Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗

— Присаживайтесь, виконтесса. Я почти не сомневаюсь, что наш разговор будет долгим.

Ида, продолжая хранить молчание, села в предложенное кресло, которое оказалось куда более угодным, чем выглядело, пытаясь принять как можно более уверенную, но приличествующую женщине в её положении, позу. Морилье внимательно оглядел её и, усмехнувшись, произнес:

— Я знаю ваше нетерпение, но если позволите, я начну издалека.

— Если это столь необходимо, я не буду возражать, — пожала плечами Ида, стараясь сделать этот жест как можно более равнодушным.

Морилье кивнул и, поднявшись со своего места и обойдя стол, сел в другое кресло, подвинув его так, чтобы быть точно напротив виконтессы Воле. Несколько мгновений он молчал, словно собираясь с мыслями, а затем, опершись одним локтем на подлокотник и наклоняясь в сторону собеседницы, начал:

— Как бы вам не было неприятно это слышать, госпожа виконтесса, вы, фактически, падшая женщина. Как вы уже заметили, общество мало волнуют ваши благородные мотивы.

Начало было выбрано особенно не удачно, и виконтесса Воле, резко выпрямившись, ответила резким и бесцветным тоном:

— Для вас моя прошлая жизнь тоже должна иметь мало значения.

— Вы даже представить себе не можете, насколько ошибаетесь, — Морилье внезапно улыбнулся печальной улыбкой. — Я имел счастье однажды встретить герцога Дюрана, поэтому мне не трудно понять, за что вы полюбили его.

— С чего вы взяли, что я люблю его? — ещё более резко спросила Ида, награждая собеседника самым нелюбезным взглядом, на который была способна. Ей меньше всего хотелось обсуждать свои чувства с этим человеком. Морилье, как ей казалось, мало был способен понять её любовь, а насмешки от него она не собиралась терпеть в силу своей гордости. Но Морилье ответил на её резкость ещё более грустной улыбкой и совершенно спокойно ответил:

— Ваше чувство собственного достоинства, ваши взгляды и ваши понятия о чести, никогда бы не позволили вам, даже ради спасения совей жизни, лечь в постель мужчины, которого вы не любили бы. Вы презирали бы себя за подобное. Осуждение общества не значит для вас ничего, так как вам куда важнее сохранить верность собственным принципам.

— Вы разглядели у меня наличие совести? — проговорила Ида, приподнимая брови.

— Я разглядел у вас наличие верности, честности и рассудительности, — качнул головой Морилье. — Вы не требуете от жизни больше того, что она может дать вам в этот момент. Черта, редкая у зрелых мужчин и уж вовсе отсутствующая у молодых девушек.

— Сколько же лет вы следили за моей жизнью, раз делаете такие выводы о моем характере? — спросила виконтесса Воле и в её голосе совершенно ясно проскользнуло раздражение. Подумать только, этот человек все последние годы наблюдал за её жизнью, был, несомненно, прекрасно осведомлен о её бедственном положении и ни разу не проявил желание помочь ей. А ведь если бы он помог ей, она была благодарна ему куда больше, чем теперь, когда он, судя по всему, готов был предложить ей стать его наследницей. От мысли, что ей возможно, не пришлось бы отказываться от своей репутации и надежд на хорошее будущее для себя самой, для Жюли и Дианы, даже для той же самой Моник, лицо Иды исказилось.

— А вы проницательны, — с усмешкой ответил Морилье, избегая отвечать на вопрос. Лицо виконтессы Воле приобрело ещё более ожесточенное выражение. Слишком хорошо она помнила, как эти же слова с такой же усмешкой сказал ей Андре Лоран и чем все это кончилось.

— Поэтому вы, наверное, уже давно поняли, почему вы здесь, — продолжил Морилье и выжидательно взглянул на Иду. Виконтесса Воле, у которой уже не было никакого желания сохранять почти дружеский тон разговора, гордо вскинула голову и резко ответила:

— Вы ищите наследников.

— Да, — Морилье внезапно встал и прошелся по кабинету. — Я выбрал вас, потому что ваше поведение…

— Потому что вам нравится оказывать покровительство отверженным, — резко перебила его Ида. — Если вы желали, чтобы вас боготворили, то вы выбрали самый легкий путь. Нет ничего проще, чем дать самую малость тому, у кого нет ничего и получить за это благодарность.

— Ваши взгляды на меценатство весьма неординарны, — Морилье остановился у стола и обратил внимательный взгляд на собеседницу. — Но, раз уж вы, виконтесса, по своему обыкновению решили быть прямолинейны, то я тоже буду честен и скажу, что ваша благодарность — это последнее в чем я нуждаюсь. И если бы вы не прервали меня совершенно неподобающим образом, то я рассказал бы вам о том, почему я выбрал именно вас.

— Что ж, я даю вам шанс объясниться, — ответила Ида, делая приглашающий жест рукой, грациозности и гордому изяществу которого позавидовала бы любая императрица.

— Я, как и вы, рано лишился отца. Мой отец, так же как и ваш, оставил мне небольшое состояние, — это обилие сравнений ещё сильнее раздражало Иду. — К счастью, мне не пришлось иметь дело с долгами и кредиторами, и я решил увеличить свое состояние настолько, что бы мои дети не нуждались после моей смерти ни в чем. Я не пренебрегал ничем, даже женитьбой по расчету. Моя бедная жена, впрочем, перед тем, как романтически угаснуть от чахотки, подарила мне сына, который сейчас, задумайтесь, виконтесса, мог быть в два раза старше вас. Но он погиб на дуэли, кстати говоря, в тот год, в который родились вы.

— Вы могли бы жениться снова, — пожала плечами Ида.

— О нет, виконтесса, — улыбнулся Морилье. — Я пошел по куда более легкому пути: я решил стать эксцентричным богатым стариком, который коллекционирует всё подряд и привечает тех, кого отвергло общество. Я, как видите, люблю легкие пути.

— Что ж, господин Морилье, выбирать себе путь личное дело каждого. Благодарю за то, что объяснили мне это, — нехотя отозвалась Ила, поднимая глаза на своего собеседника. — Но вы так и не объяснили мне почему именно меня вы сочли достойной унаследовать ваше состояние.

Улыбка Морилье стала горькой и какой-то всепонимающей. Слегка покачав головой, он внезапно рассмеялся и, разведя в стороны руки, просто ответил:

— А вы ещё не поняли? Мне жаль вас, виконтесса.

Этого виконтесса де Воле-Берг стерпеть не могла. Она могла принять любую причину, которая вдруг внезапно смогла заставить Морилье благоволить ей, но только не жалость, которая унижала и оскорбляла. Она не позволяла Жюли жалеть себя, когда только шагнула в этот омут. Она запретила Клоду это чувство, когда все марнское общество обрушило на шеё своё равнодушие. А теперь этот человек из жалости, как кость собаке, предлагает ей обзавестись состоянием. Морилье молчал и теперь, уже не улыбаясь, наблюдал за искаженным от гнева лицом виконтессы.

— Я не нуждаюсь в жалости! — резко ответила Ида, поднимаясь из кресла и гордо вскидывая голову. Теперь она смотрела точно в глаза своему собеседнику и Морилье почти физически ощущал волны бессильной ярости, в которых захлебывалась виконтесса Воле.

— Я всего лишь сказал правду, — он развел руками и отвернувшись к столу, принялся перебирать сложенные в стопку бумаги. — И я хочу, чтобы вы поняли меня правильно, госпожа виконтесса.

— Мне кажется, истолковать сказанное вами иначе было трудно.

— И вы сделали это, тем не менее, — ответил Морилье, не отрываясь от своего занятия. — Мне восемьдесят лет. Я пожил уже достаточно, вы же не жили вовсе. По сути вы распорядились своей жизнью так, как сочли нужным, и не заслуживаете второго шанса, хотя бы потому что не раскаиваетесь.

— Тогда почему вы желаете мне его дать? — уже спокойнее спросила Ида, усаживаясь обратно в кресло и сцепляя в замок сложенные на коленях руки. Морилье перестал, наконец, перебирать бумаги и внимательно взглянул на неё. Несколько мгновений он молчал, словно раздумывая над тем может ли его ответ в очередной раз задеть вспыльчивую собеседницу, а потом произнес:

— Ради детей. Они достойны хорошей жизни и, я уверен, вы обеспечите им, если у вас будут средства.

Ида молча, понимающе кивнула, по своей привычке откидываясь на спинку кресла, одной рукой подпирая голову, а другую укладывая на живот.