Заговор маски (СИ) - Костылева Ляля (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
— Что это? — ахнула Яролика.
— Моя дипломная работа, — ответил некромант. — Подойди, не бойся.
Травница послушно подошла. Некромант между тем коснулся неподвижно стоявшего существа и кивнул. Существо внезапно повернуло голову в сторону некроманта, и Яролике показалось, что оно сейчас начнет ластиться к сильной руке Ингимара, как котенок.
— Все в порядке. Я его создал, — пояснил Ингимар, — в качестве дипломного проекта. На основе тех разработок, какими некроманты вызывали подземных псов и поднимали зомби. Такие лошади не устают и могут унести какой угодно груз. Так что нам хватит одной.
Он примерился и запрыгнул на спину существа, подав затем руку Яролике.
— А теперь, — он подхватил невидимые раньше поводья. — Во весь дух, сперва в Мунхейм, а потом в Люнденвик.
Когда Яролика и Ингимар ушли, Аурвандил полез во внутренний карман пальто, достал пузырек и сильно потряс его. Он начал светиться бледным голубым сиянием. Стали различимы склизкие каменные стены, разгрызенные поломанные кости и черепа несчастных жертв, ставших заложниками коварства острожского мага.
— Совсем забыл про это зелье. Давно ношу в кармане на такой момент, а когда он пришел, вылетело из головы, — произнес алхимик, — светить будет несколько часов. А там, глядишь, и светать начнет.
Он снова устало опустил голову на колени сидевшей рядом с ним Гориславы и та опять принялась гладить его темные волосы. Шнурок, перехватывавший их, потерялся, и она перебирала пальцами спутавшиеся пряди.
— Тебе очень больно, — спросила она дрожащим извиняющимся голосом.
— Нет, — он слабо улыбнулся. — Ты касаешься меня, и ты зовешь меня на ты. Это лучше любого обезболивающего.
— Надо осмотреть тебя, — Горислава усилием воли подавила готовые политься слезы, — вот, выпей пока обезболивающее.
Аурвандил взял из ее рук пузырек из сумки Яролики и пока он пил, Горислава стянула с плеча алхимика пальто и пиджак. Тот не смог сдержать стон боли и поморщился. Ворот и плечо рубашки были в крови.
Горислава порывисто выдохнула:
— Ничего, — сказала она тихо, но твердо, — сейчас мы остановим кровь. И ты поправишься.
— Конечно поправлюсь, — простонал он, — я же почти не… Ай!
— Лучше молчи, герой! — приказала с улыбкой Горислава, прижимая к ране повязку, смоченную в кровоостанавливающем зелье. Алхимик отвернул голову и подчинился. Она отогнула полу пиджака и из кармана выпал тот самый портрет красивой черноволосой женщины. Горислава еще раз всмотрелась в ее лицо, потом вложила портрет в здоровую руку алхимика. Тот посмотрел на девушку, благодарно кивнул и прижал картину к груди, затем прикрыл глаза. С полчаса он лежал тихо, тяжело дыша. Девушка перестала шевелиться, пытаясь не нарушить его покой. Наконец он открыл глаза и посмотрел на Гориславу. Она слабо и печально улыбнулась ему.
— Зелья подействовали. Мне намного лучше. Боль почти ушла, — сообщил он и провел пальцами по ее щеке.
— Я очень рада это слышать, — кивнула она. — Скоро придет помощь. Потерпи.
— Потерпи? — он удивленно усмехнулся, — если бы не эти царапины, я пребывал бы наверху блаженства. Ты со мной. Ты осталась, хотя могла уйти. Значит, я тебе небезразличен.
— Ты прекрасно знаешь, что небезразличен мне! — воскликнула Горислава, позабыв обо всяком смущении.
— Знаю, — улыбнулся он, — а ты знаешь, что я люблю тебя.
Горислава прикусила губу, поколебалась, но спросила:
— А эта женщина на портрете… Кем она была для тебя.
Аурвандил нахмурился. Девушка испуганно набрала в рот воздух, чтобы извиниться за свой вопрос, но он ответил, глядя на портрет.
— Это моя мать. Отец заказал этот портрет за год до ее смерти.
— О… — только и могла выдохнуть Горислава.
Алхимик явно боролся с собой, но потом решился:
— Я… Давно хотел рассказать тебе. Но не знал как. Я никогда не говорил об этом ни с кем, кроме Ингимара. Да и с ним я не обсуждал… — он отложил портрет и взял Гориславу за руку, словно бы искал у сирены поддержки и заговорил сбивчиво, — я говорил уже, что по-настоящему близки мы были только с мамой. Отец женился на ней после смерти первой жены, я был их единственным ребенком. Мои единокровные братья никогда не обижали меня, но всегда немного сторонились. Я был другим. Мама научила меня читать и писать и вместе со мной открывала удивительные миры, созданные фантазией писателей. Она брала меня с собой на прогулки по полям и лесам и рассказывала о силе трав и камней. Она казалась мне дочерью природы, частью самой праматери, дающей жизнь. Не знаю теперь, кем она была, травницей ли или кем еще. Но целительницей она была несомненно — все мои ссадины и царапины, полученные в играх мгновенно затягивались. Я помню ее ласковые теплые руки, ее добрые глаза и запах ее волос — от них всегда пахло лавандой, и именно этот запах навсегда стал ассоциироваться у меня с Галлией. Она учила меня, как почитать Юпитера и Юнону. Она пела мне древние песни, много говорила со мной на галльском, что, я помню, не нравилось отцу — он плохо его понимал. Но они почти никогда не ссорились. И очень любили друг друга. И меня.
Аурвандил замолчал, погруженный в воспоминания, и Горислава не сразу решилась нарушить то блаженное видение, в которое он погрузился.
— Но потом… Все изменилось?
Алхимик тяжело вздохнул.
— Когда мне было шесть, выдалась мягкая ранняя весна, а за ним последовало благодатное, полное дождей и солнца лето. Отец собрал двойной урожай. Я так отчетливо помню, как они поехали на ярмарку, продавать его. Когда все погрузили на телегу и укрыли рогожей, мама склонилась и поцеловала меня в лоб. И, как всегда, когда она это делала, меня окутала волна аромата лаванды. Она сказала, что привезет мне медовый расписной пряник и солдатиков, а я попросил о книгах. Отец закатил глаза и сказал, что я слишком много читаю, но ласково потрепал по волосам и пообещал что-либо присмотреть. Они уехали, а мы с братьями остались дома. Я весь день играл на дороге, поглядывая в сторону уехавшей повозки. Городок находился в дне пути от нашей фермы, и они должны были вернуться к следующему вечеру. После полудня с востока пришли тучи. Они заволокли все небо и вскоре полил дождь. Он застал их в пути, размыл все дороги, и вернулись родители измотанными, продрогшими и промокшими до нитки. А на следующее утро мама проснулась в жару. Мы послали в деревню за травницей, но ее отвары не помогли. Начался кашель, через два дня утром она не узнала меня, когда я зашел к ней в комнату. Отец положил мне руку на плечо и велел быть сильным. А ночью он вошел к мне в комнату весь в слезах и сказал, чтобы я пошел проститься с мамой. — Аурвандил смотрел куда-то в пространство, его голос стал бесцветным, — она лежала совсем не похожая на себя. Бледная, измученная, исхудавшая. И я вдруг с чего-то решил, что это отец убил ее. Не спрашивай почему, я не знаю. Я не мог смириться с тем, что это произошло само собой, что некого обвинять в ее смерти. Я что-то стал кричать, в чем-то его обвинять, меня долго успокаивали. Похороны я помню очень смутно — меня чем-то опоили, чтобы я не прыгнул в могилу. И с той поры я проводил день за днем на ее могиле. Я там открыл, что чувствую камни, там стал читать книги по алхимии. Отец вскоре понял, что фермером я не стану, подкопил денег и отправил меня в академию. Он так и не отошел от ее смерти, замкнулся в себе.
— И ты тоже? — сочувственно спросила Горислава.
— Нет, — покачал головой Аурвандил, — я не мог простить отцу, что он ее не спас. Наверное не простил до сих пор, хоть и понимаю, что ничего тот поделать не мог. Но когда я сменил обстановку и уехал учиться, все изменилось. У меня появились друзья, я узнавал много нового, я впитывал все, как губка, и меня очаровал Люнденвик, его шумная оживленность, его возможности. И я стал обычным подростком, потом юношей. А потом я подружился с Ингимаром. Мы были знакомы с первого дня, но не сразу сошлись. И когда он стал рассказывать мне подробнее о своем даре, у меня вдруг что-то щелкнуло внутри. Я не был дома с тех пор, как уехал. Не приезжал ни на каникулы, ни на праздники — я не мог.
