Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ) - Мар Диа (читать книги без .TXT) 📗
— Откуда я знаю, как зовут ее в Московии? — я хмурю брови.
— Давай, хоть с чего-то начнем? — мягко подталкивает Михаэль.
Писатель улыбается и кивает.
— Надежда? — произношу я и снова кручу шестеренку. Холод металла под пальцами невыносим. И снова: хитрое устройство отвечает молчанием.
— А фамилия? Девичья.
— Арсеньева, — проговариваю полушепотом.
Михаэль целует меня в висок и шепчет в волосы:
— Пробуй. Все равно выбора у нас нет.
— Совсем как контрольный вопрос на электронных почтовых ящиках, — шепчу я, перемещая шестеренку в нужные позиции. Устройство щелкает и стонет, почти плачет. И, едва я выдаю последнюю букву, металлическое колесо отскакивает, чуть не ударив меня по подбородку.
Михаэль слабо стискивает ладони на моих плечах. Он понимает, как для меня это важно. Он знает, что это доказывает. Мой отец — Вольпий из этого мира.
Под шестеренкой — небольшое углубление. Внутри — что-то, завернутое в почтовую бумагу. Осторожно тяну пальцы, но прикоснуться боюсь.
В ладони падает ключ, а на его ушке болтается маленький клочок бумаги. Михаэль помогает развернуть и читает:
— Город греха, город свобод. Место, где сходится пламя и лед. Ключ проверни, в душу взгляни, тайну великую в доме найди.
И мои руки падают, как плети:
— Снова загадки. Сколько еще бегать вокруг да около?
Правило № 48. Создавай надежды
Элен смотрит на ключ и качается. Я понимаю, о чем она думает. Ей надоело бегать. Да и мне надоело.
А еще хуже то, что, похоже, нам придется вернуться в Московию — потому что именно там средоточие похоти и разврата. Только какой дом и какую дверь нам нужно открыть? Что имел в виду Вольпий? И важно, что там нас ждет? Не будет ли это очередная ловушка?
— Нас поймают, — шепчет она, в конце концов, и роняет книгу. — Господи, чем Вольпий только думал! Писатель наклоняется и любовно прижимает к себе книгу.
— Ему лучше знать, — говорит он и поджимает губы. — Я тоже думал, что пятнадцать лет пробыл в рабстве, пока не понял, зачем все это нужно. Он научил меня всему: идти за своей мечтой, преодолевать себя, любить заново. А если точнее: быть собой.
— Нужно давать точные инструкции, потому что пока мы доберемся до нужного пункта — нас просто разорвут конторщики! Разве Сказочник не должен это учитывать? — я злюсь, потому что смотрится эта беготня, как игра в кошки-мышки. На-до-е-ло! И дед замешан, что огорчает больше всего. И что теперь? Снова на поезд? С ума сойти, как же я устал…
— Возьмите, — писатель протягивает книгу Элен. — Там есть ответы на все ваши вопросы. Ну, или почти на все.
Возвращаться к деду не хотелось, но выхода нет — без его помощи нам до Московии не добраться.
И мы выходим в снежные объятия зимы: обновленные, но не отдохнувшие. Элен прижимает к себе книгу. В ее глазах — пустота и тревога.
— Элен, а давай на сегодня забудем о погонях, о ключах, Вольпии и всех остальных? Давай просто побудем вдвоем?
Она жалобно смотрит из-под густых ресниц:
— Думаешь, они не найдут нас?
— Не сегодня, милая, — улыбаюсь для нее тепло, хотя на душе штормы и ураганы. Я хочу пообещать ей покой и защиту, но у меня нет такой власти. Я не умею пророчить. Не могу даже одежду сохранить. Если бы не ушел от деда, уже бы стал оборотнем высшего уровня. Но все было бы иначе. Возможно, и встреча с Элен не случилась бы. Или не зацепила бы меня так ярко. Как сейчас помню вкус морозной вишни на губах и первый поцелуй. Как девушка была испугана и ошарашена. Это невозможно забыть.
В карете едем молча. Элен кутается в пальто и прижимается ко мне. Мороз крепчает, а время неумолимо спешит к Новому году. Всего неделька осталась. Интересно, а как отмечают этот праздник в Москве?
— Скоро март, — будто читая мои мысли, говорит Элен. — В первых числах платить аренду… А я здесь. Что Элька подумает? Что я трусливо сбежала?
Улыбаюсь.
— Тебя правда волнует сейчас аренда? А я вот думаю, что хочу этот Новый год с тобой отмечать. Но тут бы выжить до конца февраля.
— Новый Год ведь уже прошел, — улыбается Элен. — И мне он принес такое волшебство, что и не поверить.
— Когда у вас отмечают? — выхожу из повозки и подаю руку.
— В ночь с тридцать первого декабря на первое января, — говорит Элен, спускаясь на заснеженную тропку.
— А у нас с приходом весны, — пропускаю Элен в дом и всматриваюсь в ее румянец.
— У вас и холода круче наших, — улыбается она, и морозная краснота поднимается к ее вискам.
— Мне не с чем сравнить, — мы поднимаемся по лестнице, и мне не хочется ничего, кроме как обнять Элен и не отпускать. В спальне сбрасываю свое пальто на комод.
— Я надеюсь, что ты увидишь наш мир, — Элен прижимается ко мне, и я замечаю, что она не выпускает из рук книгу. — Думаю, это можно устроить. Я поищу ответ здесь.
— Ты правда сейчас читать собираешься? — прищуриваюсь и приоткрываю дверь в спальню.
— На что это ты намекаешь? — Элен коварно ухмыляется и прижимается ко мне еще крепче.
— И вовсе не намекаю. Прямо говорю. Я хочу тебя.
От ее жаркого дыхания болит кожа, от прикосновений — стонут мышцы. Когда Элен поднимает глаза, я понимаю ее ответ без слов. И сминаю в объятиях еще крепче.
— Только если устала, говори, — шепчу и подхватываю губами аккуратное ушко. Прикусываю волосы, втягиваю ее сумасшедший запах. Бреду прикосновениями по шее к подбородку.
Страстный поцелуй тут же впечатывается в мои губы, а язык проникает в рот. Подразнив меня вдоволь, Элен отстраняется и усмехается:
— Разве похоже на то, что я устала?
— Тогда у меня к тебе предложение, — оттесняю ее к кровати. Она все еще в пальто. Румяная и горячая.
— Какое? — Элен вскидывает бровь и хохочет.
— Маленькое и безобидное, — нависаю, зажимая девушку между рук.
Правило № 49. Учись прощать
Почти не сопротивляюсь, когда Михаэль опрокидывает меня на постель. Пушистое покрывало комкается и сбивается вокруг, как свежий снег. С изумлением замечаю, что все еще держу книгу в руках.
— Нет-нет, ей не место в нашей постели, — смеется Михаэль и отодвигает ее на край.
Кладу ладони на его плечи, все еще холодные от февральского мороза. Скольжу по линии воротника, чуть проталкиваясь внутрь, и медленно расстегиваю верхние пуговицы. От Михаэля пахнет снегом. Зимними искрами на бесконечной белой глади. И вишней. Немного.
А, может быть, мне просто кажется.
— Помнишь, как все начиналось? — говорит он и помогает мне расстегнуть последнюю пуговицу пальто.
— Мне повезло, что судьба нас свела, — я улыбаюсь ему в губы и замечаю, как его глаза наполняются печалью, а лицо начинает меняться.
— Я так тебе и не сказал… — он отодвигается и замирает на краешке кровати. — Элен, дед послал меня выкупить девушку из борделя. Сказал, что это срочно, но я, — он оборачивается и смотрит на мою реакцию. Качает головой. — Я отказался. Не хотел играть в конторские игры. Просто пришел развлечься и спустить пар, но тут ты…
— Девушку? — то, что я слышу не укладывается в голове. Стряхиваю удивление, как капли дождевой воды, и проговариваю по слогам: — Ме-ня?
Он не отвечает, смотрит на свои сложенные на коленях руки и стискивает губы.
— Я тогда помог тебе, Элен, потому что сам принял решение. Я хочу, чтобы ты верила мне…
Подбираю под себя ноги и отворачиваюсь, откинувшись на кованую спинку. Боль и горечь, что нахлынули вместе с его словами, разрывают меня изнутри. Кусаю губы, чтобы не заплакать, и комкаю одеяло в кулаке. Значит, все не просто так было? Наша любовь, наша страсть, наше доверие?! То, что я считала подарком судьбы — чей-то мерзкий подлог?!
Разве я забыла о том, что у меня иначе не бывает?!
Мир крошится. Становится чужим, неведомым и плоским — будто нарисованным на альбомном листе серым грифелем. А я остаюсь в пустоте: холодной и безликой. Кричи о помощи — не докричишься.
