Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
Но не сейчас. Закрываю дверь, несколько шагов — и толкаю следующую.
Первым делом встречаюсь глазами с Сай. Девчонка испуганно вскакивает, роняет шитье, что мгновение назад лежало у нее на коленях.
— Тихо, тихо, — успокаиваю я, хотя у самого от усилий заходится сердце. — Чего всполошилась? Я пришел повидать ребят.
Кроме худосочной смуглянки Сай, в комнате находятся еще двое, и оба лежат. Кйос, возле кровати которого сидела девчонка, смотрит на меня настороженно, словно я застал его за непотребным занятием. Еще один парень мне незнаком. Весь перехваченный бинтами, он спит лицом вверх, вытянув вдоль тела увитые старыми шрамами руки. Торопливо подобрав шитье и не проронив ни слова, Сай упархивает из комнаты. Мне не до нее: сажусь на освободившееся место и долго смотрю Кйосу в глаза. Парень мой взгляд выдерживает с честью.
— Ну, как оно? — нарушаю тишину негромким вопросом.
В темно-карих глазах лиамца лихорадочный блеск, на лбу болезненная испарина, но на скулах играют желваки, и мышцы на плечах заметно напрягаются. Готовится к взбучке, не иначе.
— Сойдет, — цедит сквозь зубы.
— Вот и славно, — легко соглашаюсь я. Следующий вопрос обдумываю долго. — Чего ты хотел от этого боя, парень?
— Победы, — говорит почти без запинки и вгрызается взглядом мне в лицо — угадал ли ответ?
— Победы, — повторяю задумчиво. — А что говорил тебе Зверь перед поединком?
Полный решимости взгляд парня гаснет, словно залитый водой костер.
— Прикрывать его и не высовываться. Не дать себя убить. Не бить врагов насмерть.
— Выходит, воинская дисциплина тебе незнакома. Кем ты был до того, как попал в рабство?
— Никем, — хмурится неприязненно. — Пас коз в предгорьях.
Искренне изумляюсь, оглядывая внимательней крепко сбитого, поджарого и жилистого парня.
— Этакий-то молодчага?
— Я подростком был, — угрюмо оправдывается Кйос. — Вместе с козами меня и взяли.
Невольно содрогаюсь, почему-то подумав об Аро.
— Стало быть, драться тебя научили годы рабства?
— Вроде того.
— И тебе это нравится?
— Что?
— Морды бить на Арене.
— Все лучше, чем спину гнуть в полях или гнить на галерах.
А этот лиамец, пожалуй, мне нравится. На тренировках он всегда немногословен, зато схватывает науку на лету. Хаб-Ариф не ошибся, когда выбрал его в парный поединок.
Но бахвалиться силой — это одно, а мне нужно другое. Понять, что у юнца на уме.
— Ты почем знаешь, что лучше? Бывал на галерах?
— Не бывал, но слыхал. Долго там не живут.
— А у нас, что ли, долго?
Он прекрасно понимает, каких «нас» я имею в виду. Тех, кто начал и окончит свою жизнь на Арене.
— Может, и недолго, — соглашается он, обдумав ответ. — Зато мы умираем с честью.
— Дурак, — добродушно заключаю я.
Набычивается еще пуще, сердито зыркает исподлобья. И молчит.
— Это все, чего ты хочешь от жизни? Умереть с честью?
— А что, есть варианты? — теряет всякий страх юный наглец.
— Предположим, что есть. Чего бы ты хотел, если бы мог выбирать?
Долго буравит меня взглядом, смахивает со лба капельки пота, облизывает пересохшие губы, но в конце концов отвечает:
— Побеждать раз за разом.
— Зачем?
— Чтобы остаться у госпожи.
Приподнимаю бровь. Что за новость?
— Госпожа милосердна, — поясняет он торопливо в ответ на мой невысказанный вопрос. — Над нами не стоят с кнутом и хорошо кормят.
— Предположим. Но ты ведь не можешь побеждать бесконечно.
— Бесконечно мне и не надо.
— Вот как? И какого же чуда ты ждешь?
На этот раз юнец не торопится с ответом. Долго и с явным подозрением приглядывается ко мне, справедливо ожидая насмешек. Мои ребра немилосердно ноют от долгого сидения на жестком стуле, но я терпеливо жду, когда он соизволит выдать свой страшный секрет.
— Следующего Боя за свободу, — решается он наконец.
Невольно хмыкаю, услышав ответ. Вот оно что. А парень не так уж и безнадежен. Малость горяч и тщеславен, но это поправимо.
— Хочешь всех убить и одержать победу? И думаешь, что сможешь?
Он слегка прищуривается, в его глазах читается вызов.
— Ты же смог.
Не могу не признать, что его ответ приходится мне по душе.
— Тебе придется убить всех. Его, — киваю на лежащего в беспокойном беспамятстве Золда. — Тирна. Зверя. Меня. Ты уверен, что сможешь?
— Ты же смог, — повторяет упрямо, но без прежней уверенности в голосе. Стыдливо отводит взгляд.
— Ну, предположим, — вновь киваю я, предвкушая желанный момент откровения. — Победишь ты всех нас, а дальше что?
— Получу свободу, — совсем тихо отвечает он.
— Разве я ее получил? — удивляюсь притворно.
— Другие же получили. А ты сам виноват. Господа ждали покорности, ты же облил их презрением, — выдает юнец неожиданно, за что получает еще один плюс в моем мысленном списке его достоинств. — Был бы умнее — не сидел бы здесь.
— Так ты видел, — с мрачным удовлетворением понимаю я.
Мою победу и мой позор, мое бесславное распятие на диске, так же, как и мое неожиданное спасение.
— Видел. И понял.
— Понял он, — насмешливо фыркаю. — Говоришь, что умнее меня, а сам повторяешь мои ошибки.
Он недоуменно таращится на меня, воспаленные глаза нездорово сверкают.
— А что, если мы со Зверем тоже ждем этого Боя? И что, если в этом Бою не будет проигравших среди рабов?
— Лихорадка у меня, а бредишь ты, Вепрь, — юнец дерзит, но в темных глазах читается пытливая надежда.
Бросаю настороженный взгляд на новенького, Золда, которого сквозь забытье беспощадно терзает жар. Но нет: похоже, спит беспробудно.
— Сейчас ты будешь молчать, а я — говорить. И только попробуй открыть рот прежде, чем я закончу.
И я говорю. Долго, едва слышно. Отчаянно надеясь на то, что Кйос поймет меня правильно. Если я в нем ошибся, значит, сам подписал хорошему, в сущности, парню смертный приговор.
Когда с большим трудом, переводя дух после каждой пары шагов, возвращаюсь к себе, моя еда уже совсем остыла. Сажусь на постели и медленно, ложка за ложкой, глотаю холодный суп, вкус которого сейчас кажется мне восхитительным.
Похоже, и в этот раз я оказался прав.
Я вижу твое сердце
И вдохновлю тебя своим
(Bell X1)
Осторожный стук в дверь нарушил тишину моего уединения, и после приглашающего оклика на пороге возник смущенный Аро.
— Госпожа. Вы велели зайти.
— Входи и закрой за собой дверь.
Аро, чье имя теперь значится в приходском списке горожан Кастаделлы, одет, как и полагается свободному гражданину. На нем темно-горчичные штаны из плотного сукна, щегольской пояс с медной пряжкой, новые ботинки и белая рубашка с отложным воротником и широкими рукавами, на сей раз застегнутая как полагается, на все пуговицы. С безотчетным удовлетворением я отметила, что сквозь привычную рабскую покорность и вечный испуг в поведении Аро и его манере держаться стала проскальзывать тень немого упрямства — в пику всему господскому миру.
— Как ты себя чувствуешь?
Аро вздернул острый подбородок и повел плечом — и в этом жесте угадывалась ребяческая бравада.
— Превосходно, госпожа.
Я с трудом подавила улыбку.
— Что ж, рада слышать. У меня к тебе есть деловое предложение. Садись, так нам обоим будет удобнее.
Аро послушно сел, слегка скривившись от боли: видимо, ткань рубашки соприкоснулась со свежим ожогом на спине. Чувствовалось, что внутреннее напряжение в ожидании разговора не отпустило его. По-прежнему считая меня госпожой, он едва ли ждал чего-то хорошего. Я не стала изводить его неизвестностью.
— Джай весьма высоко оценил твои способности к счету. А у меня всегда были трудности с математикой. Вот и опять, составляя смету на закупку мебели для бараков, ошиблась и не учла стоимость перевозки и пошлину в казначейство. Случается, что я путаюсь в цифрах: число моих рабов растет, и каждую неделю надо заново рассчитывать, сколько денег придется тратить на их содержание. Мои доходы от выигрышей не постоянны, а ведь мне следует быть экономной и предусмотрительной. А ведь еще строительство, займы, налоги… Одним словом, ты мог бы помогать мне с цифрами?
