Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читаем книги онлайн TXT) 📗
Рехи не ведал, слышат ли его. Голос терялся в общем гуле и криках, наводнивших гибнущий замок. На нижних этажах уже шел бой. Неприятель прорвался в крепость. Сталь собирала богатую жатву. Последние защитники крепость падали один за другим, и вскоре сражение превратилось в бойню. Лучших рыцарей, что срубали по две головы одним взмахом меча, окружали стаей падальщиков хитрые лучники. Жала множества стрел пробивали броню, подло находили в ней щели. И королевская гвардия таяла, как лед в кратере огненной горы.
— Главное, идти не в сторону врага и дыма. Заваленные трупами коридоры станут для вас ориентиром, — напутствовал Рехи, как умел.
— Отец… — кричала, упираясь, Мирра. — Мы не можем, мы не…
Но она бежала рядом с королем под щитом. Правителя еще защищали последние уцелевшие рыцари. Полководца с перебинтованной головой уже сразила чья-то стрела, метко пущенная с галереи. Враг пронизал замок, как болезнь, незримо окутавшая тело. Стены и коридоры, что некогда служили защитой, превратились в опасный лабиринт, где враг скрывался за каждым углом.
— Ваше Величество! Тайный ход перекрыли…
— Еще бы, мой брат вырос в этом замке, — охнул король. — К старому акведуку! Так сказал вестник…
«Вестник конца, ты забыл», — добавил Рехи, сам не ведая, почему так представился. Он всей душой желал, чтобы незадачливый король и Мирра спаслись. Они ведь не делали никому зла. За что же становились разменной монетой в игре Двенадцатого?
— Не туда! Налево! — командовал Рехи, и его как будто слышали. Он парил среди леса линий, неосязаемый и легкий, как перо. Но впервые за год бессмысленного гниения он ощущал в себе вновь великую силу.
— Поздно! Поздно все! — истошно закричал король, когда щит над его головой упал. Верного стражника насадили на пики и подняли высоко вверх, и не осталось больше защитников среди живых.
— Да это же король! — грубо хохотнул неотесанный мужлан.
— Да-да, с принцесской! — ответил ему другой, помахивая алебардой.
— Что нам с ними делать?
— Да что хотим! Велено убить обоих!
Грубая солдатня из пехоты перекрыла коридор. Они наползли черной тучей закоптелых кольчуг и погнутых шлемов. Вместе с ними ворвался лес длинных копий.
«Не получилось… Проклятье, ничего не получилось!» — ужаснулся Рехи, но он не испытывал и половины того отчаяния, которое захлестнуло короля с дочерью.
— За меня дадут хороший выкуп… — бормотал несчастный правитель.
— Нет. Твой брат сказал, что ты никому не нужен. И заплатил куда более щедро, — ухмыльнулся предводитель наемников.
— Предатели!
— Мы никого не предаем, потому что никому не служим, — зашелся грубым смехом враг.
— Мирра! Беги! — закричал король, когда его поднимали на пики. Копья вгрызлись в грудь, пробили мантию и камзол. По древкам потекла вязкая кровь. Увидев это, Мирра издала не вопль ужаса, а уничтоженный хрип:
— От-е-е-е-ц! Отец! Папа! Папочка!
Король повис безвольной куклой, жизнь изошла из него со стоном:
— Беги!
И внимая последнему шепоту, Мирра кинулась прочь, не разбирая дороги. Она спотыкалась и налетала на стены, путалась в подоле неудобного платья, но все же бежала. Бежала, потому что так заклинал умирающий отец. Так велела немая жажда жизни.
— Догнать ее! Ату-ату ее! — оглушительно засвистел предводитель наемников, и несколько солдат кинулись за принцессой.
Король же обвис на пиках. Его царствование закончилось, земли его поглотил неприятель. Треснула эпоха, как старая стена под натиском требушетов. Рехи пронзила чужая предсмертная мука. Он застонал, едва не выпадая из сна в пустоту.
— Мирра! А как же Мирра?! Я должен защитить Мирру! — закричал он, но вскоре осознал, что это не его мысли, не его вопль. И усилие воли не позволило раскидать кровожадных наемников.
Он перенесся в сознание лилового жреца. Как и раньше, как и обычно. И ощущения чужого тела сводили с ума.
Запах гари оседал на губах, врывался в развороченные легкие, вызывая бесконечный кашель. Не оставалось сил пошевелить рукой или ногой. Возле кровати лежал ничком старый лекарь со стрелой в спине. Он лишь на минуту вышел из башни за новыми повязками, не ожидая, что враг уже в крепости.
В раненом Страже еще трепыхалась жизнь, еще он мыслил. Но о нем уже все забыли, как о дохлой собаке. Башня горела.
Еще недавно здесь держали безумного адмирала, еще недавно его предостережения казались вымыслом больного сознания. Но теперь сбывались пророчества, как будто это Двенадцатый, а не Тринадцатый лгал долгие века. Лиловый жрец не ведал, кому верить. Все его существо застила боль, но еще хуже мучила предельная тревога: «Мирра, Мирра, где ты? Я должен защитить тебя! Мирра!»
Он хрипел и слабо дергался, силясь подняться. Еще недавно он вкусил такую мощь, которая ныне смела бы под корень вражескую армию. Но предательская стрела вонзилась в спину. Двенадцатый позволил, заставил в назидание испить до дна ядовитую чашу немощи.
«Линии, дайте мне силу! Линии!» — молился лиловый жрец, впиваясь обломанным ногтями в пропотевшие грязные простыни.
— Прими свою судьбу, дитя. Ты умираешь. Твоя память возродится в следующем Страже через поколение. Возможно, он расскажет новому королю, как не следует завоевывать власть… Возможно… — тихо бормотал Двенадцатый, как шамкающий старец. Его голос отражался от стен башни, как эхо в старом склепе. Он подступал шагами смерти к изголовью. Но жрец не сдавался, он выгибался дугой, лишь бы не затихнуть одеревенелым трупом. Он тянулся к уровню линий всем телом, и не обжигался о них, а обматывал себя, накидывал петлями, завязывая узлами.
— Нет! Линии! Подчиняйтесь мне! — кричал он. — Я должен быть рядом с Миррой! Я должен спасти ее!
— Дитя! Не смей! — восклицал обескуражено Двенадцатый.
Но лиловый жрец вновь прильнул к живительному источнику силы. Он творил с линиями, что желал. На пределе тревоги, на грани отчаяния, они поднялись, послушные воле Стража, несмотря на угрозы и призывы Двенадцатого. Предвечные запреты мироздания обесценились, когда лиловый жрец стремился спасти свою любовь. К чему запреты, к чему вера, к чему сам мир, в котором нет любви, в котором запрещены привязанности? Жрец забывал о своих клятвах и обетах. Он обмотал себя линиями, как коконом, заставил их стянуть края раны и поднять себя на ноги.
— Давай! Спаси ее! Ты можешь, я знаю! — подбадривал Рехи. — И тогда мы вместе набьем морду Двенадцатому!
Лиловый жрец вышел из башни, не замечая бушующего на лестнице пламени. Он переметнулся на другой уровень мира. Они парили вместе с Рехи, почти бестелесные, невероятно сильные. Жрец сметал врагов одним мановением пальца, но великая сила не приносила ему радости. Он искал Мирру, заглядывая в каждый уголок замка.
— Я видел ее возле акведука! Слышишь? Возле акведука! — кричал Рехи, но голос его не прорезал века. Страж шел неверной дорогой. Он заглянул в горящие покои принцессы, затем в опочивальню короля, торопливо спустился вниз.
В тронном зале кипел бой, старые карты растоптали в пыль, трон опрокинули и разрубили. Какой-то наемник-дезертир набивал золотом мешок, напялив задом наперед золотую корону. Жрец с отвращением прикончил его одним движением пальца, размозжил в кровяную кашу, как мерзкое насекомое. Когда на пришельца обратили внимание, он лишь призвал еще несколько линий — и зал опустел. За секунду, неуловимо, стремительно, страшно. От врагов оставались лишь красные брызги на стенах, лишь клоки одежды, обожженные кости и сморщенные от жара доспехи.
«Вот это сила! Мне б такую против Саата!» — ужаснулся с восхищением Рехи.
Лиловый жрец даже не сознавал, что творит. Перед глазами у него лишь стоял образ Мирры, его Мирры. И нехорошее предчувствие поселилось на сердце у Рехи, когда принцессу не удалось найти ни в тронном зале, ни возле акведука.
Повсюду жрец оставлял за собой след из кровавых брызг и сломанных мечей да копий. Он уничтожал неосознанно, не замечая, как белые линии покрываются кровавым налетом. Не слышал он и тихого стона Двенадцатого, столь далекого и робкого, что слов не различал даже Рехи.
