Дракон проснулся (СИ) - Чернышова Инесса (список книг TXT, FB2) 📗

Каждое воскресенье после утренней молитвы в Храме Двуликого я отправлялась навестить родителей, потому что больше идти было некуда. Предприняла как-то безрассудную прогулку по проспекту Верного стража, но везде и всюду, даже надвинув шляпку на глаза и загородившись летним зонтиком от дурных глаз, я чувствовала неотступный взгляд.

Иногда я видела его в толпе, человека, мужчину, с которым едва была знакома, он делал вид, что не узнавал меня. Тогда вопреки предостережением Берты я переходила на другую сторону моста, чтобы спросить: «Зачем вы преследуете меня?» Однако было уже поздно: милорд Рикон исчезал среди гуляющих людей, с которыми приходилось раскланиваться и обмениваться любезностями.

Столица — огромный мир, в котором нельзя уединиться, если ты достаточно богата и знатна.

Так было раза два, и на третий я не решилась испытывать судьбу. Пугало то, что я уже ожидала увидеть в толпе этого человека и была бы расстроена, если бы он не появился.

Что мне за дело до жениха Оливии Лаветт, выписавшей его из провинции, чтобы наконец выйти замуж хоть за кого-нибудь? Все знали, что она не совсем здорова, и дело вовсе не в телесной немочи.

Первым летним днём я отправилась в родной дом. Возвращалась, словно восстала из могилы, и теперь не была уверена в том, что мне будут рады.

Мама ахнула и кинулась звать сестёр, те стайкой испуганных институток высыпали в гостиную и таращились на меня во все глаза.

— Ты пока ещё нехороша, но никто не посмеет винить тебя в этом! — мама оглядывала меня с ног до головы, и в её кротких глазах гнездился страх: а что если так останется навсегда?

— Я родилась такой, если помнишь, — холодно ответствовала я, снимая кружевные перчатки. Да, моя кожа посмуглела, что совсем не вязалось в глазах окружающих с благородным происхождением, и я знала, что маме будет неприятно видеть меня в истинном обличье.

— Я думала, всё позади: все эти годы мучений, когда ты не могла скрыть свою личину под правильной маской. Мы все притираемся каждое утро, чтобы кожа белела, мужчины бреются, чтобы не быть дикарями, все носят маски, — мама тяжело опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Сёстры сели подле неё с двух сторон и гладили её по спине и волосам. Мне бы тоже хотелось такой близости с матерью, но её никогда не было, а сейчас поздно. Я почти слышала, о чём она думала: «Чем так, лучше бы ты умерла! Мы бы оплакали, поминали в молитвах, ставили свечки, пахнущие ладаном в склепе, где хранился твой прах, и жили бы дальше».

Не выдержав причитаний матери, слёз сестёр, я кинулась в кабинет отца. Странно, что он не вышел меня встретить. Второй завтрак был нашей семейной традицией.

Отец меня поймёт, я смогу взглянуть ему в лицо, не опасаясь упрёков. Моя семья знала, что я не хочу возвращать волосам и коже прежний вид, вот и злились, пытаясь виноватить.

Всё это я хотела бросить отцу в лицо, а потом упасть в его объятия и расплакаться. Он бы принялся меня утешать и говорить, что я всё решила правильно, а с матерью он поговорит так, что она больше не посмеет меня обижать.

Но отец был в кабинете не один.

«Я думаю, для служащего в министерстве по сохранению истории древних родов не составит труда вписать в книги ещё одно имя. Или найти там другое, забытое за опалой прежнего короля», — мягко произнёс смутно знакомый голос.

Отец что-то пробормотал, я не расслышала. Хотела уже повернуть обратно и приехать через неделю, когда ссора забудется, а мать смирится, но дверь отворилась, и я столкнулась нос к носу с тем, кого меньше всего хотела увидеть в родительском доме.

2

Это снова была она. Для завершения образа не хватало только красной броши, приколотой к сердцу моими руками. Я бы вернул её подарок и прибавил: «Ты предала меня ради них, а они предали тебя просто от скуки».

— Вы похорошели, леди Морихен, — сухо поклонился я, не в силах оторвать взгляда от её лица. — Собираетесь замуж?

— Нет, с чего вы решили, милорд Рикон? — ответила она, густо покраснев. Под её смуглой кожей румянец смотрелся как вино в глиняном сосуде, которое хочется выпить до капли. — Тем более это не ваше дело. Что вы делаете в нашем доме? Пытались снискать расположение моего отца?

Высокомерие в чёткой линии подбородка, в тёмных глазах, из которых выглядывала Тьма веков, приговаривая: «Я тебя помню, Дэниел», от него защемило сердце, я было даже хотел протянуть руку и коснуться её, восставшей из пепла для меня.

Пусть я её уничтожу, но сначала надышусь тем небом, под которым она ходит, снова смогу говорить с нею и слышать ответы из прекрасных уст, которые никто не ценил и не целовал больше меня.

— Пытался с его помощью добраться до звезд, миледи. Хорошего дня!

Я склонился к её руке по старомодной привычке и, не видя лица, не ошибся в реакции. Ниара остолбенела и вздрогнула, когда мои губы коснулись оголённой кожи её рук. У меня возникла безумная мысль: подкараулить красавицу и унести в лапах за Смирное море, где мы будем жить как частные лица по подставным документам.

Когда-то я положил в сейф за морем золото, оно всё ещё там, потому что на него наложена печать Дракона, значит, я смогу осуществить то, к чему готовился пару веков назад.

Прошлое и будущее стиралось, закручивалось в спираль, в эпицентре бури находились мы двое. На секунду я даже подумал: а не послать ли всю эту идею мести к демонам, и не начать ли всё сначала.

Но мысль как мелькнула, так и пропала: ничего не поменяется, история повторится в других декорациях.

Геранта умерла и снова возродилась, чтобы мучить меня и терзать, чтобы лишить покоя и самообладания. Нельзя дёргать Дракона за хвост, если боишься сгореть в огне. Я обожгу свои крылья, а уж потом устремлюсь к ледяным звёздам, чтобы ветер бил в морду, превращая кровь в лёд.

— Вы кажетесь мне знакомым. Где мы встречались ранее? — спросила она после паузы, во время которой мы вглядывались друг в друга.

Ещё одна игра, Геранта тоже любила делать вид, что мы незнакомы.

— Наверное, на балу королевы-матери, — с лёгкой улыбкой попрощался я и выпустил её руку. Ушёл не оглядываясь, чувствуя на себе её взгляд. Обидел, оскорбил, пусть полютует, будет больше думать обо мне.

Я вышел почти в лето. Горячий воздух был не по-весеннему тяжёл, а на вымощенных крупным булыжником улицах всё больше сновало самоходных повозок, открытых и закрытых, они пыхтели и чадили как неповоротливые насекомые, вытесняя с улиц прошлое в виде запряжённых лошадьми экипажей.

У меня разболелась голова, я сочувствовала коням, в страхе шарахавшимся от гудящих моторов, а глупые люди смеялись над неразумными тварями, как всегда делают, близоруко щурясь, ослеплённые фальшивым блеском нового. Геранта предала меня ради кого-то другого, ради блеска власти, к которой привыкла.

Остальных же манил лишь запах моего золота и сверкание драгоценных камней. Они все получили по заслугам: пыль, что не удержать в руках, когда нагрянет первый порыв северного ветра.

Обо всём об этом я размышлял, когда экипаж с чёрными занавесями мчал меня к дому Лаветт. Лишь бы не думать о Геранте и о той, в чьём теле она возродилась! Мне было без разницы: одна и та же это женщина или нет, пусть сгорят обе и наконец перестанут меня мучить!

Возможно, я пожалею о том, что безвозвратно потерял их обеих, но всегда буду считать, что поступил правильно. Жалеть — удел того, кто чувствует, желать вернуть прошлое — мечта безумцев. Я был первым, что уже удивительно для Дракона, и не желал становиться вторым.

Безумцем.

Я вздохнул. Еду в дом, где живёт одна из них, пока ещё разум Оливии, стройный и цепкий, заключён в прочную клетку, и чудовищам в потайных уголках её черепной коробки до него не добраться, но придёт день, и клетку сломают, тогда Оливия безвозвратно погибнет. По крайней мере, не будет такой, как прежде. Мы все не будем.

— Доброе утро, Дэниел! — хозяин самолично встретил его в гостиной, куда слуги заглядывали редко, чтобы не злить милорда. — Вижу, вы любите ранние прогулки. Наносили визит вежливости семейству Морихен? Как поживает их старшая дочь, слышал, она совсем поправилась?