Разношерстная... моя (СИ) - Сергеева Александра (читать книги .txt) 📗
Не сводя глаз с государыниных хором, она вылизывала лапы да прикидывала: в каком бы обличье туда залезть? Этаких котов, как она, не бывает. Собаку туда даже самую породистую-распородистую не впустят – это не Харанг какой-нибудь. Змею заметят и тотчас изрубят в куски, ибо дружинники торчат на каждом шагу. Ну, не крысой же оборачиваться! При виде такой крысятины, почитай, что вся хоромина от визгу подскочит. Да и вообще: Твердислава знает, чего ожидать от Ялитихайри. Она, небось, строго-настрого наказала: чтоб ни единой животины в терему не было. Так что, едино в человечьем обличье туда и залезешь. А детишек тут не густо. Те, что в поварне толкутся, в покои сроду не сунутся. Мальчишки с конюшни тоже. Одного вон у высокого красного крыльца заприметили, так погнали взашей.
Но, ближе к вечеру ей все же свезло: на гульбище под самой крышей из надстроенного бревенчатого терема выползла щекастая белобрысая девчонка ее лет. Усиленно пыжась, она взгромоздила на резную оградку какой-то длинный половик. Долго его расправляла, занавесив оградку от столба до столба, и принялась лупить по нему хлопалкой. Ялька сдвинулась так, чтоб разглядеть хлопотунью до последней мелочи, и поняла: вот оно! В государевом терему – как и в боярском – холопы на каждом шагу. Может, и эта прислуживает самой Твердиславе – лениво размышляла Ялька, любуясь мордахой девчонки, наливающейся краснотой. Вот до этой прислужницы ей и надлежит добраться первым делом.
К прудику государыня так и не вышла – парилась в жарких покоях, остерегаясь лишний раз вылезти на белый свет. Ялька заработала-таки награду за усидчивость: приметила в одном из распахнутых настежь широких окон третьего уровня Твердиславу. Правда, и тут ей свезло. Сразу после полудня в кремль явилась верхом стройная, грудастая, страшно красивая девка. Одета так себе, да при ней состояли целых три дружинника. Мужик, что принимал у девки повод коня, чуток недовольно, но с почтением осведомился:
– Тайка, где тебя носит? Матушка уж десяток раз тебя спрашивала.
– Не твое дело! – смело огрызнулась девка.
Ловко спрыгнула наземь, вытащила что-то из седельной сумы и заторопилась к красному крыльцу. Отиравшиеся там дружинники пропустили ее со всем почтением – даже не зубоскалили вослед. Знать, ближняя она к государыне прислужница – догадалась Ялька. Так и оказалось: вскоре в окне третьего уровня та самая Тайка и замаячила. А после и бледный лик государыни промелькнул. Видать, ее покои, где, как сплетничают дворовые, она сидит безвылазно.
В третий раз свезло, когда давешняя девчонка из верхнего терема выползла на двор откуда-то сбоку от красного крыльца. Да потелепалась через двор в домину напротив, что как раз торчал под задницей Яльки. Видать, девка спешила на поварню в нижнем уровне – оборотенка с ночи лакомилась зазывными запахами, что просачивались снизу. Залезть туда не осмелилась, ибо там и по ночи покоя не знали. Но задний двор без внимания не оставляла. Приметила: где там у них что, да кто постоянно околачивается. К примеру, высокий глухой да немой детинушка, поставленный на тяжкие грязные работы. Его то и дело понукали с поварни: то дров притащить, то воды наносить, то свинью забить. Вот и теперь велели резать молодую козу, дескать, матушке козлятинки откушать вздумалось. Козлятинка уже торчала неподалеку, привязанная к створке распахнутых дверей. Немой сидел рядом на чурбачке и точил нож.
Ялька знала, что все хозяйственные службы в этой длинной шумной домине находились на первом уровне. А на втором заседало множество девок с бабами: пряли, ткали, шили и всякое такое. В распахнутые окна с самого рассвета вылетал не шибко громкий, но беспрестанный бабий гомон. А то и слаженное душевное пение, так что оборотенке не приходилось особенно сторожиться, дабы не нашуметь. Но пуще ее радовало, что бабы иной раз сцеплялись промеж себя. Уж пару раз в окно вылетали то гребень, то еще какая-то ерундовина. И тогда немой тащился на второй уровень возвращать выброшенное добро хозяйке.
Тем Ялька и воспользовалась, когда облюбованная ею девчонка дотащилась до распахнутых дверей поварни и скрылась внутри. Она обернулась собой и распустила бечевку на бабулином мешочке. Всю дорогу от арма Свантара с особым тщанием тащила его в зубах. И теперь вытащила затейливую золотую серьгу с дорогим южным красным камушком – бабулину памятку. Хотела сберечь их для себя, да нынче серьги для другого нужней. Ялька сползла по скату крыши к самой кромке. Изготовилась, было, сбросить серьгу под ноги немого, да ровно кто удержал ее руку. Что-то подсказало не торопиться, и она замерла на пузе под прикрытием невысокой башенки на карнизе. Лежала да гадала: с чего это она так сглупила на пустом месте, ломая план? Того ж и гляди, немой доточит свой тесак и возьмется за козу. А та нужна была живой. Ялька думала обернуться ею, подластиться к девчонке да и заманить ее в уголок потише. Ну, а там уж…, не до смерти, конечно, но как следует приложить, дабы не вылезла прежде времени, не разоралась.
Наконец, все прояснилось. Девчонка выползла с поварни, вцепившись обеими руками в здоровенный крендель и смачно чавкая. Она присела, было, на завалинке, да вдруг направилась к немому. Тот приветливо закивал, замычал что-то нежное.
– Чего делаешь? – прочавкала девчонка.
Немой махнул ножом в сторону козы. Та вожделенно тянулась на запах кренделя, суча ножками и взбрыкивая башкой.
– Государыне?
Немой закивал, вытирая пуком сена чурбачок по соседству.
– Благодарствую, – солидно ответствовала малявка и присела: – А то тетка Простя вздуть грозилась, коли снова выгваздаюсь.
Немой укоризненно покачал башкой.
– И не говори, – вздохнула девчонка. – Строгая, просто ужасти. Подымает меня до свету. И гоняет цельный день. И присесть-то некогда.
Она впилась в крендель, а Ялька вытянула с карниза руку и сбросила серьгу. Однако собеседники не заметили, как та тихонько звякнула о вытоптанную землю, почитай, перед самым носом девчонки. Эту дурищу целиком поглотило ее лакомство. А Немой, вновь занявшийся ножом, был глухим. Ялька, потянула, было, бечевку на мешочке – доставать вторую серьгу – но тут коза зло подпрыгнула и заорала. Досадовала бедняжка, что до кренделя никак не дотянуться. Немой и этого не услыхал. А вот девчонка досадливо покосилась на козу, а потом… Заметила – облегченно выдохнула Ялька, ибо малявка воровато покосилась на Немого. И потянулась ножкой в ладном сапожке к валяющейся серьге. Острым носком потихоньку подгребла находку ближе. Чуток поразмыслила, оторвала от кренделя кусок и обронила. А после нагнулась и подобрала – серьга с земли исчезла. Ялька довольно хмыкнула. Чего бы там не грозило этой задрыге за долгую отлучку, но теперь она отсюда не скоро уберется. Куда там! Станет искать вторую серьгу – ишь, как закрутила головенкой, зыркая по сторонам. Подскочила с чурбачка. Уткнувшись носом в землю, просеменила к козе да скормила той оброненный мякиш. Немой лыбился, пялясь на любимицу – чему иному и быть?
– И чего расселся?! – выскочив из поварни, заблажила рыхлая тетка поперек себя шире. – Мне до ночи ждать, покуда ты разродисся?!
Ее Немой заметил сразу. Но суетиться и не думал. Неспешно опробовал пальцем наточенное лезвие. Так же неторопко поднялся и направился к безмятежно жующей козе. Девчонка чуть не пополам сложилась, изучая землю. Немой осторожно сдвинул ее в сторонку, отвязал козу, и поволок обед государыни куда-то за поленницу. Девчонка же, скоренько окинув взглядом двор, юркнула в дверь и прикрыла ее за собой. Нынче она твердо вознамерилась обрести пару дорогих серег. Приданое – дело нешуточное, им не разбрасываются. Особо этаким драгоценным.
Ялька прошарила весь двор и глазами, и внутренним чутьем: покуда никого. Еще бы. Вечереет, жара, на которой кусок в горло не лезет, спала, и все усаживаются обедать. Гул из бабьих мастерских переместился вниз в поварню. Туда ж все последнее время стягивалась дворня с конюхами. И дружинники, небось, давным-давно расселись в своей трапезной, что в этом же доме, но подале отсюда. Словом, коли долго не рассусоливать, можно скоренько спуститься и заняться девчонкой. А то, не ровен час, сбежит, наплевав на вторую серьгу. Ялька решилась, поднялась во весь рост и обернулась вороном, какому позавидовал бы любой толстомясый глухарь. Она спорхнула с карниза, перекинулась обратно и сиганула в оставленную дверную щель. При этом сшибла затаившуюся за ней девчонку. Та, видать, ждала, обуянная жадностью, покуда Немой не утопает на поварню. Тогда уж без помех можно облазить здесь каждую пядь земли.
