Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Громкий крик ударил по слуху. Я резко бросилась к узкой дорожке между кустами, по которой пришла, но, услышав следом за криком знакомый смех, остановилась и сжала кулаки. По телу прошлась волна омерзения, из‑за нее хотелось ежиться или даже помыться, как от грязи. Я вдохнула ароматный воздух полной грудью и потребовала от Повелителя:
– Отзови сестру! Я знаю ваши методы! Вы провоцируете существ на преступления, а затем наказываете за то, что они не смогли устоять.
Он хмурился с непонимающим взглядом и выставленными перед взором пустыми ладонями. Я повторила:
– Отзови сестру!
– Асфирель, – обратился он с ласковой улыбкой, – у меня нет сестры.
– Что?
Несмотря на его признания, через кусты к нам продиралась шан’ниэрдка.
– Так ты меня не узнала? – спросила она, ступив на поляну.
Я, зажатая между двумя Повелителями, отошла подальше от них. Нахмурилась, обдумывая ее вопрос.
– Анья? – предположила я.
Они оба рассмеялись, словно забавной шутке. Я почувствовала, как в промокшие сапоги просочилась ледяная вода, но из лужи не вышла, остерегаясь приближаться к опасным… божествам или тварям?
Первой отсмеялась разговорчивая шан’ниэрдка. С довольным видом поправила кое‑как подвязанный лиф платья, а затем принялась разглаживать длинную косу, поясняя при этом:
– Анья считает себя слишком благородной для вас. Она не тратит себя на разговоры со смертными и давно считает, что большую часть из фадрагосцев нужно просто уничтожить, чтобы вернуть гармонию в мир. И почему ты так плохо читала историю мира, который успела полюбить? Или ты до сих пор ненавидишь его?
Верхняя губа неприятно напряглась, задрожала; на лбу выступила испарина, но я удержалась от желания, вытереть его.
Заговорил второй Повелитель:
– Мы были против того, чтобы спасать чужих существ и тащить их в свой дом. – Заложив руки за спину, стал расхаживать по поляне, напрягая меня; на кинжал в моей руке Повелитель посматривал снисходительно и насмешливо. – Братья Созидатели настаивали на вашем спасении и благополучном исходе. Результат тебе известен. Как после такого можно доверять им воспитание фадрагосцев? Но и ограничить мы их не можем. – Остановился и на меня исподлобья посмотрел, пока его компаньонка в другой стороне мельтешила, прибавляя эмоционального напряжения. – И чтобы ты знала, Асфирель, мы не можем прийти, если в мире не возникает нужда в нас. Просто сейчас…
– Просто сейчас полоумный сын Фадрагоса приглашает вас, – перебила я и все же вытерла тыльной стороной ладони лоб. Каждая мышца в теле была натянута. Мне казалось, что Повелителям в любой момент надоест говорить со мной, а когда надоест, они быстро убьют меня, после чего примутся за деревню. Как их пронать? – Вы могли бы не приходить.
Лже‑Ликвир поджал губы и склонил голову к плечу.
– Ты одна, – сказал негромко, – а как при этом трудно тебя одну перевоспитать. И ведь мы ни разу тебе не угрожали. Мы даже братьям не мешали с тобой возиться. И не перечили, когда они сказали, что ты поможешь. Ты одна…
– …а тогда таких, как ты, было много, – подхватила шан’ниэрдка, приподняв подол платья и направившись к «братцу». – Они не понимали нашего языка, боялись нас, а когда боялись, становились опасными. Как викхартка, которую я придумал. Мы с братьями Разрушения будем меньше наведываться и вмешиваться в жизнь Фадрагоса, когда наконец‑то отгремят последствия героического поступка моих братьев Созидания. Их светлейшие методы не всегда приводят к светлому исходу. А помыслы и стремления у нас у всех одинаковые. Теперь ты меня узнаешь?
Всего мгновение, незаметное взгляду, – и на месте двух шан’ниэрдов стоял старик. Его глаза блестели бельмом, седые волосы были грязны и пыльны. Он горбился под лохмотьями тряпок, надетых вместо плаща и платья, опирался на кривую, с ободранной корой палку.
Я убрала кинжал в ножны и прошептала:
– Тавирд… Слепой безумный старик.
– Тавирд, – кривляясь прокряхтел он. – Каких только имен мне не давали, но это привязалось особенно сильно. Этот идиот, – воскликнул с какой‑то изумленной интонацией, – спрятался в пещере и все строчил, и строчил. Дурень! Грань там вновь стала плотной, и я никак не мог до него добраться. А он еще взялся прощения у всех за грехи молить! Тьфу! Я уж думал, что упустил эту черную душу. Но горе дракона было сильнее, чем раскаяние этого… – Дряблое лицо сильнее покрылось морщинами; слабые руки затряслись, да и сам старик натурально, по‑старчески, затрясся. – Этого…
– Человека, – подсказала я.
– Человека… Умным он был, хитрым. Это его и погубило. И ты такая же. – Он на меня глаза поднял, и я невольно отшатнулась. Слепые глаза двигались так, будто читали что‑то на моей груди. В моей груди, внутри.
– Ты все еще чужая Фадрагосу, и вряд ли, даже со стараниями моих братьев, когда‑нибудь станешь своей. Десиен, этот милый, отчаявшийся балкор, ищет свою жертву. Ты бы ему не подошла, но ему знать об этом не обязательно. У него впереди еще длинная дорога, и тебе придется ему помочь. А теперь забирай свою подругу и уходи, скоро сюда придет лишний народ, и мне бы хотелось успеть закончить до их прихода. Светлые души хоть обречены на страдания не будут, но и перерождаться им рано.
Растерянность завладела сознанием. Я смотрела на низкорослого старичка, немного вредного, очень слабого и с виду побитого жизнью, и никак не могла увидеть в нем Повелителя. Ни в голосе, ни во внешности, ни в поведении не было ничего общего между братом и сестрой, пришедшими сюда несколько часов назад.
– Уходи! – скрипучим голосом потребовал старик и даже нервно палкой о землю стукнул.
Я отступила от такого неожиданного напора и головой неуверенно помотала – вода сильнее в сапог натекла. Отказ прозвучал тихо:
– Нет.
Тавирд сморщился, будто обиженный ребенок, который вот‑вот расплачется из‑за глупого каприза. Я продвинулась на пару шагов вперед и тверже произнесла:
– Не уйду.
– Душевные раны долго лечить будешь. – Склонил голову к плечу. – Умрет твоя подруга.
– Оставь поселение в покое!
– Не могу, – он свел кустистые брови на переносице.
– Не можешь? – Я вздернула подбородок. Угроза Елрех из его уст только раззадорила меня – не отступлю.
– Не хочу, – недовольно признался он. – Они жадные.
– Они жадные? – я повысила голос и вскинула подбородок. – Да ты, Повелитель, ничего о мировой жадности не знаешь.
Он меня слепыми глазами оценивающе осмотрел. Подумал немного и выдал:
– И жестокие.
– Жестокие?
Страх исчез полностью. Короткое времяпровождение на Земле напомнило мне обо всех прелестях выживания дома, и у меня хватило времени, чтобы обдумать все, взвесить и сравнить. Чувствуя, как наливаются свинцом ноги, я подступила близко к Тавирду. Глядя на него сверху вниз, руки на груди скрестила и напомнила.
– Ты ведь знаешь, из какого я мира.
Он скривил рот, выдавая недовольное согласие.
– У нас жадности синоним придумали и экономическое обоснование. Смелые идут по головам добрых и уступчивых. Вторых больше, но о них никто не знает, потому что чужая жадность убивает их незаметно и законно. У вас этого нет, Тавирд. За что же ты наказываешь свой народ?
– За помыслы, дитя. – Он сгорбился, будто хотел от меня что‑то спрятать, отступил и стал отворачиваться. – Я не хочу, чтобы Фадрагос стал таким, как твой дом.
– Убивать не обязательно.
Я поддалась любопытству и склонилась к старику, чтобы разглядеть, что он пытается заслонить от меня, но он только спину горбатую подставлял, вороном кружась на месте, и отвечал скрипуче:
– Тогда они рано или поздно начнут сами уничтожать себе подобных. Разве не об этом ты только что сказала? И ради чего? Не ради благ… Из жадности. Синоним ей придумают…
– До капитализма вам еще очень далеко.
– Не дальше, чем ты думаешь. Зачем ты защищаешь тех, кто не в состоянии удержать себя перед искушением? Думаешь, они безобидны, если их не провоцировать? Вопрос лишь… – он закашлял, склоняясь ниже к земле и безобразно прикрывая смех.
