Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
Я поднялась, чтобы окликнуть Сай и дать ей необходимые распоряжения насчет Аро, но тут раздался торопливый стук в дверь, и моя запыхавшаяся служанка сама возникла на пороге.
— Приехали, госпожа! — поспешно выпалила она, метнула быстрый взгляд на паренька и тут же отвела глаза.
— Приехали? Он жив? С ним доктор Зальяно?
Сай кивнула дважды, и я судорожно выдохнула, мысленно вознося молитву Творцу.
— Ну что же ты стоишь тогда? Проводи их сюда.
Джая внесли на носилках, и внутри меня все оборвалось: он по-прежнему был без сознания и совершенно не походил на себя. Повинуясь торопливому жесту доктора Гидо, я отошла в сторону и напряженно вгляделась в безвольное тело, которое рабы-носильщики осторожно перекладывали на кровать. Правая рука Джая была согнута под прямым углом, охвачена лубками и примотана к туловищу, от подмышек до нижнего края ребер туго стянутому широкой плотной тканью. На лицо моего героя больно было смотреть: распухшее, разбитое, иссеченное порезами и швами, перехваченное бинтами вокруг лба и под челюстью, оно казалось совершенно безжизненным.
— Он будет жить? — помертвевшими губами спросила я.
Доктор велел рабам выйти, внутри остались лишь мы с ним, взволнованный Аро и любопытная Сай.
— Вероятно, — не глядя на меня, Гидо с отеческой заботой поправил свесившуюся с постели левую руку Джая, забинтованную вокруг кисти. — Правое предплечье сломано, но это ерунда: сустав не поврежден. Несколько недель побудет в лубках — ему не привыкать. Два ребра тоже сломаны, но значительного внутреннего кровоизлияния нет, значит, ничего серьезного. Через месяц-другой срастутся. Вывих челюсти я вправил, некоторое время ему будет больно говорить и жевать, но это не страшно. Один зуб пришлось удалить, но при его образе жизни… удивительно, что он вообще умудрился к своим годам сохранить зубы. В нескольких местах его зацепило мечом, но жизненно важные сосуды не задеты, он не потерял слишком много крови.
Я внимала скупым словам, затаив дыхание. В докторе Гидо, этом невысоком сухоньком человеке, чувствовалась внутренняя сила и уверенность мастера, знающего свое дело. С каждым новым словом эта уверенность невольно передавалась и мне.
— А вот что меня беспокоит, так это его голова, — нахмурился дон Зальяно. — Перелома черепа нет, но на затылке сильный ушиб с рассечением. Видимо, из-за него он до сих пор не приходит в себя.
— Но он очнется?!
— Надеюсь, — сухо ответил доктор. — Однако вы должны быть готовы ко всему.
— К чему? — ушедшая было тревога вспыхнула внутри с новой силой.
— К тому, что он может ослепнуть. Оглохнуть. Онеметь. Может забыть, кто он такой и что с ним произошло. Может очнуться с разумом младенца.
— Что вы такое говорите?! — ужаснулась я, невольно отпрянув.
— Не хочу вас пугать, но удар по голове может привести к тяжким последствиям. Ему повезет, если он отделается лишь головными болями. Но если он придет в себя, то уж наверняка будет жить. Ему потребуется полный покой. Первое время — только жидкая пища. Никаких волнений. Никаких движений. Заботливый уход. У вас есть рабы, способные обеспечить ему этот уход?
Я растерянно оглянулась на Сай. Было бы лучше, чтобы Лей была рядом, но…
— Я могу, господин, — послышался за моей спиной тихий голос.
Доктор Гидо оглянулся, и я заметила, как смягчился его жесткий взгляд.
— Аро, дружище, — он шагнул ближе и сжал ладонью худое плечо мальчика. — Как я рад, что ты здесь. Джай… очень хотел этого. Надеюсь, госпожа будет хорошо обходиться с тобой.
Гидо произнес эти слова со значением и выразительно посмотрел на меня. Признаться, меня задел этот взгляд, в котором чувствовалась укоризна. Ее-то я уж точно не заслужила.
— Аро теперь свободный человек, — отчетливо и прохладно произнесла я.
Дон Зальяно замер, удивленно вскинув седоватые брови. Воспользовавшись заминкой, я велела Сай сбегать за Лей и, когда за ней закрылась дверь, обратилась к лекарю снова:
— Вы напрасно считаете меня чудовищем. Будь моя воля, Джай давно был бы на свободе и вернулся бы в Аверленд, если бы захотел. Но он решил по-другому.
— Прошу меня простить за дерзость, госпожа, — доктор Гидо словно вспомнил о том, что говорит с супругой сенатора, и низко поклонился. — Я вовсе не имел в виду ничего дурного. Вы и в самом деле отличаетесь милосердием.
— Как и вы, — примирительно ответила я. — Благодарю вас за то, что помогли Джаю, дон Зальяно.
Спохватившись, я порылась в поясном кошеле и протянула лекарю несколько золотых монет для оплаты, но он отмахнулся:
— Не стоит, донна Адальяро. Мне известно, что вы изрядно поиздержались сегодня. А я всего лишь выполнял работу, за которую мне платит дон Вильхельмо. Но теперь я должен идти, иначе меня хватятся.
— Да, конечно, — не без сожаления я шагнула в сторону, освобождая ему путь к двери.
— Если Джай очнется… не сочтите за труд, пришлите мне посыльного с известием. Надеюсь, вы позволите мне навещать его по вечерам после службы?
— Я была бы вам очень за это признательна.
Когда доктор Гидо ушел, я посмотрела на Аро, который теперь не сводил тревожных глаз с Джая.
— Ты правда хочешь ухаживать за ним?
Аро повернул ко мне удивленное лицо. Я видела, как из него рвались чувства, которые он не мог или боялся высказать, будучи в сознании своем все еще рабом, опасающимся властного господина.
— Да, госпожа, — наконец произнес он. — Если позволите.
Вскоре вернулись обе мои служанки, и все вместе мы обсудили, как будем делить заботы о раненом. После этого я велела Сай показать Аро приготовленную для него комнату, накормить его и принести воды для мытья. Лей ушла на тренировочную площадку рассказать новости Хаб-Арифу, а я заняла место сиделки у постели Джая.
Лишь оставшись наедине с ним и глядя на то, как едва заметно поднимается и опускается его забинтованная грудь, я в полной мере осознала, что сегодня на моих глазах свершилось чудо.
Джай не умер. Он победил саму Смерть.
Каждый день я просто пытаюсь выжить,
Продолжая подниматься в гору.
Даже когда мне кажется, что я умер, —
Продолжаю подниматься в гору.
The Mountain (Three Days Grace)
Боль врывается в мозг так стремительно, что не успеваю сдержать рвущийся из груди стон. Несколько мгновений стараюсь справиться с нею: мысленным взором отыскиваю места, где боль сильнее всего, стараюсь охватить их разумом и взять под контроль. Но получается плохо: боли слишком много, и невыносимо раскалывается голова.
Следом появляется первая мысль.
Я жив.
Но где я? По-прежнему на Арене? А может быть, меня бросили в гору трупов, сочтя мертвым после поединка?
Нет, нет. Слишком спокойно. Слишком ровно. Слишком тихо и не воняет кровью и смертью.
Пытаюсь пошевелить руками и ногами — цел ли я? Вспышка резкой боли в правой руке заставляет открыть глаза. Веки тяжелые, будто сверху на них сидит сам дьявол.
— Джай, — пробивается в сознание тихий обеспокоенный голос.
Вель.
Со второй попытки открыть глаза получается, но перед ними мелькают и расползаются красные круги.
— Ты меня видишь?
Чувствую легкое прикосновение пальцев к скуле.
Из океана сжигающей меня заживо боли выныривает воспоминание — легкое, светлое, как чайка над волнами. Тревожное лицо Вель, порывистое объятие и чуть слышный шепот: «Я люблю тебя».
Это был не сон. Хочется улыбнуться, но губы чужие, непослушные, словно их сшили нитью между собой. И болят так, будто в них впивается разом целый рой диких пчел.
С трудом моргаю, чтобы разогнать красный туман и сфокусировать зрение, и наконец вижу склонившееся надо мной взволнованное лицо.
— Вель, — силюсь сказать я, но вместо имени с губ срывается невнятное мычание.
В прозрачных серых глазах появляется облегчение: она понимает. Склоняется чуть ниже, пытается ободряюще улыбнуться. Я нахожу единственную часть своего тела, которой не завладела въедливая боль — левую руку, — и дотрагиваюсь трясущимися пальцами до бледной щеки. Хочу сказать Вель, как рад ее видеть, но проклятые челюсти словно залиты густым воском и не желают повиноваться.
