Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната (книги хорошего качества TXT) 📗
— Чудесно, мадам! — восхитилась я. — Все, что вы делаете — самого лучшего качества!
— Мне польстило бы, будь вы в этом точно уверены, — произнесла мадам кисло, и я поняла, что она не может забыть моих сомнений по поводу желтого платья.
— Но вы же сможете доказать, что мои сомнения ошибочны? — я улыбнулась самым добрым образом, и мадам Левелье тоже не смогла сдержать улыбки, а модистки захихикали. — Счет отправьте милорду графу, пожалуйста.
— Это несомненно, — ответила мадам, а ее девушки набросили на плечи Гюнебрет бархатную накидку на стеганом подкладе и принесли маленькую меховую муфту на цепочке, чтобы вешать на шею.
— Тебе самой нравится? — спросила я падчерицу, поворачивая ее к зеркалу.
Она довольно долго разглядывала свое отражение, гладя дрожащими пальцами то платье, то муфту, то касаясь завитых локонов.
— Юной леди надо делать пышную прическу, — сказала мадам Левелье многозначительно, — чтобы скрадывать носик, — она коснулась пальцем своего носа, который был внушительных размеров. А уж прическа мадам могла поспорить пышностью с лисьим хвостом.
Губы у моей падчерицы вдруг задрожали, а глаза наполнились слезами.
— А вот плакать не надо, — поругала я с нарочитой строгостью, вытирая ей щеки. — Слезы портят цвет лица.
Она быстро закивала, так не произнеся ни слова.
— Юная леди очень молчалива, — заметила мадам, самолично укладывая в сундучок тончайшее белье и нижние сорочки.
Украшение юной леди — скромность и молчаливость, — напомнила я.
— Ах, да, — согласилась мадам. — Всего доброго, приезжайте к нам еще, миледи. Вместе со своей милой подопечной. Платья будут направлены вам в конце недели,
— мадам Левелье проводила нас до выхода и придержала двери, выказывая высшую степень почтения.
Потом мы с Гюнебрет посетили лавку башмачника, где приобрели пару изящных дамских зимних сапожек и заказали еще полдюжины башмаков на все случаи жизни. А потом заехали в лавку сладостей и приобрели шоколадные конфеты и прочие вкусности, чтобы сравнить их с теми, что готовила я в лавке Ренна.
— Твои вкуснее, — изрекла Гюнебрет, доедая десятую конфету.
— Согласна, — ответила я, — эти сладости… как бы сказать?., недостаточно изысканные для таких утонченных леди, как мы.
Девушка фыркнула и взяла еще одну конфету.
Мы ехали в открытых санях, закутанные в теплые накидки, с закрытой жаровней в ногах, да еще и укрывшись медвежьей шкурой, и ели конфеты и сладости, что приобрели.
Навстречу нам попался отряд королевских гвардейцев, и добрые сэры не оставили нас без внимания, раскланявшись с нами (не сходя с коней), и припомнили строки любовной баллады, в которой говорилось, что бретонские девушки подобны цветам, но они лучше цветов, потому что зимой расцветают еще ярче.
Гюнебрет, которой подобная галантность, очевидно, была в новинку, смотрела на меня с таким ужасом, словно ей предстояло одной идти на медведя. Хотя я была уверена, что перед медведем она спасовала бы меньше.
— Сейчас ты будешь часто слышать подобные слова, — посчитала я нужным сделать ей внушение, когда гвардейцы удалились, и поймала себ на мысли, что повторяю слова своей матушки. — Потому что мужчины увидят в тебе девушку, невесту. Не всегда эти слова будут искренними — будь к этому готова. Ты очень богатая невеста, и многие мужчины будут сражаться между собой, чтобы назвать тебя своей. Надо понять, кто будет сражаться за тебя, а кто — за твое приданое. И тут главное — не ошибиться. Но я уверена, что твой отец не ошибется, — успокоила я Гюнебрет, когда она запаниковала еще больше. — И не надо так бояться. Город и люди не страшнее диких зверей. Ты ведь не боишься, когда охотишься?
Гюнебрет покачала головой.
— Вот и здесь — та же охота, — я улыбнулась, чтобы мои слова не прозвучали слишком зловеще. — Только без арбалетов и луков. И никому не позволяй называть себя Вамбри. Ты — Гюнебрет де Конмор! У тебя такое красивое и древнее имя!
Она вдруг отложила очередную конфету и зарылась в накидку по самый нос. Я подумала, что перестаралась со нравоучениями, поэтому замолчала и сделала вид, что увлечена городом, рассматривая дома, лавки и памятники.
Когда мы выехали за город, рука Гюнебрет вдруг нашла мою руку под медвежьей шкурой и крепко пожала.
— Я не хотела убивать тебя, — пробормотала девушка, готовясь снова разреветься. — Не знаю, что тогда на меня нашло. И я чуть с ума не сошла, когда ты подарила мне кинжал. Как будто обо всем догадалась…
— Все забыто, не плачь, — утешила я ее, ответив на рукопожатие. — Я прекрасно тебя понимаю. Кто знает, как бы я поступила на твоем месте.
Мы так и ехали в Конмор, держась за руки. Мордашка Гюнебрет выражала умиротворение и довольство, а у меня на сердце было неспокойно. Кто знает, как сложится ее жизнь с новой женой отца? Оставалось лишь надеяться, что леди Милисент будет добра к падчерице. Возможно, мне удастся поговорить с ней, чтобы объяснить, как вести себя с дочерью графа? Да, поговорить. Обязательно. А она должна все понять. Ведь вряд ли Ален выбрал бы себе в жены женщину, неспособную к пониманию. Наверняка, дама ле Анж красива и добродетельна.
Гюнебрет уплетала конфеты, посматривая по сторонам, а я почувствовала, что зимние картины меня совсем не радуют. Красивая и добродетельная будущая графиня де Конмор лишила меня радости, даже не зная об этом.
58
Граф де Конмор вернулся поздно ночью, но я не ложилась спать, чтобы встретить его. Графа опять ждали массаж и горячая ванна, и он ничего не имел против.
— Говорил с Чендлеем, — рассказывал мне Ален, пока я массировала ему спину. — Вроде и умный, а вроде и не совсем. Отправил бочки с сидром к королевскому двору и в охрану поставил только четырех человек.
— И что же? — спросила я, хотя королевские бочки были где-то за гранью моего мира.
— До столицы доехали лишь пятьдесят, — фыркнул граф. — Из восьмидесяти семи.
Я тактично промолчала, понимая, что он не просит у меня совета, а только хочет выговориться.
— Сказал, чтобы возместил убыток, а он начал петь, что ему не хватает денег на житье, где уж там оплачивать королевский сидр! — он уткнулся лицом в перину и замолчал, пока я массировала его шею.
Прошло несколько минут, прежде чем граф снова заговорил:
— Как съездили в Анже?
— Все прекрасно, милорд, — коротко отчиталась я. — Только боюсь, мы разорили вас еще больше, чем вы лорда Чендлея.
— Я у него ни монеты не потребовал, — грубо ответил граф. — Заплатил сам и пообещал ему голову оторвать, если подобное повторится.
— Вы очень добры, — подтвердила я.
— Боже, какие у тебя волшебные пальчики, — простонал он, когда я начала массировать ему шею и затылок.
— Милорд, вас массирует вовсе не бог, а грешница Бланш, — пошутила я.
— Язвочка Бланш, — поправил он меня, и по голосу я поняла, что он улыбается. — Значит, Вамбри понравилось?
— Гюнебрет, — поправила я его. — Да, она в восторге от поездки. И нам бы хотелось попросить вас кое о чем…
— У тебя с ней не было хлопот? — спросил он. — После того, что эта девчонка устроила, я убить был ее готов.
— Не надо так переживать за меня, через год ваша дочь обо мне и не вспомнит. Но вы правы, недоразумения между нами выяснены. И мы хотели бы попросить у вас разрешения устроить прием на Двенадцатую ночь…
— Ты не понимаешь, — сказал он глухо, пропустив мимо ушей мои разговоры про прием. — Я беспокоюсь за тебя, но я беспокоюсь и за Гюнебрет. Ты же слышала про Удушеную Даму. Глупая легенда — не такая и глупая. Мой предок женился несколько раз, чтобы разбогатеть, и если жена не желала становиться монахиней, чтобы дать ему свободу, он ее убивал. В конце концов, покончил с собой. Что это, как не дурная кровь? А вдруг Вамбри унаследовала ее?..
— Милорд, — сказала я твердо, ничуть не сомневаясь в правдивости своих слов, — Гюнебрет не такая. Никакой дурной крови. Она похожа на вас, она вас любит. Она очень страдала, когда решила, что вы отвернулись от нее из-за меня. Вы сами виноваты, что не уделяли ей внимания, заигрывали со мной при ней. Вы допустили, чтобы она превратилась в сущую дикарку и решилась на такой отчаянный шаг! Она так боится вас потерять, а вы словно нарочно отталкиваете ее. Столкнуть вас с лестницы она никогда бы не осмелилась, но ей нужно было выплеснуть на кого-то свою обиду. К сожалению, подвернулась я. Но грешно было бы казнить ее за это! Сегодня она попросила у меня прощения, она плакала…
