Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла) - Хайнлайн Роберт Энсон (читаем книги .TXT) 📗

Он склонил голову.

(— Босс! Какого черта?

— Умолкните! Ом мани падме хум.

— О! Ом мани падме хум.

— Ом мани падме хум.

— Ом мани падме хум.

— Ом мани падме хум…)

— Аминь.

— Аминь!

(Ом мани падме хум.)

— Аминь. Спасибо, Шорти. А теперь тост, который тоже своего рода молитва. Мы все выпьем за ту, которой сейчас с нами нет… но которая должна бы быть здесь…

(— Босс! Вам не надоело? Это уже не смешно.

— Не суйте нос в чужие дела!)

…Кто скажет этот тост?

Финчли и Шорти посмотрели друг на друга и отвели глаза в сторону. Джоанна встретилась взглядом с Фредом.

— Фред?

— Хм… Мисс, я не умею. — Казалось, он был расстроен.

— Встаньте. — Джоанна встала, другие последовали ее примеру. — И скажите, что вы хотите сказать о той, которой здесь нет, но которую мы все любим. Назовите имя той, в чью честь мы сейчас пьем.

Она подняла стакан и почувствовала, как на глаза набегают слезы.

(— Юнис! Это вы плачете? Или я? Я никогда не имел привычки плакать.

— Не надо было давать мне повода, босс… я же говорила, что я сентиментальная и плакса.)

Фред нерешительно начал:

— Тост… за ту, которую мы все любим… и которая должна бы быть здесь. И она здесь! — На его лице отразился внезапный испуг.

— Аминь, — сказал Шорти своим звучным баритоном. — «И она здесь!» Потому что небеса настолько близки к нам, насколько мы сами того желаем. Я так говорю своим прихожанам, Фред… и своим сердцем вы знаете, что я прав.

Торжественно и осторожно он выпил символическую дозу вина из стакана. Все выпили вслед за ним.

— Спасибо, Фред, — тихо поблагодарила его Джоанна. — Она слышала вас. И вас тоже, Шорти. И она слышит меня сейчас…

(— Босс! Вы и их расстроили, и сами расстроились. Пусть они сядут и поедят. Скажите им, что я этого хочу! Вы испортили такой замечательный пикник.

— Нет, не испортил.)

…Финчли, вы хорошо ее знали. Может быть, даже лучше, чем я, поскольку я была сварливым старцем и она ухаживала за мной из сострадания. Что бы она сейчас велела нам делать?

— Чего бы хотела сейчас… миссис Бранка… от нас?

— Да. Вы называли ее «миссис Бранка» или «Юнис»?

(— Они звали меня «Юнис», босс… и уже после первой недели знакомства я целовала их при встрече и при прощании. Даже когда Джейк видел. Он, правда, делал вид, что не замечает.

— Вы милая девушка, дорогая. Дальше поцелуев дело не шло?

— О Боже! Босс, конечно, нет. Трудно было заставить их даже поцелуй принять вместо чаевых, от которых они наотрез отказывались.

— Черт возьми, от вас можно было бы ожидать и большего, сестричка-шлюшка.

— Брюхатая девка!)

— Сначала я называл ее «миссис Бранка». Затем она начала называть меня «Том», и я стал называть ее «Юнис».

— Хорошо, Том. Что бы сейчас Юнис велела нам сделать? Стоять и плакать? Я вижу слезы у вас на глазах, я не одна плачу. Хотела бы Юнис, чтобы наш пикник был испорчен?

— Хм… Она бы сказала: «Садитесь и ешьте».

— Да! — согласился Шорти. — Юнис бы сказала. «Ешьте… а то горячие блюда остынут, а холодные — степлятся».

— Да, — согласилась Джоанна Юнис, садясь. — Юнис никому не испортила настроения за свою короткую и красивую жизнь и не позволяла другим это делать. Особенно мне, когда я становился слишком придирчивым. Фред, передайте мне куриную ножку.

Джоанна принялась за еду.

(— Близняшки, то, что сказал Шорти, прозвучало как цитата.

— Да, босс.

— Значит, вы уже ели с ним раньше?

— Не только с ним. Когда команда отвозила меня домой в позднее время, я всегда приглашала их перекусить. Джо не возражал. Они все ему нравились. Особенно он был рад видеть Шорти. Джо хотел, чтобы он ему позировал. Сначала Шорти думал, что Джо над ним смеется — он не знал, что Джо вообще редко шутит и вовсе никогда не шутит, если дело касается живописи. Хотя до этого не дошло, поскольку Шорти застенчив… Он не был уверен, хорошо ли это — позировать голым, и боялся, что я могу неожиданно прийти, когда он будет позировать. Не то чтобы я этого так уж хотела…

— Никогда не хотели, маленький чертенок? Шорти — это красивая башня из эбенового дерева.

— Босс, я уже говорила вам, что…

— …что ваше поколение не считает наготу зазорной. Но цвет кожи что-то да значит, не так ли? Я бы с удовольствием полюбовался нашим черным гигантом. Я говорю сейчас и от имени Иоганна, и от имени Джоанны.

— Ну-у…

— Можете придумать вашу басню не спеша; мне надо вести светский разговор.)

— Том, вы хотите подмести все эти горчичные соленья или мне можно взять немного? Шорти, насколько я поняла, вы пробовали блюда, приготовленные Юнис. Она хорошо готовила?

— Еще как! — ответил Финчли.

— Я имею в виду, по-настоящему? Разогреть полуфабрикат каждый может… и, кажется, у молодежи сейчас именно такое представление о кулинарии. (Босс, я сейчас плюну в ваш суп!) Но что она могла приготовить, если у нее были лишь обычные продукты: мука, жир и тому подобное?

— Юнис и из этого могла сделать замечательные блюда, — тихо ответил Шорти.

— Правда, у нее не было времени готовить по-настоящему, но все, что она делала, было просто замечательным.

{— О Боже! Босс, повысьте ему жалованье.

— Нет.

— Жадина.

— Нет, Юнис. Шорти убил того слизняка, который убил вас. Я хочу сделать что-нибудь для него. Но денег он не примет.)

— Она была настоящим художником, — coгласился Фред.

— Вы имеете в виду, художником в широком смысле слова? Ее муж, как я помню, тоже был художником, причем профессиональным. Он хорошо рисовал? Я никогда не видела его работ. Вы не знаете?

— Думаю, это дело вкуса, мисс Смит, — ответил Финчли. — Мне нравятся картины Джо Бранки, но я не разбираюсь в искусстве, я лишь знаю, что мне нравится. Но… — он усмехнулся, — Шорт, можно на тебя донести?

— Ну, Том!

— Ты был польщен, да-да, не отпирайся. Мисс Смит, Джо Бранка хотел нарисовать эту большую обезьяну, что сидит справа от вас.

(— Ура!

— В чем дело, Юнис?)

— И он вас рисовал, Шорти?

(— Разве вы не понимаете, босс? Вот оно, доказательство! Факт, который вы узнали сперва от меня… и затем получили полное подтверждение со стороны. Теперь вы будете уверены, что я — это я.

— Ерунда, дорогая.

— Но, босс…

— Я все время был уверен, что вы — это вы, дорогая. Но это не доказательство. Поскольку я узнал, что Джо и Шорти встречались, логично было предположить, что Джо хотел его нарисовать… любой художник захотел бы его нарисовать.

— Босс, вы несносны! Это — доказательство! Я — это я.

— Любимая, дорогая, без которой жизнь не имела бы для меня смысла даже в этом удивительном теле, я знаю, что вы есть. Плоские черви не в счет, совпадения не в счет, никакие обычные доказательства не в счет. Нет таких доказательств, которые не могли бы быть опровергнуты каким-нибудь самоуверенным психиатром. Если они установят правила, то мы проиграем. Но этого не случится. Важно лишь то, что у вас есть я, а у меня есть вы. А теперь умолкните; я хочу, чтобы они чувствовали себя со мной, как с вами, и называли меня «Юнис». Вы говорили, что они целовали вас?

— О да. Только дружеские поцелуи. Хотя Дабровски и вкладывал в поцелуй нечто большее, но вы же знаете, какие эти поляки.

— Боюсь, что не знаю.

— Можно сказать так, босс: «Не заигрывайте с поляком, если не собираетесь иметь с ним ничего серьезного… поскольку его намерения так же честны, как дуло заряженного пистолета». С Дабровски я всегда была осторожной и не доходила до критической отметки.

— Хорошо, я запомню это. Но его здесь нет. Ситуация такая же, как с Джейком, только несколько мягче. Вы влюбили в себя всех моих телохранителей. Теперь придется убеждать их, что вы мертвы, и в то же время делать это так, чтобы они почувствовали, что вы живы. Если они назовут меня «Юнис», значит, это мне наполовину удалось. Если же они меня поцелуют…

— Что?! Босс, не пробуйте этого!