Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
– Уезжаю рано утром, ваше императорское величество, как только рассветет. Вы не согласны с этим решением?
– Согласен, – короткий ответ и сердце упало.
– Вы вынуждены отослать меня?
Зачем я пыталась вложить в его уста мной же придуманные оправдания? Чтобы его ответ не звучал столь безжалостно?
– Вынужден, Миланта, – он словно смягчился, вероятно, ощутив мою боль. Хотя я изо всех сил сдерживалась, она все же исказила мой голос при последнем вопросе. Кериас подступил ближе, хотя меня тихонько потрясывало, и ужасно не хотелось, чтобы он увидел. – Ты снова перешла на вы, Миланта?
Император хотел коснуться моего плеча, а я отшатнулась. Слетела со стула и обогнула его, поставив между нами преградой. Вцепилась в спинку и попросила:
– Не трогай, пожалуйста.
– Только не начинай эту игру снова, Миланта.
Он злился? Был недоволен? Думал, я пытаюсь разыграть оскорбленную невинность? Что он испытывал сейчас? Его душе было хоть чуточку больно?
– Нет, я не начинаю, но не вижу смысла продолжать. Ты вынужден, я верю, и завтра утром уеду. Расстанемся по-хорошему, Кериас.
Склонив голову, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы, совершила ошибку. Выпустила его из виду, а Кериас мягко скользнул мне за спину и вдруг обхватил за плечи. Прижал крепко к своей груди, хотя я пыталась вырваться, и заговорил яростно, торопливо:
– Вынужден, потому что получил послание. Враги не справились со мной и решили сделать ставку на тебя. Они еще уповают на мое безумие и надеются вызвать приступ, убив любимую фаворитку императора. Пока шло становление, я слишком сильно нуждался в тебе и порой просто физически не выходило скрыть эту потребность. Говорят, если устранить тебя, владыка снова лишится разума.
Ох! Они решили, император безумно влюблен? Разве могли посторонние понять истинную суть этих отношений? Я бы и сама не смогла, окажись на их месте. Захотелось горько рассмеяться.
– Я укрою тебя в безопасном месте.
Да, пока будешь подыскивать жену, а потом, возможно, даже вернешь в свою постель, если тяга к шаане не ослабнет с течением времени и на большом расстоянии.
– Мы пустили слух, будто магия чудесным образом исцелила прежнюю болезнь, но не все верят.
Его шепот, дыхание на коже, почти объятия – это все сводило с ума, пробуждало бессильные отчаяние и ярость, а еще тоску. Да, я тосковала по нему, словно уже уехала далеко-далеко, на край земли, в самое безопасное место, что подыскал для меня император.
Однако он превосходно умел планировать. А значит Кериасу ничего не стоило изобразить гнев, скомкать в руках некое письмо у меня на глазах во время разговора с советником, а теперь изображать бессилие. Какова цель? Если захочет вернуть, я не буду противиться, ведь его вынудили обстоятельства.
– И ты получил послание именно сегодня, сразу после слов советника? Как кстати они собрались покуситься, когда настала пора отправить меня подальше.
– Миланта, – тон его голоса вдруг показался холоднее льда, – не стоит.
Конечно, не стоит. Не нужно пререкаться с владыкой империи, ведь твоя жизнь в его руках. Я через это уже проходила, правда, тогда меня заставляли слушаться через боль и с помощью магии. А сейчас и без нее боль оказалась очень сильна, даже слишком для меня одной.
– Уйди! – я вырвалась из его рук, развернулась, оттолкнула и мимо него бросилась к двери.
Поймал, снова поймал на полдороге.
Я налетела на вытянутую руку и попала в западню. Кольцо сомкнулось за моей спиной, когда он крепко сцепил ладони, и сколько ни вырывалась, ни билась, не смогла выскользнуть.
Бурное дыхание распирало легкие, однако стоило лишь на миг замереть, как капкан вдруг сдавил сильнее. Кериас притянул к себе, склонился, целуя, а я увернулась. Его губы скользнули по щеке и шее, ниже, к ключице, и я всхлипнула. Как глупо уворачиваться, если любое его прикосновение действует одинаково: кружит голову, отнимает разум, ослабляет решимость. Вцепившись в черные волосы, попыталась оттолкнуть его голову и эти губы, но добилась иного.
Он отклонился и разжал руки так резко, что я пошатнулась, а Кериас снова поймал. Легко подхватил на руки и понес в спальню.
– Не смей, не смей меня трогать! Отпусти!
Он снова послушался – отпустил, но я упала спиной на кровать и даже не успела вскочить, как ладонь мужчины легла на мою грудь, придавив к постели. Ленты еще одного искушающего наряда мгновенно развязались под его пальцами, и скомканное платье отлетело на пол. Я вновь отталкивала вызывающие трепет ласковые руки, ускользала от требовательных губ, извивалась, сопротивлялась, царапалась, как дикий зверек, и проиграла перед сумасшедшим натиском. Сломалась под напором собственных чувств, разбуженных бесстыдно-откровенными поцелуями.
В какой-то момент поняла, что тело не отклоняется прочь, а гнется послушной лозой ему навстречу. И Кериас чутко уловил эту перемену и тогда резко вошел в меня, не услышав и слова протеста. Я оказалась совершенно беспомощной, даже не смогла закрыть глаза, чтобы не любоваться его лицом, красивым, с резкими чертами, искаженным требовательной жаждой и горькой нежностью. От резких движений становилось так тесно внутри, а темп нарастал. Кериас все яростнее вдавливал меня в кровать и словно не мог остановиться. Его сила, вырвавшаяся вместе со страстью, пугала. Она закручивала воздух в спирали, трепала полог кровати, пронзала мое тело, отчего сердце заходилось в бешеном стуке. Растрепавшиеся черные волосы щекотали лицо, собственный пот стекал по вискам, застилал глаза, а тяжелое прерывающееся дыхание мужчины заглушало звуки остального мира. В этот момент он казался мне не знающим жалости, сострадания, но я склонна была винить его во всем, даже в собственном безумном желании.
Вдавливая ногти в четко обозначившиеся мускулы, я хваталась за его плечи, выгибалась от каждого толчка. Тело вбирало в себя императора и двигалось вместе с ним, отвечая владыке, подчиняясь.
Разум понимал одно – от поймавшего добычу зверя не убежать. Даже если кусать губы, заглушая крики удовольствия от обжигающих, совращающих ласк, и убеждать себя, будто ненавижу за то, что слишком сильно полюбила. Самообман тут же развеялся, как только поймала его взгляд, полный страсти, огня, нетерпения. Он говорил без слов, что я единственная, объяснял, как остро нуждается во мне, вводил в заблуждение, будто весь мир сейчас лежит у моих ног.
Обольстил, солгал, убедил.
Я слышала звук осыпающихся радужных граней, хрустальный мелодичный звон расколовшейся на части вселенной.
Задыхаясь на его плече и медленно приходя в себя, вспоминала этот распаляющий, сжигающий дотла взор. И забывшись на секунду, вдруг произнесла его имя, снова выдав свои чувства и разрушив стену притворства. А он собрал в горсть мои волосы, сжал в кулаке, жадно втянув их аромат. И когда я закрыла глаза, слушая его сбившееся дыхание, прошептал: «Миланта». По-особому, горько и сладко, так что звучание каждой буквы ударяло с оттяжкой в самое сердце.
Еще только раннее утро, но карету уже подали к ступеням дворца и раскрыли ворота. Впереди и позади гарцевали на лошадях вышколенные атрионы, а лица их были скрыты защитными масками. В кармане моего дорожного плаща лежало разрешение на проезд через все заставы страны, подписанное самим императором. Он передал его в минуту прощания, когда взял мою руку, поднес к губам, а потом вдруг провел большим пальцем по запястью, оставляя на нем странную метку. Она вспыхнула, серебрясь вязью необычного символа, отдаленно напомнившего своими очертания цветок вереска, и исчезла. «Пришло время ее проявить, – сказал тогда Кериас, – для твоей защиты».
Владыка стоял сейчас наверху, на мраморном крыльце, позади толпились немногочисленные придворные, одними из первых узнавшие ошеломительную новость – фаворитку отсылают прочь. Император вышел проводить сам – неслыханная честь, если судить с точки зрения замерших в любопытстве людей. Несмотря на сумрачный час рассвета эти изнеженные, кутавшиеся в плащи фигуры, выбрались из теплых постелей и жадно следили за каждым моим движением, а я держалась из последних сил. Склонившись в последнем поклоне, попятилась к карете и уперлась спиной в раскрытую дверцу.
