Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
— Я знаю, тебе больно, — шепчет она, накрывает мою руку своей, прижимает теснее, трется щекой о мою забинтованную ладонь, легонько целует запястье. — Но все будет хорошо. Доктор Гидо лечил тебя. Лучше пока не двигаться и не говорить. Тебе крепко досталось: сломаны ребра и правая рука, на бедре порезы от меча. А говорить больно, потому что была вывихнута челюсть и на губах несколько швов.
О. Да я гребаный счастливчик.
Хочется вздохнуть глубже, но острая боль в ребрах не дает грудной клетке подняться как следует. Чувствую себя так, будто сверху на меня навалилась гора. И очень, очень болит голова.
— Хочешь пить? — спрашивает она.
Болезненно сглатываю: во рту раскаленная пустыня, но как пить, если не можешь раскрыть рта?
Вель ловит мой растерянный взгляд, осторожно перекладывает потяжелевшую руку себе на колени и подносит к моим губам чашку с соломинкой. Делаю несколько жадных глотков и неожиданно закашливаюсь, поперхнувшись.
О боги! Боль мгновенно разрывает тело в клочья. Судорожно пытаюсь восстановить дыхание, дожидаясь, пока перед глазами перестанут мелькать кровавые звезды, и лишь потом до ушей доносится виноватый шепот:
— Прости, прости! Это я глупая. Давай-ка вот так.
Медленно, очень медленно и осторожно она приподнимает мою голову вместе с подушкой — как будто опасаясь, что я рассыплюсь от этого движения. В затылок с каждым ударом сердца вбивается тяжелый молот: ах да, ведь мне крепко досталось от горца щитом.
И все же я победил. Победил и выжил. Это хорошо, это очень важно, это что-то должно означать… Пока пью — на этот раз неторопливо, размеренно, контролируя каждый глоток, — ответ внезапно находится: Аро!
Соломинка выпадает из губ, глаза едва не вылезают из-под распухших век, когда я натужно силюсь произнести имя мальчишки.
И Вель, как ни странно, снова понимает, отставляет чашку и успокаивающе гладит меня по щеке.
— Успокойся. Аро здесь. Жив и здоров, дожидается встречи с тобой. Подожди немного, я его позову.
Она исчезает, оставляя меня одного, и я устало закрываю глаза. Когда не без усилия открываю их снова, на стуле возле кровати сидит Аро — Аро! живой! здесь, со мной! — и смотрит на меня огромными темными глазищами, перепуганными, словно у загнанного зайца. Торопливо и придирчиво ощупываю взглядом тщедушную фигурку: от Вильхельмо можно было ожидать напоследок чего угодно, но… помимо синяков на лице и напряженного взгляда не вижу ничего, что могло бы вызывать беспокойство.
Я готов возносить молитвы всем богам, какие только есть на этом свете: что бы там ни было прежде, сейчас мальчишка жив и находится в безопасности. Значит, отныне все будет хорошо…
Долго и радостно мычу, жестикулируя левой рукой — правая затянута в лубки и надежно привязана к туловищу, — но Аро, в отличие от понятливой Вель, лишь растерянно моргает длинными черными ресницами. В конце концов выдавливаю из себя подобие улыбки — швы на губах при этом нещадно болят — и ободряюще сжимаю пальцы на костлявом плече.
И тогда впервые за долгое время слышу тихий голос Аро:
— Госпожа рассказала мне. Ты пошел на смерть, чтобы спасти меня. Спасибо.
Я бы свернул самому себе челюсть еще раз, лишь бы иметь возможность сказать парнишке хоть слово. Мне не нужны его благодарности, мне нужно, чтобы он жил, чтобы дышал, чтобы не дрожал по ночам, забившись в угол от ужаса, чтобы не испытывал больше боли и унижений, чтобы чувствовал себя…
— Госпожа подарила мне свободу, — вновь произносит Аро, перебивая поток моих мыслей и беспомощное мычание. От этих слов перехватывает дух. — Теперь моя жизнь принадлежит тебе.
День за днём всё искренней притворство,
День за днём мы привыкаем просто.
День за днём обманом жить, храня покой.
Жанна Агузарова
Покинув комнату Джая, первым делом я зашла к себе и выписала вольную для Аро, на всякий случай заверив ее дважды: фамильным гербом отца и новой печатью — вензелем семьи Адальяро. Подумав, сделала копию: пусть одна бумага хранится у Аро, а вторая у меня — так надежнее. Несколько раз перечитала оба документа — не упустила ли я чего? И лишь после этого поняла, что не позволяет моей совести успокоиться: Хорхе. Нельзя повторить ошибку, которую я совершила с Лей: если я сразу не объявлю, что Аро больше не раб, излишне рьяный управляющий, чего доброго, заклеймит парня при первой же возможности.
Спрятав бумаги в ларец, я вышла из покоев и решительно направилась на поиски Хорхе.
В подземельях его не было — если мне не солгали рабы-стражники, караулившие у входа. У конюшен на заднем дворе я не нашла его тоже. Уехать на плантации или на лесопилку он не мог: двуколка стояла на месте, а любимая верховая лошадь управляющего была расседлана и спокойно лакомилась овсом. Не нашелся Хорхе и у пустующих бараков. Сквозь землю он провалился, что ли?
Осталось последнее: наведаться на кухню, где вовсю шла подготовка к ужину. Завидев меня, кухонные рабыни, как по команде, опустили глаза и присели в книксенах, а немолодая пышнотелая кухарка — кажется, ее звали Нейлин, из вольнонаемной прислуги — приветливо улыбнулась.
— Вам что-то угодно, госпожа?
— Я ищу дона Хорхе. Вы, случайно, не знаете, где он?
— Отчего же не знать. Хозяйка позвала его к себе, и еще закусок к вину велела подать.
Я на мгновение опешила: вино? закуски? почти перед самым ужином? Да еще в покоях Изабель, которая обычно духоте комнат предпочитает свежесть тенистого сада?
Что ж, так даже лучше. Раз они обсуждают дела, я смогу ненадолго отвлечь их и предупредить сразу обоих.
— Может, и вам закусок подать в комнату, госпожа? — предложила хлебосольная Нейлин.
— Благодарю, я не голодна, — вежливо улыбнулась я и отправилась прямиком к покоям Изабель.
У двери свекрови я заколебалась. Время не раннее и не позднее, да и час послеобеденного сна давно миновал, но все же будет ли вежливо отвлекать ее от беседы с управляющим?
Разумеется, я увижу ее за ужином, но вот Хорхе… как служащий поместья, он не имел права делить трапезу с хозяевами. А значит, пока я буду в столовой, Аро может грозить опасность… нет, этого нельзя допустить.
Но не караулить же Хорхе у порога Изабель подобно собачонке!
Решившись, я постучала в дверь.
Никто не ответил, только мне показалось, что изнутри раздался сдавленный стон.
Выждав еще немного, я постучала громче. Стон теперь раздался раздраженный, и через некоторое время на пороге показалась раздосадованная Изабель… в небрежно запахнутом халате! И я готова была поклясться, что никакой нижней рубашки под халатом не было!
— Чего тебе? — неприязненно осведомилась свекровь, даже не потрудившись изобразить привычную льстивую улыбку.
Ошеломленная, я ответила не сразу.
— Я ищу Хорхе…
— Хорхе? — Изабель нехорошо сощурила глаза. — Зачем он тебе? Что у тебя за дела с Хорхе?
— Никаких дел, — с трудом произнесла я, чувствуя, что выгляжу жалко. — Просто хотела предупредить его, чтобы не трогал моего раба, потому что я…
— Раба? Ты решила ворваться ко мне в покои, чтобы опять досаждать мне своими рабами?
Я осеклась. Ничего такого я не имела в виду, но… видимо, я действительно пришла крайне не вовремя. Ведь из покоев Изабель донесся явственный шорох, значит, она не одна. И стоит передо мной почти раздетой!
— Хорхе занят, — словно решив добить меня окончательно, сухо бросила Изабель. — Я передам, что ты его искала.
Вспыхнув, я отвела взгляд. Картинка складывалась вполне отчетливая: вот почему Хорхе, будучи всего лишь наемным работником, ведет себя в этом поместье с безнаказанностью хозяина. Как выгодно, видимо, ублажать в постели немолодую вдовушку!
— Простите, что помешала, — столь же сухо ответила я и поспешила убраться восвояси.
Вернувшись к себе, я еще долго ходила по комнате, нервно заламывая пальцы сцепленных рук и горько усмехаясь собственным мыслям. Хорошенькая же у нас получается семейка! На виду все праведные и благочестивые, а копни поглубже — порок на пороке. Изабель делает вид, что скорбит по мужу, не принимая сватовства, а сама утешается в объятиях управляющего. Диего, которого горожане считают образцом добродетели, нисколько не стесняясь, оказывает порочную благосклонность постельному рабу. А я — всем им под стать — будучи замужем, делю ложе с непокорным бунтарем, которого, на свою беду, успела полюбить всей душой.
