Третий шеар Итериана (СИ) - Шевченко Ирина (первая книга TXT) 📗
— Нет, — она потянулась. — Сначала позавтракаем.
Пришлось вставать, одеваться, чистить зубы. Побриться не мешало бы, но это означало задержаться в ванной лишние пятнадцать минут и на это время оставить без присмотра Софи…
— Что у нас на завтрак? — нарочито-бодро спросил он, вернувшись к жене.
— Что пожелаешь.
— Даже так?
— Ну да, — улыбнулась Софи задорно. — Ты же волшебник. Что захочешь, то и наколдуешь.
После Итериана, теней-ильясу и его откровений, она стала избегать слова «шеар». Будто перестань она называть его так, что-то изменится.
— Я буду рад, если ты сама мне что-нибудь наколдуешь. Яичницу, например.
Но колдовать никому из них не пришлось.
Генрих уже сварил кофе и приготовил тосты на всех. Поджидал их за накрытым столом.
— Присаживайтесь, я тут похозяйничал вот…
— Давайте я налью, — Софи хотела взять у него кофейник, но Генрих не позволил.
— Я сам, милая, — сказал он ласково, и поглядел на нее при этом с такой нежностью и грустью… Как будто прощался…
Тьен непроизвольно прижал руку к груди, чувствуя, как забилось быстрее и тревожнее сердце.
— Пап, что с тобой?
— Со мной? — Генрих разливал кофе по чашкам, и руки его заметно дрожали. — Со мной все в порядке… Вот, это твой. — Он пододвинул к Тьену чашку. — А это твой, Софи. Добавить сливок? Кофе немного пережжен, да и тосты у меня, честно сказать, подгорели…
— Папа, я же вижу.
— Да-да, — Лэйд присел за стол, сцепил пальцы в замок. — Я хотел поговорить. Сейчас. Я скажу, да. Сейчас…
Он дождался, пока они с Софи надгрызут тосты, отопьют немного кофе, и опять встал.
— Вот, что я хотел сказать…
Порылся в кармане и положил на стол перед Тьеном маленький камушек.
Тот самый.
Сердце, только что отбивавшее по ребрам бешеный ритм, остановилось.
— Вот, что я собственно… — повторил Генрих и вдруг перестал сутулиться, распрямился и поглядел на шеара… Нет, не с ненавистью. Ненависть — это что-то мелкое и несущественное рядом с чувствами, что видел Тьен в глазах человека, которого привык считать отцом.
— Ты ничего не забывал, — понял он. — Просто обманывал меня.
— Я? Тебя? — Лэйд побагровел от возмущения. — Это ты лгал мне каждую секунду. Ты!
— Поговорим без свидетелей?
Тьен не знал, что делать, не был готов к подобному, но хотел оградить Софи от неприятных сцен.
— Не о чем говорить, — отказался Генрих. — Уже не о чем.
— Чего же ты хочешь?
— Убить тебя, — улыбнулся человек.
Улыбка у него была до того спокойная, что Тьену стало еще больше не по себе.
— Ты… — начал он и осекся, увидев, как изменилось лицо Лэйда. Вытянулось плаксиво, всего на миг, а после снова сделалось прежним.
— Я уже тебя убил, — проговорил Генрих. — Уже. Ты сам меня научил, как убить шеара. Помнишь? Ты сказал, что надо бить в сердце…
Смысл этих слов дошел до Тьена едва ли не раньше, чем Лэйд закончил говорить. Но все-таки поздно.
Софи. Она просто смотрела на него. Все это время смотрела, но вдруг взгляд ее застыл в одной точке, и девушка, не издав ни звука, стала медленно валиться набок…
Так медленно, что Тьен успел перемахнуть через стол и подхватить ее до того, как она упала бы на пол… Но то, что он держал в руках, уже не было его девочкой. Оно было никем и ничем — пустой оболочкой, хранившей любимые черты…
— Софи! — он с силой затряс неподвижное тело, не желая верить чувствам, вопившим, что ее больше нет. Прижимал к груди, целовал еще теплые губы… — Софи, пожалуйста…
Словно она могла услышать и вернуться…
— Я… не хотел так, — донесся издалека слезливый голос Генриха. — Она мне нравилась, очень нравилась. Но мне нужно было твое сердце, а ты отдал его ей…
Тьен не понимал, о чем он говорит.
В одно мгновение все потеряло смысл. Абсолютно все.
Софи больше нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Он не чувствовал ее. Ни тепла. Ни света.
И себя не чувствовал. Как будто связывающая его с жизнью и реальностью нить оборвалась, и он опять оказался в пустоте…
Ее больше нет.
Разум твердил об этом…
Но он не слышал теперь голоса разума и продолжал звать.
Шептал ее имя… Или кричал до хрипоты…
Гладил волосы и лицо.
Целовал, и тогда на ее щеках и губах оставались соленые капли, катившиеся из его глаз.
Умолял ее вернуться.
Обещал ей любое чудо. Миллионы чудес…
А самому ему хватило бы всего одного.
Но подобные чудеса не под силу даже шеарам.
На такое способен только…
— Огонь, — прошептал он, глядя в ее остекленевшие глаза.
Но не здесь.
Не на кухонном полу.
Не в присутствии человека, враз ставшего для него… Врагом? Нет, просто никем…
Он и прошел мимо него, словно сквозь ничто, унося подальше от покрасневших безумных глаз то, что осталось от его сокровища.
Заперся в спальне. Уложил бездыханное тело на постель, разгладил бережно складки платья, убрал с лица волосы.
Разжег на ладони пламя.
— Пожалуйста…
Когда-то Огонь сказал, что не сможет приходить к нему после того, как он вберет в себя силу всех четырех стихий. Но это неправда. В недавних видениях, вырванных из чужой памяти, Тьен видел, как Огонь говорил с Холгером. Значит, ничего не мешает первозданным стихиям общаться с шеарами…
— Пожалуйста, отзовись…
Огонь молчал.
— Отзовись! Я знаю, что ты слышишь! Ты вездесущ, ты все слышишь и все видишь! Видишь, что тут…
Трепыхающийся в руке шеара огонек оставался безучастен к мольбам.
— Прошу… Чего тебе стоит? Ты меня вернул, а она… Она просто человек. Это же несложно — вернуть человека!
В ответ — равнодушное тепло на ладони.
Ему не отогреться этим теплом…
— Верни. Мне. Ее. Верни. Я сделаю, что угодно, только верни…
Что он мог предложить всесильной стихии?
Свою жизнь?
Зачем она Огню?
Он мог взять ее давным-давно, безо всяких условий.
И Софи была бы сейчас жива…
— Если ты не сделаешь этого, я уничтожу Итериан.!
У отчаяния нет предела, у горя — разума, и там, где не помогают уговоры, в ход идут угрозы.
— Утоплю во тьме. Итериан, а с ним и все древо миров. Без Софи мне терять нечего… Верни ее, а иначе я сделаю это!
Не сделает. Никогда.
Не обрушит бессильный гнев на невиновных. Не превратит свое горе в чужую погибель.
Итериан. Другие миры. И этот — мир, в котором навсегда останется частичка света его милой девочки, в котором живут дорогие ей люди… и ему, наверное, дорогие, только сейчас он забыл об этом… Нет, он не принесет смерть во все эти миры…
Выкрикивал злые обещания, но понимал, что скорее убьет себя, но не допустит падения в подобное безумие…
И Огонь понимал это.
Невесомое пламя в руке шеара дернулось, как от порыва ветра, и потухло, унося с собой последнюю надежду…
Ничего не осталось.
Лишь неподвижное тело на кровати.
Тьен лег рядом.
Перебирал прядь за прядью мягкие волосы. Целовал застывшее лицо. Сжимал в ладонях тоненькие пальчики, еще не окоченевшие, но уже совсем холодные…
И говорил.
Сам не знал зачем, если его не услышат и уже не ответят, но говорил. Рассказывал обо всем, о чем не успел рассказать, когда в этом еще был смысл.
Иногда словно видел сам себя со стороны и понимал, насколько глупо и бесполезно все это, но остановиться не мог…
Он утратил счет минутам, а, может быть, и часам.
Время остановилось. Или он сам остановил его, даже не заметив, как.
Из всех мыслей только одна была хоть в какой-то степени разумна — мысль о том, что и это безжизненное тело, эту куклу, похожую на его Софи, скоро тоже придется отдать, и тогда он полностью лишится всего…
Нет. Не всего…
— Прости, — прошептал он, щекой прижавшись к ее холодной ладони. — Я забыл, прости. Но я вспомнил.
Люк и Клер скоро вернутся, и нужно будет… Что-то нужно будет.
А пока…
Собравшись с силами, он приказал себе подняться с кровати и выйти из спальни.
