете, Норма, детство прошло в таком вот краю. Он как будто дома побывал…
— Дома побывал, — кончила записывать Норма и подняла глаза от блокнотика. — Вот это да — местный колорит. А на южном краю Терминатора вы тоже бывали?
— Да. Совсем недавно, не по своей воле…
И я рассказал ей о похищении — во всех подробностях.
Когда она уходила, весь дисциплинарный взвод сгрудился у стеклянной перегородки холла.
Итак, мне предстояло натаскивать Норму по местному колориту дважды в неделю.
8
Лыжи — это такие длинные жесткие пристегивающиеся подошвы для скольжения по снегу. В «холодильнике» оборудован снежный склон высотой метров пять, довольно пологий. Инструктор натаскивал нас, как поворачивать и тормозить: это, мол, все, что позволяет наше оборудование, а на месте нужно только умело применять эти два приема.
Есть еще снегоступы. Есть горные ботинки, и еще один инструктор обучает, как взбираться на скалы, особенно ледяные. Оказывается, когда группа поднимается на крутой склон, то все участники подъема соединены общим страховочным леером… Тут у них прокол. В этой страховочной системе может оказаться слабое звено — то есть я, и сразу половина гирлянды оборвется в пропасть. Да нет, они поставят меня где-нибудь в хвосте…
Но особенно утомительны тренировки в бассейне, в основном из-за холода. Южане не умеют делать хорошие гидрокостюмы, они им попросту ни к чему в обыденной жизни, а для оказий контрразведки срочно изготовляется что-нибудь более-менее подходящее. Костюмы часто протекают и слабо держат тепло. Я заявил об этом инструктору-подводнику, он хмуро согласился — да, на ведомство работают безо всякого энтузиазма.
Интересно, что ни один из назначенных в рейд не осмелился и пикнуть что-либо по этому поводу, — они страшно боятся, что их исключат из команды. Надо бы поподробнее разузнать о том, какие вообще стимулы у этой братии в жизни, что там за плюсы, какие имеются слабые струны, — все может сгодиться в общем контексте для приговоренного к исчезновению… Кстати, Крамер в последние дни меня совершенно забыл, не вызывал и не советовался: видимо, не так-то просто смотреть в глаза человеку, которого обрекаешь на гибель.
Женщины тренировались отдельно. Лишь однажды я видел, как в помещение со снежным склоном из дальней двери вошла их немногочисленная группка, — одетые одинаково, в защитных масках, неразличимые между собой, они тут же стали взбираться «лесенкой», тогда как отряд наших головорезов выходил через основные двери.
Для перевозки команды по мегаполису использовались те же капсулы пневмометро, штуки по три, друг за другом, либо одна, куда более длинная и несколько напоминавшая цветного червя, — ее нельзя было вызвать сразу, полагалось заказывать заранее.
Это, пожалуй, единственная особенность быта южан, которую я подсмотрел с тех пор, как окончился мой краткий побег. Жизнь в казарме неотличима по сути от жизни в тюрьме, и я понимал, что в этих условиях мне так и не удастся постичь сокровенный дух южан, устройство их общественной структуры, семьи, индустрии, да что там — мне даже не удалось узнать, есть ли у них денежное обращение! Полковник мне тоже ничего такого не рассказывал.
Само собой, на боевую подготовку меня не брали, а просто оставляли в боксе, и часа через два в казарму вваливалась толпа возбужденных стрельбой и рукоприкладством мужиков, которые алчно посматривали в мою сторону — вон, мол, живой манекен, который грех не использовать. И в нескольких случаях, когда стремление это вырывалось наружу, мне тоже удалось неплохо размяться. В конце концов эти парни стали меня не то чтобы уважать, нет, для этого они были слишком уж настоящими южанами — а просто старались обходить, словно трансформатор под напряжением. Не трогай — он и не ударит.
И самая любопытная часть подготовки — выбор и прокладка маршрута — тем более оставалась вне поля моего зрения, Крамер как бы говорил: все, твоя роль советника при штабе себя полностью исчерпала, готовься к функции совершенно пассивной, вообще — готовься… Это подкашивало больше всего.
Лишь занятия с Нормой — по диалекту и топографии, по истории Рассветной зоны (недолгой, зато какой патетической!) — были отдушиной, не дававшей окончательно войти в психический ступор. И я, не рассуждая особенно о правдоподобии ее объяснений, как мог устранял дефицит общения с себе подобными. И стали привычно-светлыми пробуждения по вторникам и четвергам, в дни наших встреч.
Судя по всему, подготовке к рейду скоро конец, определились даже двое отбракованных, которым срочно подыскивалась замена. И замена вскоре нашлась: один — обычный парень-боевичок, плотный, коренастый, с хорошей реакцией, Другой же заслуживает особого описания.
