Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читаем книги онлайн TXT) 📗
— Пытался сбежать? Значит, настало твое время быть приклеенным к стене! — прошипел Саат, выкручивая руки. Рехи болезненно застонал: плечевые суставы медленно вывихивались под действием черных линий. Вновь они опутали и сдавили слабое тело, лишая оружия и способности двигаться.
«Зачем я видел сны о прошлом? Зачем сбегал сейчас? Все зачем… Все только для игры Саата? Этого монстра? А что если миром всегда правили монстры? Чем особо отличался брат того короля? Ну, без жвал был, разве только», — подумал Рехи, погружаясь в кошмар наяву.
От очередных потрясений он постепенно начинал бредить. Саат медленно нес его куда-то сквозь тайный ход, толкая по воздуху перед собой. А Рехи вновь не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Где-то, звякнув, ударились о пол выпавшие из безвольных рук кинжалы. С каждым шагом оставались позади застывшие в неестественных позах тела несчастных ребят из отряда. Неизменно маячила ухмыляющаяся красивая маска на морде чудовища. От кого он скрывался? Не от себя ли самого? Почему старательно прятал свое уродство? За год Саат переел мозги у всего ордена, почти никого не осталось из по-настоящему живых, чтобы опасаться раскрыть свою истинную природу.
— Ты окончательно превратился в монстра, — прошипел Рехи, как будто некогда считал кем-то иным эту вероломную тварь. С самого первого дня в Бастионе привкус фальши и разложения сопровождал Рехи. Застарелые брызги крови не стирались с испорченных фресок. Здесь началось Падение, здесь обосновался проклятый культ. И здесь губили последнего Стража Мира.
— Нет! Я выполняю свою великую миссию! Я поедаю этот мир, чтобы свести воедино начало и конец. Я его начало! И я стану его концом! — торжествующе провозгласил Саат, выходя из тайного хода. Следом за ним черными тенями вылетел отряд лучников. Стена затворилась, навеки запечатывая внутри пять тел. Тайный ход превратился в склеп.
— Да кто тебе сказал такую ересь? Пожрать мир… — прохрипел Рехи.
— Никто! Я знал всегда! Я видел в линиях! — всплеснул холеными руками Саат. Он смеялся, щелкая жвалами. Вместе с одним ртом, кажется, заходились хохотом пасти-жабры на боках.
— В черных, чтоб их! В черных линия, которые только лгут! — отметил шепотом Рехи. Он отвечал, чтобы сохранить остатки самообладания, чтобы не закричать и не заплакать от досады прямо перед злейшим врагом.
— Да как ты смеешь! Ничего, скоро ты тоже станешь частью меня, — возмутился Саат, но расплылся в хитрой ухмылке.
Рехи закусил изнутри губы, чтобы не закричать, когда его пригнали сквозь переплетения линий в страшную комнату с множеством трупов на стенах. Он и позабыл, как сильно пронзает дух мертвецов пополам со слизью. Саат доводил трупы до самой гадкой стадии разложения и только тогда поедал. Рехи оцепенел, когда понял, что его намерены превратить в пищу монстра. Черные линии вцепились в руки и ноги, а потом обратились в липкую субстанцию, которая намертво притачала к кирпичной кладке.
— Счастливо оставаться, еда, — напутствовал на прощанье Саат, и через миг тяжелые двери, изображавшие дев и драконов, с металлическим скрипом затворились. Красивая картинка сокрыла ужасную изнанку, как будто так и устроен мир.
Рехи остался один в кромешной темноте, где он ничего и никого не видел. К тому же глаза саднило так, что пришлось сомкнуть воспаленные веки. Зато к нему вернулись обоняние и слух. И лучше бы они навеки отключились, оставив его бесчувственным чурбаном на время, отделявшее от казни. Хотя тогда бы свели с ума мысли, слишком громкие, кричащие и воющие на разные голоса. Но теперь к ним приплетался лишающий сознания смрад, оседающий пыльными частицами на окровавленных губах.
«И дался же мне этот побег! Сидел бы тихо в тронном зале, считал дальше дни. Сумеречный и Митрий ведь обещали… Или… или им уже наплевать? Нового найдут, они-то бессмертные. Подождут еще триста лет. Они уже плюнули на мой мир, они о других пекутся. Хотят отрезать мой мир от них, как погрызенную ящером почерневшую конечность», — судорожно думал Рехи, вертя головой, но лишь больше залепляя себя в клейкий кокон, напоминавший зловонную паутину. Рехи подозревал, что материал, которым пользовался Саат, состоит из перемолотых трупов, соединенных с черными линиями. Здесь они скопились особенно густыми соцветиями, как грязные веревки тысяч виселиц.
— Ох-х-х, — разносились тяжелые вздохи в темноте пополам со слабым трепетанием тухлого воздуха. Они пронзали насквозь, как и собственное рваное дыхание. Рехи задержал воздух, чтобы не слышать этого сбивчивый звук, но тогда в груди поселился невыносимый пожар. Он зашелся кашлем, который разрывал обожженную дымом гортань.
— Кто здесь? Кто-то в своем уме? Это ты… Страж? Настал и твой черед? — донесся с противоположной стены надтреснутый старческий голос. Рехи, даже находясь на пороге помешательства, сразу узнал его. Сколько раз этот каркающий звук будил его ранним утром, чтобы заставить предстать перед народом.
— Вкитор?! Что ты здесь делаешь? — оживился Рехи. Осмысленный разговор хоть как-то отвлекал от жалящего роя сожалений и страхов. В преддверии конца собственное тело взбунтовалось: Рехи чувствовал буквально каждый волос на голове, каждую неровность стены, упиравшуюся в спину, каждый зазубренный ноготь на пальцах ног и рук.
— Пришло время подпитать силы моего сына, — отозвался Вкитор, похоже не испытывая подобного ужаса, лишь сожаление. — Ничего. Все хорошо. Пусть поест. Он ведь всегда так голоден. Да, пусть поест. Я прожил уже три сотни лет.
Рехи слышал голос, как с другого конца мира, из другого времени. Он окончательно запутался, что происходит наяву, что во снах. Лишь трупный дух выбрасывал из обессиливающего забытья.
— Триста лет?! — вскинулся Рехи, намеренно раззадоривая свое любопытство: — Как старый адмирал и все, наказанные долгой жизнью… Кто ты?
Вкитор долго молчал, настолько долго, что Рехи засомневался в реальности собеседника. Лишь слабое надтреснутое дыхание резало неподвижную тишину в темнице обреченных.
— Никто, — наконец просипел Вкитор с невеселым коротким смешком. — Плод ненависти последнего Стража Мира и одной несчастной женщины из вражеского лагеря. Одной… принцессы. Враждебной для Стража Мира.
— Страж мстил за Мирру?
— За свою принцессу, да. Страшно мстил. Он пришел к дочери короля. Брата его убиенного короля.
— Злого брата?
— Злой-добрый… кто разберет? Было одно королевство и два брата. Отцы часто делили владения между сыновьями.
«И часто сыновья начинали воевать друг против друга. И где меж ними добро или зло?» — задумался Рехи, чтобы отвлечься от гула колотящегося сердца.
Они вели разговор спокойными голосами, чтобы стенаниями и воплями не сорваться за грань безумия. Но все нутро скручивалось от ужаса бессилия. Впервые Рехи не видел и шанса на спасение. Тенями вокруг него метались образы недавно убитых членов отряда. Они вставали ровной шеренгой и с осуждением глядели на того, во имя кого безвременно погибли. Голод вины впивался в руки и ноги, с жадным чавканьем черных линий выкачивая последние силы.
Рехи мотал головой, закрывал и открывал глаза, бился затылком о стену — бесполезно. В самый темный час к нему явились тени всех убитых. Пришли даже съеденные недавно стражники. Чудилось, что сдавленные вздохи — это единый глас осуждения всех, кто пал от руки жестокого пустынного эльфа, и всех, мимо кого он равнодушно прошел в своем долгом пути. Вот и явились, столпились, требовали ответов. А он требовал ответов от Вкитора.
— Того самого, который начал войну? — деловито уточнил Рехи, попытавшись вопросительно поднять руку. Но склизкий клей немедленно напомнил пленнику о его судьбе.
— Да. Того самого. Но его дочь не была ни в чем виновата, как и Мирра. Просто две принцессы, двоюродные сестры, которые и не знали друг друга, — тяжело отозвался старик. Рехи не нравились нотки плаксивости в его голосе. Старый адмирал умел достойно нести муку долгой жизни. Вкитор же как будто решил проныться перед смертью, высказав свою детскую обиду злейшему врагу. А хотя какому врагу? Они оказались в равных условиях.
