Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната (книги хорошего качества TXT) 📗

— Бла-анш! — застонал Ален, и я вздрогнула — так его голос отозвался в моем сердце. — Если ты остановишься, я умру тут же, под тобой.

— Молчите и получайте удовольствие! — приказала я ему, а себе пожелала не терять рассудка.

— Как можно молчать… А-а!..

— Больно?! — испугалась я, немедленно останавливаясь.

— Продолжай! Сделай так еще раз! — начал умолять он.

— Разве можно отказать, когда вы столь мило об этом просите? — засмеялась я, продолжая массировать под лопатками, крепко нажимая большими пальцами.

— Бланш… Если я умру, то знай, что я умер от счастья… — подстанывал он после каждого моего движения.

Я шлепнула его снова и занялась массажем, уже не слушая его стонов, и старательно прогоняя мысли, сводящие с ума.

Особенно усердно я работала с его больной рукой — сначала растирая кожу широкими легкими прикосновениями, потом усилила нажим, потом осторожно начала массировать пальцами. Мышцы были слишком твердыми, словно бы сведенными судорогой, но на боль граф не жаловался, и я понадеялась, что делаю все правильно, и хуже точно не будет.

Наконец Ален начал постанывать реже, потом замолчал, а потом я обнаружила, что он спит. Спит крепко и спокойно, как младенец. Осторожно спустившись с кровати, я укрыла графа одеялом до плеч, бросила в жаровню веточку розмарина, подхватила халат и на цыпочках вышла из комнаты, решив, что заберу вино и душистое масло потом, чтобы не греметь сейчас склянками.

От усердия мне было жарко, рубашка прилипала к спине. Я отерла лоб тыльной стороной ладони, тихонько закрывая двери, и чуть не столкнулась с Вамбри. Она оказалась за моей спиной бесшумно, под стать отцу — бледная, лохматая. В темноте ее можно было принять за привидение.

После того, как мы играли в карты, я думала, что мир, хотя и шаткий, установлен окончательно. Вамбри по-прежнему не заговаривала со мной без крайней необходимости, но с лестниц больше не сталкивала, и вообще, старалась обходить меня стороной — наверное, боялась отца.

— Боже, ты меня напугала, — прошептала я, схватившись за сердце.

Но Вамбри смотрела на меня, с такой ненавистью, что я так и не отняла руку от груди — лишь отступила на шаг, прижавшись спиной к стене.

— Много шлюх приходило в этот дом, — сказала девушка, сжимая кулаки, словно собиралась меня ударить. — Но ты — самая бесстыдная из них!

Я запоздало поняла, что она, должно быть, давно стоит здесь и слушает, как стонет ее отец. Наверняка, она слышала и мой голос, и скрип кровати.

— Гюнебрет! — переполошилась я. — Ты все не так поняла!

Но она только плюнула мне под ноги и убежала в темноту.

56

— Сегодня чувствую себя, как пятнадцатилетний юнец, — сказал Ален, когда утром мы встретились в кухне. — Готов проскакать пятьдесят миль — и даже без коня!

Он был уже в верхней одежде и натягивал перчатки.

Я собиралась жарить гренки к завтраку и взбивала яйца.

— Это благодарность? — спросила я, глядя на него через плечо.

— Да, это она, — ответил Ален, и его обычно суровое лицо смягчилось. — Когда я вижу тебя утром в кухне, в этом фартуке… — он замолчал, продолжая смотреть на меня.

— Чем он вам не нравится? — я отложила вилку и взяла нож, чтобы нарезать хлеб.

— Все нравится, — сказал он глухо. — Мне пора. Я на день уеду в Ренн. Ты хочешь… Масло шипело на сковородке, и я не расслышала вопроса.

— Что вы сказали, милорд?

Он оказался за моей спиной быстро и бесшумно, я наступила ему на ногу, когда сделала полшага назад.

— Ой! — я тут же отшатнулась и потеряла равновесие.

Рука графа обхватила меня вокруг пояса, не давая упасть. Его горячие губы коснулись моего виска, отчего я вздрогнула и выронила нож.

— Ты хочешь что-нибудь, Бланш? — спросил граф. — Вчерашняя ночь стоит подарка. Проси все, что пожелаешь.

— В самом деле — всё? — спросила я.

— Да, — в его голосе мне почудилась настороженность.

— Купите темной патоки, — попросила я. — Хочу испечь сладкий пирог.

Он хмыкнул, но не отпустил меня, а только прижал крепче:

— Куплю патоки, но это не подарок. Чего ты хочешь для себя?

— Для себя, милорд?

Масло уже горело, а мы стояли рядом, и губы графа почти касались моей щеки, повергая меня в такое смятение, что путались мысли.

— Ты единственная осталась без новогоднего подарка. Я тебе должен. Чего там хотят женщины? Новое платье, ожерелье или серьги… Проси, я куплю всё, что пожелаешь.

Я словно наяву услышала голос матушки: «Если он будет делать тебе подарки… а про графа говорят, что он щедр, когда хочет наградить за преданную службу… то не становись на дыбы. Принимай все, что он захочет дать, и проси большего. Это не постыдно, Бланш. Женщина имеет право требовать, потому что теряет больше». Должна ли я воспользоваться моментом и попросить что-то ценное? Может и правда — изумрудное ожерелье?

— Это так важно для вас? — спросила я. — Подарки за оказанные услуги?

— Да, — ответил он резко и вдруг отпустил меня.

Первым делом я бросилась выливать горящее масло, а потом обернулась к графу, терпеливо ждавшему ответа.

— Итак, вы выполните любую мою просьбу?

— В разумных пределах, — тут же уточнил он.

— Уже торгуетесь, — пожурила я его. — Что ж, разумные пределы принимаются. Я прошу, чтобы вы разрешили мне поездку в Анже. Я возьму экипаж, поеду в торговый квартал и сделаю несколько покупок. Которые вы, разумеется, оплатите.

Лицо его стало непроницаемой маской, и он бросил, собираясь уходить:

— Купи все, что посчитаешь нужным. Я заплачу.

— Но это еще не все, — сказала я ему вслед.

Граф медленно обернулся:

— Не все?

— Я прошу разрешения взять с собой Гюнебрет. Мне бы хотелось проехаться по торговым лавкам вместе с ней. У вашей дочери нет ни единого приличного платья, не говоря о накидках, туфлях и нижнем белье. А ведь она уже выросла. Еще год- второй, и вы будете подыскивать ей мужа. Вам не стыдно, что невеста ходит, как замарашка?

— Ты хочешь сделать покупки для Вамбри? — спросил он, словно отказываясь верить моим словам.

— Для Гюнебрет, — поправила я его. — Привыкайте называть свою дочь ее настоящим именем, а прозвища оставьте… для шоколадниц.

— Но ведь она…

— Я не держу на нее зла, потому что прекрасно понимаю ее чувства. Покажите мне хоть одну падчерицу, которая любит мачеху? А вам тем более грешно сердиться на родную дочь.

Граф вышел из кухни столь стремительно, что это, скорее, походило на бегство. Я так и не поняла его решения насчет дочери, но после завтрака ко мне подошел конюх и сообщил, что все готово к поездке в Анже, и что в сопровождение нам граф отрядил двух слуг. Мне очень хотелось узнать, кого должны были охранять слуги — нас от отчаянных людей или меня от Гюнебрет. Но так или иначе, я взбежала по лестнице, как на крыльях, и постучала в комнату Гюнебрет. Никто мне не ответил, но я взялась за ручку и обнаружила, что двери не заперты.

— Можно войти? — спросила я.

Снова тишина, и я испугалась: а вдруг Гюнебрет совершила какое-нибудь безумие после вчерашнего?

Комната была пуста, и я на мгновение похолодела, вообразив самое страшное, но со стороны кровати послышался шорох, и я увидела дочь графа, сидевшую в уголке постели.

Зачем пришла? — спросила она, поняв, что обнаружена.

— У меня для тебя новости, — я села на краешек постели.

Гюнебрет демонстративно отвернулась.

— Твой отец разрешил взять карету и отправиться за покупками. В расходах он тебя не ограничивает, поэтому давай оденемся и напокупаем тебе модных нарядов, чтобы ты была самой красивой на новогоднем балу.

— На новогоднем балу? — спросила она, скорчив рожицу. — Каком-таком балу?!

— Видишь ли, я хочу устроить прием для всех знатных людей Ренна…

— Совсем совесть потеряла! — Гюнебрет соскочила с кровати. — По какому праву ты здесь распоряжаешься?!

— Неужели ты против праздника?