Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия" (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Раскрасневшаяся от смущения — как будто она имела на это право, после того, что с ней проделывал Сигеберт и не он один — и общей нелепости ситуации, Эулалия подняла взгляд на Габриэля, уже стоявшего перед ней в одной лишь нижней тунике, но и та была расстёгнута на груди.
Первая мысль, которая мелькнула у Эулалии, была о том, что кардинал, несмотря на свою худобу совсем неплохо сложен, хоть этого обычно и не разглядишь под просторной мантией. А потом Эулалия разглядела то, что, видимо, и собирался продемонстрировать ей Габриэль.
Широкая — с мужскую ладонь — тёмная полоса пролегала наискосок от его правого плеча до левого бока. Кожа на этом участке мало напоминала нормальную — да и вообще не была похожа ни на что, прежде виденное Эулалией — чёрная, бугристая, с тонкими багровыми прожилками и глянцево блестевшая на свету. Подумалось — интересно, а какова эта немыслимая шкура на ощупь — такая же, как и человеческая? Задубевшая и твёрдая? Похожая на кожу рептилии?.. Но юная чародейка постаралась отогнать это неуместное любопытство.
Габриэль же смотрел на неё с некоторым уважением — глаза Эулалии сделались просто огромными — уж точно не от восхищения — но она не визжала, не убегала со всех ног, её не тошнило в ближайшем углу. Помнится, некоторые из навещавших Габриэля в госпитале Обители Терновых Шипов церковников оказывались не столь крепки нервами, и его это очень веселило — ну или, во всяком случае, давало лишний повод сразу не лезть в петлю.
— Вижу, ты впечатлена, — вкрадчиво сказал Габриэль, принимаясь одеваться. — И, предваряя твои вопросы — это проклятие, и оно меня убьёт. Не знаю уж как скоро, но через несколько лет — однозначно. Да и в остальном штука неприятная, поверь мне.
— Но, как же так!.. Вы… Вас… — Эулалия тщетно пыталась найти хоть какие-то слова, а по её щекам текли слёзы. — Ведь наверняка можно это как-то исцелить! Я уверена, есть способ!
Вот это уже было куда хуже. Сразу вспомнилась ладонь Лавинии, гладившая его щёку, шёпот: «Мы непременно найдём способ тебя вылечить» и слёзы, блестевшие на длинных светлых ресницах сестры. Меньше всего на свете Габриэль желал оказаться причиной её горя… А сегодня он узнал, из-за кого рядовое задание по аресту, как им тогда сказали, «слабого» колдуна превратилось в адов кошмар и стало для самого Габриэля последним в карьере офицера Чёрных Гончих. И это почему-то совсем не принесло облегчения.
— До сих пор никто его не нашёл, знаешь ли, — главное, чтобы в голосе звучал сарказм, а не надрыв. Только вот на этот раз сдерживаться получалось плохо. — И я тут выплясывал зеннавийские танцы с раздеванием вовсе не для того, чтобы ты распускала сопли! Думаешь, мне не хотелось лечь и помереть, когда меня наградили этой прелестью?! Но я почему-то служу Церкви — и продолжу служить, пока проклятие меня не доконает. А, значит, и ты сможешь! Сдохнуть ради Троих — самое простое, лучше попробуй-ка помочь Их делу!..
Габриэль чувствовал, что его заносит куда-то не туда — аргументы вовсе не выстраивались в безупречную логическую цепочку, как это бывало во время проповедей или переговоров с очередной важной персоной, а гнев и боль прорывались наружу. Случись Габриэлю выступить с такой речью перед любым из своих учителей риторики — домашним или тем, что обучал будущих Гончих в Обители — он наверняка был бы обруган за «невнятицу» и «дешёвые трюки».
Но вот нынешняя слушательница Габриэля вряд ли могла воспринимать его слова критически — всё так же рыдая, Эулалия рухнула перед ним на колени и принялась исступлённо целовать кардинальский сапфировый перстень. Габриэлю захотелось не то удивлённо присвистнуть, не то закатить глаза.
***
Луиза невольно начинала думать, что в отместку за нежданный визит Вилма навела на неё порчу — настолько дела шли в последние дни наперекосяк. Охота, затеянная молодым императором, была великолепной — но вот Луиза закипала от злости, наблюдая за тем, как её венценосный любовник второй день подряд обхаживает одну юную и — как казалось самой императрице — отвратительно наглую особу.
…Всё началось, с того, что Карл умудрился-таки застрелить из арбалета молодую косулю. Стрелком император был не то чтобы выдающимся, и поэтому, окрылённый своей внезапной удачей, так и светился от гордости, явно ожидая от сопровождавшей его Луизы восхвалений своей охотничьей сноровки.
И Луиза уже готова была рассыпаться в комплиментах Карлу — но вдруг замешкалась. Лаяли и рычали чуявшие запах крови собаки, которых с трудом удерживали егеря, застыл на месте гордо выпятивший грудь Карл, а Луиза молчала — одну минуту за другой — глядя на вонзившийся в коричневый бархатный бок арбалетный болт и потёки алой влаги, темневшие на шерсти животного.
Большие влажные очи косули медленно стекленели, и Луиза всматривалась в них, не в силах оторваться. Ей приходили на ум то такие же мертвенно-застывшие глаза молоденькой чародейки, так глупо — но с большими последствиями для самой Луизы — погибшей в ночь переворота, то карие — глупой, трусливой курицы Гретхен — вот их-то Луиза с удовольствием увидела бы потухшими навсегда. У Луизы мелькнула тщательно отгоняемая до сих пор мысль — а что если и ей самой в скором времени придётся лежать вот так — загнанной и затравленной — пусть, не псами, а людьми? Проиграть схватку за власть и жизнь и сделаться жалким трупом, который более удачливые соперники с брезгливым презрением отбросят в сторону?
…Позволив себе ненадолго отвлечься от Карла с его страстью к самолюбованию, Луиза допустила промах — и было бы странно, если б среди императорской свиты не оказалось желающих этим воспользоваться.
Юная фрейлина — достаточно бойкая и умело державшаяся в седле, чтобы не оставаться, как многие придворные дамы, возле шатров, расставленных для охотников на опушке леса, а принять участие в погоне за добычей — подлетела к Карлу, и на него обрушился настоящий шквал её громкого восхищения.
Императрице же оставалось только в досаде переминаться с ноги на ногу возле забытой «великим охотником» туши косули и бросать подозрительные взгляды на возникшую будто из-под земли соперницу. Луиза не могла не признать, что эта зеленоглазая мерзавка была недурна собой, особенно сейчас — с разрумянившимся от быстрой скачки свеженьким личиком и немного растрепавшимися светлыми кудрями. Кроме того, от внимательного взгляда Луизы не укрылось и то, что бутылочно-зелёный охотничий костюм девицы был весьма искусно сшит и отлично подчёркивал её пышные формы.
Всё это не добавило юной Эдит — именно так звали фрейлину — симпатии в глазах Луизы, а уж когда, вернувшись с охоты во Флидерхоф, Карл продолжил одаривать девицу благосклонными взглядами, Луиза готова была рвать и метать — даже наградила несколькими затрещинами «слишком медленно» переодевавших её служанок, чего обычно себе не позволяла.
Сейчас, когда всё придворное общество наслаждалось прогулкой по обширному парку Флидерхофа, Луиза тихо закипала от ярости — Карл развлекался, показывая белокурой стервочке кусты каких-то редких роз, а императорская свита обступила монарха и его собеседницу восторженно ахающим полукругом.
Стараясь привлечь внимание своего ветреного любовника, Луиза сделала пару шагов в его сторону по пружинящей под ногами изумрудной щётке газона, и её расписанный серебряными бабочками бирюзовый веер будто бы случайно выскользнул из ладони, падая почти точно у ног Карла.
Вот только вещицу подняла рука вовсе не того кавалера, что был нужен Луизе. Улыбнувшись с едва уловимой насмешкой, Вильгельм Эццонен с поклоном протянул императрице веер.
— Благодарю, — кивнула в ответ она, с трудом удерживаясь от того, чтобы сердито скривить губы.
— Всегда готов оказать услугу вашему величеству, — улыбка Вильгельма стала шире. Передавая Луизе дорогую безделушку, он словно бы случайно стиснул запястье императрицы в своих сильных пальцах.
— Так как всё-таки называется этот сорт?.. — Карл не без усилий сорвал с куста несколько роз и сейчас, с букетом в руках, вопрошал придворных.
